Понятие субкультура
В словаре «Культурология. ХХ век» С. определяется как «целостное образование внутри господствующей культуры, отличающееся собственным ценностным строем, обычаями, нормами». Автор статьи (П.С. Гуревич) противопоставляет С. контркультуре, которой присуще стремление вытеснить доминирующую культуру.
С. «в известной мере автономны, закрыты и не претендуют на то, чтобы заместить собой господствующую культуру, вытеснить ее как данность». Это противопоставление предусматривает различные (для С. и контркультуры) механизмы социокультурной динамики.
С С. связывается характеристика «ментальности как специфической настроенности определенных групп». Термин «С.» обозначает известную степень замкнутости группы, обособленность ее норм и обычаев от доминирующей культуры.
По мнению автора, это культурное обособление является реакцией на чрезмерную унифицирующую активность господствующей культуры в отношении жизненных ценностей и норм разных слоев и групп общества.
Эта краткая справка показывает, что отношение С. к доминирующей культуре действительно можно соотнести с отношением подуровня к уровню или подвида к виду. С. также позволяет характеризовать многообразие и неоднородность имеющегося целого и возможную динамику внутри него.
Однако подуровни показывают реальное строение уровня более общей системы, подвиды географическую или экологическую соотнесенность конкретных популяций вида; между ними нет противопоставления по понятию.
С. вычленена из культуры как нечто заметное, различимое в ней. Примером тому может служить С. инвалидов, представители которой имеют ряд признаков, по которым объективно выделяются из культуры (слепота, глухота и т. д.).
При этом для представителей С. характерны иные ощущения природы, времени, пространства, способы взаимодействия друг с другом, некоторым из них присущ иной тип осознания (вплоть до его отсутствия) причинно-следственных связей. На основании этих особенностей в С. могут складываться (возникать) институты собственной рефлексии: язык, театр и т. д.
Нам (представителям доминирующей культуры) становится очевидной уникальность С. неслышащих, невидящих. Осознав свою уникальность, члены данных С. сами настаивают на своей субкультурности. Мы уже понимаем, что неслышащие телесно одарены, что театр мимики и жеста это форма их выражения.
Действительно, жестовый язык выделил и развил у них уникальные особенности, позволяющие говорить об их С. У невидящих есть особая чувствительность кончиков пальцев (не случайно у них возникла азбука Брайля).
В Польше только невидящие бесплатно обучаются массажу, а другие категории людей, как профессионально менее пригодные, обучаются массажу платно. У слепых есть и другие удивительные особенности, например, слух и голос. В России музыкальное попрошайничество всегда было разрешено именно слепым.
В наше время слепые в метро это отчаянная попытка найти свое место в культуре, поиск выражения своих возможностей. Однако, говоря о С, в том числе об инвалидной С, важно не перегружать этот разговор претензиями к ней самой. Прежде всего деление на С. помогает видеть разнообразие и динамику в культуре. Сами С. и их культурный смысл открываются исследовательскому взору только тогда, когда он ориентирован на то, чтобы видеть в культуре подвижность и различия.
А он может заключаться в том, чтобы хранить многообразие культурных порядков, сохранять богатый спектр возможных путей интеграции в культурное единство. В этом случае появляется перспектива интеграции, а не прямолинейной ассимиляции, склонной оставлять за бортом «неспособных».
Хочется подчеркнуть, что интеграция это процесс, в котором стороны взаимодействуют как партнеры, за ними признается право на культурные особенности, и со стороны этих партнеров ищутся и находятся общие для всех сторон диалога основания.
А на практике это происходит иначе: более слабая культурная группа поглощается доминирующей культурой. Этот процесс корректнее называть ассимиляцией. Хорошо, когда он происходит при сознательном участии человека, то есть когда человек сам осознает особенности своей культуры, признает их непригодными в новой культурной ситуации и предпочитает формы другой культуры.
В нашем обществе далеко не все понимают, что такое интеграция, и по-настоящему к ней стремятся. Сегодня мы становимся свидетелями забавной ситуации: мы декларируем интеграцию, живем так, как будто этот процесс уже идет, а на самом деле даже не делаем первого шага в направлении к нему. Скорее всего, потому, что этот шаг требует от нас изменения наших представлений, образа жизни и т. д.
Для развития процесса интеграции необходимо как минимум признание ценности культурных особенностей, потенциальной субкультурности например, различных групп инвалидов. Понимание этой проблемы означает признание тайны другого человека, готовность к постоянному риску, открытость другому опыту.
Когда-то глухой и слепой ребенок не был принят обществом. Сейчас такая же ситуация дискриминации наблюдается по отношению к умственно отсталому ребенку. Очень часто даже со стороны специалистов, которые, казалось бы, должны знать не только недостатки, но и особенности таких детей (которые в определенных ситуациях могут быть также и преимуществами).
В работе с такими детьми возникает ситуация непосредственного проживания, опыта «здесь и теперь» ситуация, о которой мы любим говорить, но не жить в ней. Она сложна скорее для педагога, нежели для умственно отсталого ребенка.
Дело в том, что даже если педагог предполагает наличие более или менее сохранной эмоциональной жизни у ребенка, он пытается говорить об эмоции словами обычного современного человека. Но мы, к сожалению, потеряли особый язык выражения чувств.
Работать с аффектом современному человеку, как правило, очень сложно. Он избегает аффективных состояний как состояний пограничных. Мы не живем такими чувствами, которые могли бы увлечь ребенка, сделать ему что-то понятным. Это мы не можем найти тот язык, который этот ребенок услышит.
Часто С. хрупка и нестойка. Заключенной в ней «энергетики» достаточно лишь для того, чтобы как-то выделиться в составе господствующей культуры, приобрести в ней различимость. С. нельзя представить без доминирующей культуры, к которой она тяготеет.
Поэтому ей органически присуща и неустойчивость. Она не имеет полного спектра собственных культурных форм и пользуется для их восполнения формами большой культуры. В силу ее нестойкости в ней постоянно происходит расслоение: часть ее представителей ассимилируется «большой культурой», часть маргинализируется.
Например, дети из интернатов для умственно отсталых постоянно пополняют маргинальный пласт нашего общества. Формы жизни, которые предлагает им современное общество, связанные с ответственностью, с собственным выбором, с собственной позицией не для них.
Ведь им присущ другой тип социальности и отличные от наших формы поддержания целостности. Они теряются, попадают в преступные группы, где существует жесткая иерархия и где они находятся в более или менее понятном для них мире. Но для этих людей возможна альтернатива, если «большое» общество изменит к ним свое отношение.
В таком случае есть резон в расширительном толковании субкультурности не только как структурного образования, но и как воплощения особой культурной функции, как особого культурного механизма.
Упомянутое словарное определение С. имеет в виду главным образом первое значение, но, учитывая культурную функцию С, важно отметить и второе значение. С. это определенный культурный механизм, открывающий дорогу (посредством временной задержки и сегрегации ее членов) для возможной интеграции в большую культуру если не С. в целом, то ее носителей, с особенностями пути их развития и ценным для них и для других, культурным багажом.
В этом смысле, ведя речь о таких слабых С, как инвалидная, мы даем им шанс на признание, начинаем видеть в них партнеров для взаимодействия. В отношении таких категорий инвалидов, как невидящие или неслышащие люди или нуждающиеся для передвижения в колясках, сейчас можно говорить как о складывающихся С, находящих относительное признание в обществе.
Но даже по отношению к умственно несохранным инвалидам категория С. имеет смысл, если мы подчеркиваем второе значение этого феномена как механизма культурной защиты людей с определенными особенностями развития, помогающего им выжить в господствующей культуре.
Вопрос о том, почему определенная категория людей не может войти в современную культуру, это вопрос, который имеет существенно большее значение для нашего общества, чем может показаться на первый взгляд, и он выходит за пределы проблематики С. инвалидов.
Несмотря на проблему интеллектуального развития (а именно такому развитию придается важнейшее значение как критерию включенности в современное общество), для них возможен иной путь развития эмоциональной сферы, телесной жизни. Но именно в этом современная культура сама испытывает недостаток, который проявляется в ощущении скуки, серости будней, в стремлении к острым ощущениям и т. д.
Значительный процент «нормальных» людей, который не меняется на протяжении десятилетий, несмотря на увеличение доступности образования, не способны воспользоваться многими «интеллектуальными» благами современной цивилизации, оказываясь на обочине развития производства, экономики и в определенной мере жизни, которая строится, ориентируясь на эталон здорового, спортивного, сексуального интеллектуала, способного овладеть информационными технологиями.
Таким образом, отсутствие места для этой группы людей, а не только инвалидов, проявляет реальные, имеющие социальные и культурные последствия проблемы современного мира: гипертрофию интеллекта, дефицит чувств, пренебрежение полнотой телесного опыта.
Когда мы пытаемся, исходя из установки на выявление С. как культурного механизма со своей функцией, посмотреть на разные культурные явления, то у нас встает проблема определения своей позиции, поскольку мы оказываемся в положении дешифровщика, который пробует понять явно не заявленный культурный смысл тех или иных феноменов.
Возникает проблема критерия.
Можно указать на некоторые из его составляющих. Значимость феномена часто подсказывается самой его явленностью (например, массовостью), или характерностью, или выделенностью, способностью обращать на себя внимание.
В результате осознанной дифференциации культурного дефицита появляется возможность ощущения самого себя, культурного опыта внимания к себе, к нюансам своей жизни. Именно на таком пути самоосознания возможно расширение культурного опыта, включение в него разных эталонов.
С. оказывается способом описания культуры в логике процесса, если мы соглашаемся расширить само это явление до механизма культурной динамики, выполняющего в нашей культуре важные сберегающие и защитные функции, что, вообще говоря, является собственной функцией культуры как таковой: сохранять культурный опыт в достаточном многообразии, достаточном для ее жизни как некоторой жизнеспособной целостности.
