Историография царствования Анны Иоанновны

Первые попытки исторического осмысления аннинского правления были предприняты уже современниками. Видными фигурами, оставившими письменные свидетельства о правлении Анны, были Феофан Прокопович и В. Н. Татищев.

Как адепты неограниченной монархической власти, оба они активно выступили против кондиций 1730 г., что отразилось на характере их исторических работ. Оба автора были едины в оценке планов и деятельности верховников как преступления. Преступным они считали сам факт выступления против самодержавной власти.

Неизвестный русский автор замечаний к «Запискам» Манштейна полагал: «Государыня сия была умна, судила о вещах здраво и сообразно с тем поступала во всех случаях, когда предубеждение и пагубная страсть к наперснику не препятствовали действиям. Красноречие украшало уста императрицы; разговор ея был приятен и весел».

Она «щедро награждала заслуги», не только регулярно «слушала государственные дела, представляемые министрами, но даже всегда осведомлялась об отправлении и исполнении решенных ею» и «никогда не обременила народ новым налогом», заботилась о строительстве новой столицы, поощряла науки и художества.

Однако, писал автор, «с горестию должно сказать, что монархиня обширнейшего в свете и славного государства, наделенная от природы многими добродетелями, чрез непомерное снисхождение и даже, можно сказать, подобострастие своенравному, злобному и кровожадному наперснику, помрачила все сияние правления своего», «алчное и ничем не обузданное лихоимство Бироново, неурожаи хлебные в большей части России привели народ в крайнюю нищету».

В дальнейшем историография этого царствования оказалась скорректирована под влиянием пропагандистских установок елизаветинской эпохи. По словам церковных иерархов, воодушевленная образом Петра Великого его дочь Елизавета решилась «седящих в гнезде орла Российского нощных сов и нетопырей, мыслящих злое государству, прочь выпужать, коварных разорителей Отечества связать, победить и наследие Петра Великого из рук чужих вырвать, и сынов российских из неволи высвободить и до первого привесть благополучия».

Так в проповедях, публицистике, искусстве первых лет царствования Елизаветы прозвучали идеологемы, которые впоследствии стали расхожими в общественном сознании. Во второй половине XVIII в. время правления Анны Иоанновны преподносилось как мрачная эпоха, характеризуемая различными социальными катаклизмами и подменой «правильной» монархической власти рецидивами тирании.

Непосредственным виновником всех обрушившихся на страну бедствий считался фаворит Анны Э. И. Бирон, что должно было несколько обелить образ представительницы царской фамилии.

Э. И. Бирона. На такого рода оценках сказался негласный запрет критиковать представителей императорской фамилии. Возможно, именно поэтому происходила чрезмерная демонизация образа Э. И. Бирона. Среди пороков системы назывались нищета большинства населения, жестокость взимания недоимок, экзекуции, ссылки.

Согласно характеристике М. М. Щербатова, «императрица Анна не имела блистательного разума, но имела сей здоровый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен… она не щадила крови своих подданных и смертную мучительную казнь без содрагания подписывала, а может статься и еще к тому была побуждаема и любимцем своим Бироном. Не имела жадности к славе, и потому новых узаконений и учреждений мало вымышляла, но старалась старое учрежденное в порядке содержать.

Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства, ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все ее узаконении суть ясны и основательны». Грубый нрав императрицы Щербатов оправдывал духом времени, для которого тот был естественен.

Э. И. Бирон был представлен М. М. Щербатовым человеком «без малейшего просвещения», гордым, «кровожаждущим», беспощадным к противникам. «Однако касающе до России он никогда не старался во время жизни императрицы Анны что-либо в ней приобрести, и хотя в рассуждении Курляндии снабжал ее сокровищами российскими, однако зная, что он там от гордого курляндского дворянства ненавидим и что он инако как сильным защищением России не может сего герцогства удержать, то и той пользы пользам России подчинял».

Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности, страшилиса вельможи подать какую причину к несчастию своему, а не быв ими защищаемы, страшились и судьи что неправое сделать, или мздоимству коснуться.

Был уставлен кабинет, где без подчинения и без робости един другому каждый мысли свои изъяснял, и осмеливался самой государыне при докладах противуречить, ибо она не имела почти никогда пристрастия то или другое сделать, но искала правды». М. М. Щербатов не решался открыто выступить с оправданием «верховников», хотя, по-видимому, им симпатизировал.

В первом официальном учебнике истории для российских школ, изданном в 1799 г., правление Анны Иоанновны характеризовалось сдержанно: упоминалось о прибытии первого китайского посольства в Европу, «путешествии по Ледовитому морю вдоль сибирских берегов для открытия пути в восточный океан», основании кадетского корпуса и войне с турками.

Общим подходом исследователей ХVIII в. стало указание на двойственный характер аннинского царствования. Достижения ставились в заслугу императрице, а ответственность за все негативные стороны режима возлагалась на Э. И. Бирона. В историографии первой половины XIX века происходит окончательное формирование теории «бироновщины». В качестве главного виновника всех бедствий аннинского правления представлял Э. И. Бирона в «Записке о древней и новой России» Н. М. Карамзин.

При этом Карамзин отмечал заслуги двух видных деятелей времен Анны Иоанновны – Остермана и Миниха. «Первый возвратил России ее знаменитость в государственной системе европейской: цель усилий Петровых; Миних исправил, оживил воинские учреждения и давал нам победы».

Переход от художественно-эмоциональных оценок царствования Анны Иоанновны к собственно научному изучению темы происходит во второй половине XIX – начале XX в. Одну из первых масштабных исторических разработок проблем царствования Анны Иоанновны предпринял С. М. Соловьев. В целом историк следовал критическому направлению интерпретации аннинского царствования.

Соловьев подчеркивал, что при Анне «иностранцы становятся на первом плане, усиливается значение Остермана, Миниха, но вместе с этими людьми, могшими оправдать свое возвышение, возвышаются иностранцы, ничем не замечательные, и первенствующее значение получает любимец Анны курляндец Бирон».

Характерным приемом стало противопоставление роскоши императорского двора народным бедствиям, выраженным в том числе в росте налогового бремени. «Главные бедствия, постигшие Россию в бироновское время, были, во-первых, физические – голод и мор; во-вторых, финансовые взыски, производившиеся без всякого сострадания и внимания к обстоятельствам; в-третьих, так как этими мерами вызвано было всеобщее неудовольствие, то стремление Бирона поддержать себя посредством доносов и строгостей произвело новое бедствие и новые неудовольствия.

Вследствие ропота лазутчики роились всюду, явилось зло, какого не бывало со времен Годунова. Печальное время омрачилось еще более казнями, заточениями вельмож, Долгоруких, Голицыных, свержениями и наказаниями архиереев.

У Н. И. Костомарова заметна тенденция к пересмотру некоторых историографических штампов. «Эпоха этого царствования издавна уже носит наименование бироновщины. Но если подвергнуть этот вопрос беспристрастной и строгой критике, то окажется, что к такому обвинению Бирона и с ним всех вообще правительствовавших немцев не достает твердых оснований.

Невозможно приписывать весь характер царствования огулом немцам уже потому, что стоявшие на челе правительства немцы не составляли согласной корпорации и каждый из них преследовал свои личные интересы, один другому завидовал, один к другому враждовал.

Сам Бирон не управлял делами ни по какой части в государственном механизме, и притом он вовсе не показывал склонности заниматься делами, так же точно, как и императрица.… Нет никакого современного указания, чтоб масса тех жестокостей, какие ознаменовали царствование Анны Ивановны, исходили от Бирона и совершались по его инициативе. Единственный пример, где показывается прямое участие Бирона, представляет дело Волынского».

При этом, по мнению Костомарова, правление Петра I сопровождалось отнюдь не меньшими жестокостями, чем царствование его племянницы. Внутренняя политика Анны Иоанновны, согласно Костомарову, в целом проходила в рамках государственного курса Петра I.

«Много распоряжений тогдашнего правительства были совершенно в духе Петра I, и недаром Анна Ивановна поручала государственные дела умным и даровитым «птенцам» Петровым. Благодаря им, во многих отношениях царствование Анны Ивановны может назваться продолжением славного царствования ее великого дяди: вообще жизнь русская двигалась вперед и не была в застое.

В делах внешней политики правительство Анны Ивановны, если не во всем удачно, то во всяком случае старалось поддерживать честь и значение Русского государства». Особенно высоко оценивает автор успехи русских войск во время войны с Турцией (1735–1739 гг.). Несмотря на невыгодный для России Белградский мир, «победы Миниха дали Русской державе то высокое политическое значение, которое заключало в себе зародыши дальнейших ее успехов в вековой борьбе христианства с магометанством, Европы с Азией».

Рослая и тучная, с лицом более мужским, чем женским, черствая по природе и еще более очерствевшая при раннем вдовстве среди дипломатических козней и придворных приключений в Курляндии, где ею помыкали, как русско-прусско-польской игрушкой, она, имея уже 37 лет, привезла в Москву злой и малообразованный ум с ожесточенной жаждой запоздалых удовольствий и грубых развлечений. Выбравшись случайно из бедной митавской трущобы на широкий простор безотчетной русской власти, она отдалась празднествам и увеселениям, поражавшим иноземных наблюдателей мотовской роскошью и безвкусием.

Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, навезенных из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении.

Высочайшие манифесты превратились в афиши непристойного самовосхваления и в травлю русской знати перед народом. Казнями и крепостями изводили самых видных русских вельмож – Голицыных и целое гнездо Долгоруких. Тайная розыскная канцелярия, возродившаяся из закрытого при Петре II Преображенского приказа, работала без устали, доносами и пытками поддерживая должное уважение к предержащей власти и охраняя ее безопасность; шпионство стало наиболее поощряемым государственным служением». Заметной вехой в развитии историографии темы стала статья Е. П. Карновича «Значение бироновщины в русской истории» (1873 г.).

На рубеже XIX–XX вв. в центре внимания исследователей оказались те явления в политической истории XVIII в., которые были в какой-то мере созвучны назревавшим в стране переменам. В частности, в историографии этого периода наблюдается интерес к Верховному Тайному совету 1726–1730 гг.

Из материалов деятельности совета в предреволюционной историографии пристальное внимание, в качестве исторического опыта преобразования России, уделялось «Кондициям» 1730 г. Русским конституционным проектом называл «Кондиции» П. Н. Милюков. В труде В. Н. Строева «Бироновщина и кабинет министров. Очерк внутренней политики императрицы Анны» само восхождение Анны Иоанновны на престол рассматривалось в качестве исторической случайности.

По мнению историка, требовало пересмотра и установившееся представление о борьбе русской и немецкой партий при аннинском дворе. В действительности как при дворе, так и в бюрократическом аппарате в аннинское правление русских было гораздо больше, нежели немцев.

В. Н. Бондаренко связывал бедствия, постигшие Россию в аннинское правление, с характером предшествовавших царствований. По его мнению, государственный бюджет был подорван еще до вступления Анны на престол. Он ставил под сомнения обвинения Э. И. Бирона в коррупции.

Таким образом, в российской историографии рубеже XIX–XX вв. наметилось преодоление стереотипа «бироновщины». В соответствии с новыми тенденциями был написан труд М. М. Богословского «История России XVIII века». Истоки проблем аннинской эпохи автор выводит из царствований ее предшественников. Инфернальная интерпретация царствования Анны являлась, по мнению М. М. Богословского, следствием его изолированного рассмотрения.

В аннинском царствовании были аккумулированы все характерные черты столетия. С точки зрения М. М. Богословского, влияние Э. И. Бирона не распространялось на государственное управление, ограничиваясь сугубо придворной сферой. Однако часть историков, например, С. Ф. Платонов, оставались на позициях прежних историографических трактовок аннинского правления через призму традиционного представления о «бироновщине».

Главный вклад советских историков в раскрытие темы заключался в изучении экономической политики государства в аннинское десятилетие. В целом господствовало общее негативное отношение к правлению Анны Иоанновны. Прежние дореволюционные стереотипы представали в новом понятийном выражении.

Положение о зависимости политики Анны Иоанновны от экономического базиса, в частности, столкновения системы торгового капитализма с феодальным укладом было представлено М. Н. Покровским. Автор повторяет стереотипные представления о господстве иностранцев и ужасах аннинского царствования.

«Племянница Петра, Анна приехала с готовым штатом придворных из Курляндии, где она вдовствовала после мужа, курляндского герцога, и привезла с собою иноземного фаворита, некоего Бирона, из конюхов возведенного сначала в графы, а потом, когда Анна стала императрицей, и в курляндские герцоги. Он и его товарищи грабили Россию, как завоеванную страну.

Никогда подати не взыскивались с такой жестокостью: недоимщиков ставили на „правеж, то есть били палками, пока не уплатит, не лучше, чем при Грозном». По мнению Покровского, иностранное иго при Анне Иоанновне было отнюдь не немецким, а английским. Обосновавшиеся при дворе иностранцы представляли преимущественно интересы Великобритании.

По мнению Н. И. Павленко, принципиального расхождения в промышлен-ной политике Петра I и Анны Иоанновны не обнаруживается. Вопреки имевшимся стереотипам, историк утверждал, что решения, принимавшиеся правительством Анны Иоанновны, не являлись результатом произвола, а в большинстве своем диктовались стратегическим курсом политики меркантилизма и были обусловлены экономической конъюнктурой.

С. М. Троицкий не выделял аннинское правление из общего исторического контекста России XVIII в. По его мнению, правительство Анны Иоанновны нельзя оценивать как безынициативное. Предпринимались, в частности, попытки упорядочить расстроенную систему финансов. Комплекс шагов в этом направлении был разработан еще Верховным Тайным советом.

В 1970–80-е гг. от сугубо экономической проблематики историки перешли к рассмотрению политических вопросов царствования Анны Иоанновны, в частности, репрессий того времени.

Т. В. Черникова пришла к выводу об отсутствии единой политической платформы у высшей российской знати в 1730-е гг. Аннинская аристократия, по ее мнению, делилась на три соперничающие между собой группировки: сторонников олигархического устройства, аристократической конституции и самодержавия. В репрессивной деятельности Тайной канцелярии автор усматривала охрану общедворянских сословных интересов.

В постсоветское время попытки комплексного монографического исследования эпохи Анны Иоанновны были предприняты Е. В. Анисимовым, И. В. Курукиным, Н. И. Павленко, А. Б. Каменским, Н. Н. Петрухинцевым.

Е. В. Анисимов называет Анну Иоанновну «всероссийской помещицей», «только имением ее было не сельцо Ивановское с деревеньками Большое и Малое Алешино, а огромное государство». В то же время историк отмечает преемственность в политике Анны Иоанновны по отношению к курсу Петра I, хотя эта преемственность была во многом формальной.

В начале правления Анны Иоанновны декларировалось восстановление петровской системы управления во главе с Сенатом, который вновь получил наименование «Правительствующего». Анна вернула столицу в Петербург, поскольку «понимала значение города на Неве – столицы новой империи».

Государственная политика в экономической сфере была, в целом, предопределена при Петре, и в аннинскую эпоху промышленность уверенно двигалась по крепостническому пути. Несмотря на религиозность императрицы, в ее церковной политике сохранялась прежняя, петровская жесткость.

На Церковь смотрели как на государственную контору и, когда в 1736 г. выяснилось, что в армии, воевавшей с турками, не хватает полковых священников, не церемонясь, объявили «призыв» и насильно забрали в армию немалое количество служителей Церкви.

С другой стороны, в 1730-х гг. началась новая глава в истории русского дворянства благодаря отмене петровского указа о единонаследии и расширению дворянских привилегий. Анисимов оспаривает точку зрения о второстепенности фигуры Э. И. Бирона в государственном управлении при Анне Иоанновне.

Современники же знали наверняка, кто заправляет делами в империи, и потому с просьбами обращались именно к Бирону, не занимавшему никаких государственных должностей. …активность Бирона как политика столь очевидна, что ему нередко не удавалось остаться в тени политической кулисы.

Опубликованная переписка Бирона с Кейзерлингом убедительно свидетельствует о том ключевом месте во власти, которое он занимал в течение целых десяти лет. Несомненно, он очень много знал о различных внешне и внутриполитических делах, ему рапортовали сановники, писали российские посланники из европейских столиц. Неоднократно он упоминает о продолжительных беседах с иностранными дипломатами, аккредитованными при русском дворе».

В то же время Анисимов отрицает трактовку «бироновщины» как засилья иностранцев. Полемизируя с Ключевским, он пишет: «…немцы «посыпались» в Россию задолго до анненского царствования, и их количество никогда не было угрожающим для национального существования русского народа.

Примечательно, что именно при императрице Анне – в 1732 году – по предложению Комиссии об армии, возглавляемой, кстати, немцем Минихом, было устранено важное и весьма болезненное для русских офицеров различие в жалованье: до 1732 года за одни и те же обязанности русский офицер того же звания, что и иностранец, получал в два раза меньше. Сделано так было при Петре, который хотел приманить высоким жалованьем иностранных специалистов. Теперь, с 1732 года, жалованье русских и иностранных офицеров стало одинаковым».

Победители сурово расправлялись с соперниками, но никакое выдвижение «немцев» не могло решить финансовые и управленческие проблемы, связанные с тогдашним уровнем государственной централизации и общественного сознания. Обеспечив политическую устойчивость режима, на управленческом и финансовом поприще бироновщина потерпела поражение.

Автор считает, что в правление Анны Иоанновны формировалось новое поколение дворян с иными, нежели у предшественников, интеллектуальными запросами и чувством собственного достоинства.

Н. И. Павленко, касаясь прихода Анны Иоанновны к власти, отвергал как крайности два имеющихся в историографии подхода к «Кондициям»: трактовки их в качестве конституционного проекта и олигархического заговора. Павленко не был склонен к пересмотру традиционной точки зрения о немецкой партии при аннинском дворе.

По мнению историка, в аннинское царствование государством фактически управляли два человека: А. И. Остерман и Э. И. Бирон. Павленко также оспаривал утверждение Е. В. Анисимова, что при Анне продолжалась имперская политика Петра I. С данным тезисом не сочетался, в частности, отказ от Каспийского побережья в пользу Ирана.

А. Б. Каменский акцентирует внимание на внутренней политике правительства Анны Иоанновны. Весьма важными в общем контексте реформ XVIII в. А. Б. Каменский считает указ о ликвидации Верховного Тайного совета и восстановление Сената в его прежнем, петровском статусе.

Тот факт, что в последние годы правления Анны Иоанновны серьезные законотворческие шаги не предпринимались, в понимании А. Б. Каменского, свидетельствовал об отсутствии у императрицы намерения выходить за рамки петровской государственной модели. Подробный анализ политики Анны Иоанновны представил Н. Н. Петрухинцев. Историк выявил важнейшие факторы, оказавшие влияние на выработку государственного курса императрицы Анны, и предложил свою периодизацию этого правления.

Н. Н. Петрухинцев считает, что в целом правительство Анны Иоанновны оказалось неспособно к ярким и решительным шагам во внутренней политике. Основным результатом аннинского царствования автор называет стабилизацию и упрочение основ политико-административной и социально-экономической системы, созданной Петром I.

Другой тенденцией стало определение рядом авторов роли Э. И. Бирона во внутренней политике государства как менее значимой, чем это было принято считать ранее. Под сомнение ставится корректность использования понятия «бироновщина». В качестве идеологического штампа многие современные историки оценивают утверждения о немецком господстве в аннинское десятилетие.

Часть современных исследователей считает, что влияние иностранцев на государственный аппарат России в данный период сильно преувеличено – никакой оформленной «немецкой партии», контролировавшей верховную власть в стране, не было. В ряде работ была сформулирована задача создания целостной исторической картины аннинской эпохи.