Исчисление размера хищения

Размер хищения после принятия Федерального закона от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ и вступления его в силу определяется стоимостью похищенного имущества, исчисляемого в рублях. Таким образом, законодатель перешел от более сложной, на мой взгляд, системы исчисления размера хищения в МРОТ к более простой и удобной для практики – в рублях.

Переход позволил решить проблему, которая была крайне дискуссионной и в науке уголовного права, и на практике, – проблему установления конкретного содержания минимального размера оплаты труда. Содержание МРОТ устанавливается специальным федеральным законом.

Минимальный размер оплаты труда – категория, постоянно меняющаяся. И вполне реальной была ситуация, когда преступление совершалось при одном минимальном размере труда, который позволял отнести совершенное хищение к крупным, а к уголовной ответственности лицо привлекалось при действии другого минимального размера оплаты труда, более высокого; и в соответствии с этим конкретным размером хищение крупным уже не являлось. В соответствии с положениями ст. 10 УК РФ уголовный закон, устраняющий преступность деяния, смягчающий наказание или иным образом улучшающий положение лица, совершившего преступление, имеет обратную силу. Однако в соответствии с примечанием 2 к ст. 158 УК РФ в редакции до принятия Федерального закона от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ при квалификации хищения принимался во внимание МРОТ, существовавший на момент совершения преступления. Какой же закон должен был быть применен?

Как должна была быть разрешена эта ситуация – чрезвычайно важно для привлекающегося к ответственности, поскольку наказание за простое и крупное хищение несопоставимы и сейчас, и по прежней редакции ст. 158 УК РФ. Неудивительно, что поставленный вопрос был предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ в связи с конкретным уголовным делом г-на Д.А. Скородумова. Конституционный Суд РФ в п. 4 своего определения по этому делу указал: “Минимальный размер оплаты труда, исходя из которого определяется такой квалифицирующий признак, как крупный размер хищения, устанавливается не уголовным законом, а законом иной отраслевой принадлежности. Его изменение не влечет изменение нормы уголовного закона, действовавшей на момент совершения преступления, поскольку по своей правовой природе минимальный размер оплаты труда является единицей расчета, которая определяется федеральным законодателем с учетом социально-экономических факторов и на определенный период, что в данном случае исключает возможность применения конкретного минимального размера оплаты труда в уголовно-правовых отношениях, возникших до его установления. Иное могло бы привести – вопреки воле законодателя – к декриминализации общественно опасных деяний и к нарушению принципа справедливости, предполагающего обеспечение соответствия наказания и иных уголовно-правовых мер характеру и степени общественной опасности совершенного преступления”. Думаю, это было верное решение, поскольку оно соответствовало и букве (в ст. 10 УК РФ говорится об обратной силе только уголовного закона), и духу закона (иное решение, действительно, на мой взгляд, нарушало бы принцип справедливости уголовного законодательства).

Конкретная стоимость имущества, которая ложится в основу квалификации конкретного хищения и от которой зависит выделение вида хищения, устанавливается по-разному.

Такое же разъяснение содержится и в п. 25 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. N 51: “Определяя стоимость имущества, похищенного в результате мошенничества, присвоения или растраты, следует исходить из его фактической стоимости на момент совершения преступления. При отсутствии сведений о цене похищенного имущества его стоимость может быть установлена на основании заключения экспертов”.

Анализируя вопрос об установлении стоимости похищенного имущества, С.М. Кочои делает совершенно парадоксальный, на мой взгляд, вывод, приводя не менее парадоксальное решение Верховного Суда РФ по конкретному делу. Ученый отмечает: “Если не установлена стоимость похищенного, лицо не может быть признано виновным в совершении уголовно наказуемого хищения чужого имущества”. Вот так, ни больше и не меньше. В подтверждение С.М. Кочои приводит решение президиума окружного военного суда, рассматривавшего в порядке надзора дело Б., который гарнизонным военным судом был признан виновным и осужден за совершение кражи норковой шапки у гр-ки Р. Президиум исключил из обвинения Б. ч. 1 ст. 158 УК РФ, “поскольку суд первой инстанции не установил и не указал в приговоре стоимость имущества, похищенного у потерпевшей, то есть не привел доказательств того, что осужденный совершил уголовно наказуемое деяние, а не административное правонарушение в виде мелкого хищения”.

Прежде всего хотела бы заметить по конкретному делу. Если уж Верховный Суд признал, что была похищена норковая шапка, то с учетом ценности меха, из которого она изготовлена, для вменения мелкого хищения необходимо было привести веские основания. Обзор судебной работы гарнизонных военных судов касался уголовных дел, рассмотренных в 2004 г., когда мелкое хищение по стоимости не превышало одного МРОТ; и мне сложно представить себе норковую шапку такой стоимости. Объективные обстоятельства здесь таковы, что они никак не могут подпадать под принцип “сомнение толкуется в пользу виновного”. Вернее, могут, но не до такой степени, чтобы уголовное преследование исключать.

Что же касается позиции С.М. Кочои, то она совершенно неприемлема для оценки содеянного виновным. Другое дело, если бы в утверждении значилось, что обвинительный приговор не может быть вынесен, если не установлены существенные обстоятельства по делу. Это, однако, уголовный процесс. А с точки зрения уголовного права установление стоимости похищенного является само собой разумеющимся и необходимым фактом. Стоимость не может быть не установлена. И если имущество похищено, виновное в этом лицо должно быть привлечено к уголовной ответственности при наличии оснований полагать, что имущество представляет достаточную для уголовного преследования ценность. Иначе, если принимать во внимание воспроизведенную выше позицию С.М. Кочои, мы должны будем привлекать к административной ответственности за мелкое хищение, если не установлена, например, стоимость изъятого автомобиля, компьютера, золотых ювелирных украшений и проч. Абсурдность такого решения очевидна.

Совершенно иначе решается вопрос о размере того имущественного ущерба, который должен быть возмещен виновным потерпевшему от хищения в рамках гражданского судопроизводства; он (размер) определяется судом на момент принятия решения о возмещении ущерба. Ранее этот вопрос специально оговаривался в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. N 5, ныне не действующем: “При определении стоимости имущества, ставшего объектом преступления, следует исходить, в зависимости от обстоятельств приобретения его собственником, из государственных розничных, рыночных или комиссионных цен на момент совершения преступления. При отсутствии цены стоимость имущества определяется на основании заключения экспертов. При определении размера материального ущерба, наступившего в результате преступного посягательства, необходимо учитывать стоимость имущества на день принятия решения о возмещении вреда с ее последующей индексацией на момент исполнения приговора в порядке, предусмотренном ст. 369 УПК РСФСР”. Таким образом, совершенно справедливо разделялись вопросы квалификации преступления (она производится с учетом стоимости изъятого имущества на момент совершения хищения) и возмещения ущерба.

Возмещение ущерба осуществляется в порядке гражданского судопроизводства, и здесь уже сумма ущерба не может быть такой же, какой она была в момент совершения преступления. Происходит индексация ее на момент принятия решения о возмещении вреда и на момент его исполнения. Решая же вопрос о квалификации содеянного при определении размера хищения и, соответственно, о стоимости похищенного имущества, основываясь на принципе субъективного вменения, необходимо исходить из фактической стоимости имущества Но и в одном, и во втором случае (и при возмещении ущерба, и при квалификации) во внимание должен приниматься тот ущерб, который был реально нанесен собственнику. На практике это гарантируется выяснением не средней стоимости имущества, подобного изъятому, а той его стоимости, которая была уплачена за это имущество потерпевшим. В цитированном выше постановлении Пленума 1995 г. справедливо делалась отсылка к обстоятельствам приобретения имущества. Они должны выясняться в каждом конкретном деле. Средняя стоимость имущества может, на мой взгляд, быть учтена только в тех случаях, если имущество приобреталось потерпевшим не возмездным способом (было ему подарено; перешло по наследству и т.п.). Без сомнения, во всех случаях должны учитываться индивидуальные обстоятельства, влияющие на стоимость вещи (срок ее нахождения у виновного, степень износа, повреждения, которые имели место, и т.д.).

Подчеркну еще раз: при оценке размера ущерба, подлежащего возмещению в порядке гражданского судопроизводства, следует исходить из интересов потерпевшего; при квалификации преступления в зависимости от размера похищенного – из направленности умысла виновного.

Необходимо отметить еще одно: при совершении хищения в соучастии квалификация действий всех соучастников происходит в рамках общей стоимости изъятого имущества, вне зависимости от той доли, которую получил каждый из соучастников. Тем более в решении вопроса о квалификации и вменении вида хищения не принимается во внимание та сумма, за которую было реально продано изъятое имущество; она может быть и много меньше его реальной стоимости. Не учитывается при квалификации хищения и возврат похищенного уже после его окончания или полное или частичное возмещение причиненного ущерба. Так, Пленум Верховного Суда СССР еще в 1948 г. по делу В. и С. указал: “Добровольное возвращение похитителем похищенного им имущества не является обстоятельством, влияющим на решение вопроса о виновности или квалификации преступления”. Это разъяснение не потеряло своей актуальности и сегодня.