Особенности дворцовых переворотов в России XVIII

К концу XVII в. российская монархия столкнулась с династическим кризисом. Укрепившаяся было при первых царях династии Романовых самодержавная власть подверглась испытанию при малолетних или неспособных править монархах. Вокруг престола развернулась борьба придворных группировок.

Как отмечает И. В. Курукин, в конце XVII в. отрабатывался механизм переворотов. Придворные интриги переходили в заговор и сопровождались переходами из одного лагеря в другой. Смена власти происходила с помощью воинских частей (в лице стрелецких полков). Новые правители проводили «чистку» на ключевых постах в управлении. Наблюдается выдвижение фаворитов (А. С. Артамонов, В. В. Голицын). Обозначилась возможность женского правления (регентство Софьи).

Приход к власти Петра I на время стабилизировал ситуацию. Однако созданный Петром государственный механизм имел уязвимые места. Петр I сам подрывал традиции, способствовавшие устойчивости власти. В связи с конфликтом со своим сыном царевичем Алексеем и смертью последнего Петр изменил порядок наследования престола: отказался от династического принципа, то есть от передачи власти старшему сыну в пользу права самому монарху назначать себе преемника. Эти изменения были зафиксированы в «Уставе о наследии престола» от 5 февраля 1722 года.

Видный идеолог петровского абсолютизма архиепископ Феофан Прокопович в трактате «Правда воли монаршей», призванном разъяснить новый порядок престолонаследия, доказывал необязательность самого принципа наследственной монархии, поскольку «священник не должен пещися, дабы сын его был священник, тако и воевода, и градоначальник».

По мнению Прокоповича, государь волен не принимать во внимание само «сыновство» и может назначить наследником любого «честного и умного юношу». Более того, автор трактата представлял ситуацию со смертью монарха, не успевшего назначить преемника.

В таком случае «должен народ всякими правильными догадами испытывать, какова была или быти могла воля государева», и передать престол возможным наследникам, не исключая и дочерей, «где женская власть не отставлена» какими-либо законами. Фактически Феофан Прокопович предсказал реальную ситуацию 1725 г.

Открылись широкие возможности для вмешательства в вопрос престолонаследия аристократии. Петровская «Табель о рангах» стимулировала активность неродовитого дворянства и выходцев из «подлых» сословий. Указ о единонаследии способствовал консолидации дворянского сословия. Но этот процесс шел противоречиво. Старая элита государева двора смогла приспособиться к новым требованиям власти и сохранить как высокий статус на службе, так и земельные богатства.

Приток незнатных «выдвиженцев» порождал оппозицию старых родов. Представители дворянства рассматривали друг друга как конкурентов в борьбе за карьерное продвижение. При этом зависимость от предоставляемых монархом чинов и милостей приводила к тому, что личность императора вопринималась как источник благ.

«…Начали люди наиболее привязываться к государю и к вельможам, яко ко источникам богатства и награждений, – отмечал князь М. М. Щербатов. – …сия привязанность несть благо, ибо она не точно к особе государской была, но к собственным своим пользам; привязанность сия учинилась не привязанность верных подданных, любящих государя и его честь, и соображающих все с пользою государства, но привязанность рабов наемщиков, жертвующих все своим выгодам и обманывающих лестным усердием своего государя». Различные слои дворянства стремились влиять на политику государства в своих интересах. При этом основным каналом такого влияния становились придворные «партии» и гвардия.

Еще одним источником повышенной конфликтности в дворянской среде столо формирование политической культуры дворянства в условиях военноприказного стиля петровского руководства. Петр I считал свою армию образцом идеального государственного устройства. Армия играла все возраставшую роль в жизни страны, а ее верхушка – гвардия – выполняла функции контроля.

В торжественных церемониях петровской эпохи главное место занимают гвардейские полки. В первой половине XVIII в. гвардия стала школой кадров военной и гражданской администрации: из ее рядов вышло 40 % сенаторов и 20 % президентов и вице-президентов коллегий. Культивируемые Петром силовые методы управления вызвали реакцию в виде интриг и заговоров, опиравшихся на гвардию как оформленную политическую силу.

Многие действующие лица дворцовых переворотов – А. Д. Меншиков, И. А. и В. В. Долгорукие, Д. М. и М. М. Голицыны, Б. К. Миних, А. Г. и К. Г. Разумовские, П. И. и А. И. Шуваловы, братья Орловы и даже такие «штатские» деятели, как П. А. Толстой,
Н. Ю. Трубецкой, Н. И. Панин, – прошли эту школу: служили в гвардейских частях или командовали ими.

Вслед за царем другие фигуры при дворе стремились найти опору в воинских частях. Так, личной гвардией Меншикова стал Ингерманландский полк, созданный в 1703 г. Сами гвардейские полки к концу правления Петра I лишь наполовину состояли из дворян (43,5 % по спискам 1723 г.). В рядах гвардейцев встречались представители самых аристократических фамилий, но среди служивших в гвардии дворян большинство было мелкими и мельчайшими помещиками.

Статус России как великой державы не мог не привлекать внимание иностранных государств к ситуации при российском дворе. Внешнеполитический курс, в свою очередь, играл роль в политической борьбе в самой России: в XVIII в. правящие круги не раз оказывались перед выбором союзников на международной арене. Борьба по вопросу о союзнических отношениях России с европейскими державами становилась частью придворных интриг.

Помимо этого, к концу правления Петра I перенапряжение сил страны в ходе затяжных войн и внутренних реформ поставило вопрос о необходимости корректировки петровской политики. К этому подталкивало и противоречие между интересами государства и дворян: власть требовала от дворянства поголовной пожизненной службы, а налогообложение при Петре в 8–10 раз превышало размеры владельческих повинностей. После петровских реформ дворцовые перевороты становятся одним из ведущих факторов российской политической жизни.

В развитии переворотов современные исследователи выделяют ряд закономерностей. Прежде всего, это появление в придворной среде противоборствующих группировок («партий») и формирование круга участников будущего переворота. Со временем этот круг становился все шире: так, в перевороте 1762 г. участвовало больше лиц, чем в 1741 г. Роль гвардии как движущей силы переворотов менялась. В 1725 г. от имени гвардии действовали ее командиры – Ушаков, Бутурлин и Меншиков.

В 1730 г. гвардейские офицеры участвовали в политических дискуссиях и подписывали проекты будущего государственного устройства. Судьбу монархии решали обер-офицеры, которые вместе с прочим дворянством восстановили самодержавие Анны Иоанновны. В 1741 г. на первый план вышли гвардейские низы. В результате правящие круги увидели, что реальной властью в столице обладает гвардейское «солдатство». При подготовке переворота 1762 г. его участники-офицеры привлекали солдат уже выборочно.

Реакцией на возросшую роль гвардии стали замены командования полков, а иногда и серьезные «чистки» личного состава. Власть даже предпринимала попытки изменить порядок комплектования гвардии: набирать курляндцев, голштинцев, рядовых украинских полков. Анна Иоанновна противопоставила старым гвардейским полкам два новых – Измайловский и Конногвардейский. Гренадерская рота Преображенского полка стала «лейб-компанией» Елизаветы Петровны. Петр III образовал голштинскую гвардию – единственную часть, оставшуюся ему верной во время переворота 1762 г.

Российские дворцовые перевороты XVIII в. начинались с открытого столкновения придворных «партий», прошли этап активного участия гвардейцев в свержении императора в 1741 г. и завершились конспиративным заговором вельмож и офицеров в 1762 г. Во второй половине XVIII в. гвардия вернулась к своим прямым обязанностям элитной воинской части, хотя до 1869 г. состояла в личном подчинении императора.

Другой характерной чертой переворотов стал переход их участников от споров о правах наследников и правомочности завещаний к действиям, направленным против самих самодержцев, лишенных в ходе петровской модернизации сакрального образа «благочестивого государя». В 1741 г. гвардейцы впервые свергли императора, в 1762 г. заговорщики уже планировали и совершили цареубийство.

Еще одной особенностью дворцовых переворотов стало стремление придать им вид законности и юридически закрепить их результат. Важным элементом такого оформления переворота служила присяга новому императору, к которой немедленно приводили должностных лиц, гвардию и войска, затем – прочих подданных. Претенденты на престол (Елизавета, Екатерина II) стремились как можно быстрее связать присягой своих сторонников и войска.

Каждый новый переворот сопровождался все более настойчивыми попытками воздействовать на общественное мнение. Сторонники Анны Иоанновны сумели закрепить обретение ею самодержавия выражением поддержки со стороны дворянства. В 1741 г. официальные документы и церковные проповеди создавали идеологическую доктрину елизаветинского царствования: восстановление петровских «начал» при крайне негативной оценке предшествующего периода как времени засилья иностранцев. В 1762 г. был опубликовал комплекс документов, призванных оправдать свержение Петра III, наполненных не только обвинениями в его адрес, но и недостоверной информацией о его смерти.

Социальный протест и оппозиция новшествам порождали веру в «настоящего» царя, а политическая «нерабериха» в верхах власти способствовала воплощению подобных настроений. Уже в петровское время стали появляться самозванцы, выдававшие себя за царевича Алексея, с 1732 по 1765 гг. – лжеПетры II. Самым популярным оказалось имя Петра III, которое принимали уже десятки людей. Самозванческая реакция на потрясения российского трона пережила эпоху дворцовых переворотов и завершилась в XIX в. на имени Константина Павловича.

Перевороты сопровождались нараставшим процессом замен на руководящих должностях в государственном аппарате. Как отмечает И. В. Курукин, пики кадровых замен приходятся в данный период на 1740–1741 гг. (что явно связано с переворотами), 1753 и 1760 («бюрократические революции» при Елизавете Петровне) и 1762–1764 гг. (время вступления на престол и первых реформ Екатерины II).

Российские дворцовые перевороты сохраняли сам принцип абсолютной монархии (за исключением попытки ее ограничения в 1730 г.). Смена правителей на российском престоле, как правило, не означала серьезных политических потрясений, но оказывала влияние на развитие государства и общества.

Реформы 1760–1780-х гг. удовлетворили основные требования дворянства. Дворянские сословные органы интегрировались в систему государственного управления, что препятствовало оформлению оппозиции. Тем не менее, даже в XIX – начале XX в. заговор и переворот оставались возможной, хотя и маргинальной, тенденцией в политической сфере, к опыту которой обращались самые различные политические движения – от революционеров до монархистов.