Врезка Травицкий Э. Бродяжки
Мы отворачиваемся, когда они жалостливыми голосами просят рубль на <хлебушек>. Равнодушно проходим мимо, когда они, сбившись в стайку, по очереди опускают голову в кулёк с ацетоном.
Мы, озабоченные собственными проблемами, не замечаем их.
Между тем, по некоторым данным, сегодня безнадзорных детей больше, чем в годы гражданской войны. Конечно, наша власть кое-что делает, чтобы повлиять на ситуацию.
Одной из мер в областном центре является ежемесячный рейд <Бродяжка>, во время проведения которого безнадзорные дети изымаются с улиц и отправляются в приюты и детские дома. Но велика ли эффективность таких рейдов?
Тесная комнатёнка в опорном пункте милиции на Центральном рынке заполнена народом так, что и шагу ступить некуда. Приведённые дети ведут себя по-разному.
Одни испуганно жмутся по углам, зыркая глазёнками, другие, развалившись на скамейках, чему-то смеются. В числе последних – три смугленькие девочки лет тринадцати-пятнадцати. Их взяли на рынке, когда они продавали самсу и чай.
– Почему нас задержали? – довольно нагло спрашивает самая старшая из них у милиционера.
– По закону вы не имеете право торговать. Малы ещё. Сами откуда приехали?
– Из Киргизии. – А регистрация у вас имеется?
– Мы же маленькие, – пожимает плечами девочка. – Нам регистрация не нужна.
Одну из девчушек посылают за родителями. Если у них в документах не окажется штампа о регистрации на территории России, то детей отправят в приют, а родителей – в спецприёмник.
Тем временем внимание милиционера привлекает мальчуган с мутными глазами, который прячет лицо в воротник куртки.
– Давай сюда, – протягивает руку милиционер.
– Да нет ничего у меня!
После небольшого диалога из куртки извлекается зелёная пластмассовая бутылка с прозрачной жидкостью, которая издаёт резкий запах. Чистейший ацетон.
Милиционер заводит в помещение ещё двоих оборванных мальчиков лет двенадцати.
– У входа на рынок клей нюхали, – говорит он. – Но клей я не успел забрать – выкинули, как меня увидели.
Один из парнишек садится на скамейку, другой забивается в угол, спрятав лицо в воротник куртки.
После предварительного допроса с детьми начинает работать психолог. Его задача: установить личность ребенка, выяснить причины, почему он появился на улице и определить его дальнейшую судьбу. Если у ребёнка не окажется родителей, то его либо направят в один из пяти городских центров социальной реабилитации, либо в областной центр социальной адаптации.
– Наша главная цель: убедить ребёнка, что в приюте его ждёт тёплая постель и четырёхразовое питание, – говорит инспектор подразделения по делам несовершеннолетних УВД Перми Елена Бессонова. – И это бывает весьма эффективно. Но, к сожалению, очень много подростков, которые, сколько их ни лови, всё равно будут убегать. Для них улица перевешивает все блага.
– На сегодняшний день <в бегах> тридцать два воспитанника центров социальной адаптации, – продолжает начальник отдела социализации комитета по образованию и науке администрации города Перми Мария Дунаева. – Кроме этого, в Перми четыреста семьдесят один ученик не посещает школу. Чтобы выловить их, каждый месяц проводится общегородская акция <Бродяжка>. В ней принимают участие психологи, наркологи, представители отдела социальной защиты, городской администрации и другие специалисты.
Между тем подростки продолжают прибывать.
– Чё мы сделали, чё нас сюда привели? – возмущаются трое парнишек в грязной рваной одежде.
– Нюхали сегодня что-нибудь? – спрашивает Елена Бессонова.
Двое начинают мяться, третий утвердительно кивает.
– Ты чё? – тыкает его в бок самый здоровый, судя по всему главарь. – Взял, сдал нас!
Тут же он начинает плакать, вытирая слёзы грязным кулаком:
– Я домой шёл, к маме. Отпустите меня.
– У нас тоже проблема с воспитанниками, которые постоянно убегают, – рассказывает Алексей Пьянков, директор специальной школы-интерната N 126. – И ничего с ними поделать невозможно. Воспитатели их чуть не за руку водят до класса.
А они пойдут в туалет и там в окно вылезают. Синдром дромомании – бродяжничества, слышали о таком? Этому синдрому особенно подвержены те подростки, которых впервые приводят в приют в тринадцать-пятнадцать лет. Они уже настолько привыкают бродяжничать, что практически невозможно отбить у них тягу к улице.
…Операция подходит к концу. Всего на рынке и прирыночной площади было задержано пятнадцать детей. Одних направляют домой к родителям, других – в центры социальной адаптации. За киргизками приходят родители. С документами у них, оказывается, всё в порядке. Споро собрав лотки с самсой, девочки уходят.
– Давай быстрее, – торопят они друг друга. – Может, успеем ещё что-то продать.
Когда помещение пустеет, иду к выходу вместе с милиционером, который силой тащит упирающегося мальчика.
– Не пойду в приют!!! – истерично вопит он. – Не надо!!! Отпустите меня!!!
– Ты мужик или нет? – спрашивает милиционер. – Чего боишься?
– Не пойдууу!!!
Через час он, как и другие пойманные сегодня дети, окажется в приюте. Интересно, сколько он там пробудет? День? Два? Неделю? А потом – распахнутое окно в туалете, и пьянящий запах улицы. И так будет продолжаться из месяца в месяц, из года в год.
Время от времени его будут ловить и вновь отправлять в приют. И так до тех пор, пока мальчик не станет совершеннолетним. А что потом?
Размышляя, подхожу к хлебному киоску. И только засовываю руку в карман за деньгами, как слышу за спиной жалостливый голосок:
– Дяденька, дайте рубль на хлебушек.
Ведя бродячий образ жизни, дети быстро приспосабливаются к нему и попадают в своего рода психологическую зависимость от уличной “свободы”. Побыв недельку в комфортных условиях приюта, отмытые и отъевшиеся, они уходят снова на улицу к помойкам, к грязи, к боли, к смерти.
Дети, прожившие на московских вокзалах более двух лет, меняются неузнаваемо: попрошайничают, воруют, пробуют все – от табака и водки до клея и анаши. С ними произошла повторная социализация, или, правильнее сказать, ресоциализацию.
Она стирает прежнюю личность ребенка и формирует новую, которую вряд ли угадают родители. Сотрудники одного из тюменских приютов рассказали о девятилетнем мальчике, который поступил к ним истерзанным, изнасилованным.
Его отмыли, подлечили. Через неделю этот пацан побежал на рынок, туда, где его за деньги насиловали и мучили. Как по-другому жить, он не знал.
Беспризорность неизбежно сопутствуют тяжёлые социальные последствия: рост правонарушений, преступность несовершеннолетних, детская проституция, алкоголизм, наркомания. Беспризорные дети не включены в систему ценностей общества, они становятся лишь наблюдателями чужой жизни.
Постоянный страх перед окружающей средой в свою очередь порождает в детях агрессивность, стремление найти защиту в группах (шайках, бандах и т.п.), где дети также часто подвергаются эксплуатации (в т.ч. сексуальной), втягиваются в преступный бизнес.
Беспризорные дети отличались от своих сверстников из нормальных семей более сильным инстинктом самосохранения, повышенной возбудимостью, привычками к наркотикам, алкоголю и т.п., некоторые из них преждевременно начинали половую жизнь.
Беспризорник рано включается в жестокую уличную борьбу, при отсутствии воспитывающей помощи взрослых и нормальной детской среды. У беспризорных очень развит инстинкт самосохранения, что не наблюдается у других детей.
Выражена эмоциональная возбудимость, которая часто развивает привычку к искусственным возбуждениям: наркотикам, алкоголю, азартным играм. Чувственные элементы половой жизни пробуждаются раньше обычного.
Наблюдаются авантюристические устремления, взращиваемые уличной жизнью, что резко увеличивает трудовую неустойчивость и недисциплинированность. Люди шарахаются от них, брезгливо отворачиваются, бояться: голодные дети иной раз агрессивны, бесцеремонны, жестоки.
И только единицы видят в них не озлобившихся волчат, а детей: ущемленных, обиженных, брошенных на произвол судьбы на улицу, которая своими хваткими когтями затягивает беспризорников в свои сети.
Опасны не беспризорники – это просто дети, как правило, из неблагополучных семей. Вот стандартная судьба: мальчик из Казахстана, папа запил, мама бросает отца и переезжает с сыном в Петербург, где выходит замуж.
В итоге ребенок оказался лишним. Опасна криминальная среда, в которую они попадают. Ежегодно милиция регистрирует около 17 тысяч заявлений по поводу исчезновения детей: более 92% беглецов находят.
В настоящее время, по официальным данным, у нас в стране ежегодно пропадает 60-70 тысяч человек, и добрая половина из них – это дети.
