Сущность профессиональной деформации личности

Люди в течение многих лет и даже десятилетий осваивают какую-либо профессию. При этом одни из них так и остаются дилетантами, а другие становятся профессионалами. У них появляются особые способности и умения. Например, опытные текстильщики могут различать более 80 оттенков только черного цвета, а дегустаторы кофе обязаны хранить в памяти 1200 разных характеристик этого напитка. Разумеется, в обычной жизни простым людям эти навыки абсолютно не нужны, но в узкой специальности они необходимы. У профессионалов формируются особый взгляд на вещи, уникальные профессиональные перцепция, мировоззрение и самосознание.

Это дается не просто, но существование в строго определенном мире профессии требует жертв. Узкие специалисты (а настоящий специалист всегда может быть только «узким») должны тренировать одну свою способность за счет других. Профессия в конечном итоге захватывает человека, «оккупирует» его личность. Если использовать меткое выражение Гумбольдта, можно сказать, что профессия овладевает человеком, «захватывая» при этом не только его сугубо субъектные качества — специальные способности, но и личностные свойства. При этом человек становится «рабом» своих профессиональных знаний об окружающем мире. В английском языке термин «профессиональная деформация» переводится как «профессиональная оккупация». Как справедливо пишет Е. А. Климов, «профессия — это судьба, жизненный путь человека… это и образ жизни, и образ мыслей, и стереотипы восприятия мира, и социальный тип человека».

В общей сфере жизнедеятельности каждый человек обязан строго различать разные подпространства — работу, с одной стороны, и жизнь с ее противоречивыми запросами и требованиями — с другой. На службе надо проявлять одну часть своей индивидуальности, но в жизни, семье, быту — другую. И «трудоголики» несчастны, и дилетанты неполноценны.

Духовно богатый человек должен быть способен психологически грамотно делать переходы из одной сферы в другую. В деятельности надо квалифицированно проявлять только узкопрофессиональные качества как субъекта труда, а в жизни — личностные. Если на службе прокурор должен быть строгим и принципиальным обвинителем, то в жизни — прощающим другом и заботливым защитником своих детей. Покидая учреждение, человек обязан «оставить» там рабочие качества и настроения, взгляды и умения.

Климов Е. А. Психология профессионала. М., 1996. С. 372.

Конечно, подобные перестройки психического аппарата требуют определенного времени, энергии, эмоциональных затрат и, конечно, общей культуры. Если люди в быту, клубном общении продолжают вести себя не как гармоничные личности, а лишь как представители определенной профессии, тогда говорят о профессиональной деформации. Такие люди смешивают сферы своей жизнедеятельности и продолжают говорить в семье о работе, а на службе — о погоде и футболе, косметике и телепередачах.

От профессиональной деформации страдают и сами ее носители, и окружающие. Многие менеджеры хорошо знают и другую сторону этого явления. Они давно убедились в том, как трудно и подчас невозможно организовать надежное взаимодействие и эффективную коммуникацию между специалистами разных профессиональных цехов и служб. Они демонстрируют разные подходы и требования к общей проблеме, говорят на разных языках, настаивают на своих специфических видениях задачи.

Представителей каких профессий чаще всего поражает этот недуг? Известны разные типологии профессий. Одна из них классифицирует специальности по предмету труда: «человек — техника», «человек — природа», «человек — знак» и пр. Доказано, что наиболее подвержены деформации профессии типа «человек — человек». К ним относятся многие виды работ, например сфера обслуживания, управленцы, менеджеры и др. Но чаще от нее страдают специалисты профессии «человек — ненормальный человек». Именно таким специалистам свойственны наиболее глубокие негативные поражения личности.

Разумеется, существует множество теоретических трудностей в определении понятий «норма» и «патология». В человекознании эта проблема решается давно. Существуют разные подходы к определению критериев норм. Мы не будем здесь подробно останавливаться на теоретических проблемах нормирования и типологии человека, достаточно лишь отметить, что эти критерии определяются разными авторами прежде всего в зависимости от профессионального интереса людей. Именно профессиональные потребности и цели деятельности являются теми факторами, которые определяют качественное содержание того или иного критерия нормирования, классификации типов людей, понимания специфического содержания нормы и патологии.

Юристы дискутируют о точности содержания своих правовых критериев «нормальности» человека. Врачи обсуждают свое понимание оценок, необходимых в их узкоспециальных областях диагностики, терапии, фармакологии и т. п. Педагоги выдвигают свои разные по содержанию критерии нормальности и анормальности подопечных — педагогической запущенности, «трудности» и т. п. Особенно болезненно и остро эта проблема стоит в специальных областях педагогики — тифло-, олигофрено-, сурдопедагогике, исправительно-трудовой педагогике и т. п. Достаточно часто обсуждается вопросы нормы и патологии в психологии и психиатрии.

Во многих областях человеческой деятельности существуют определенные критерии анормальности людей, которые используются в целях профессионального отбора, диагностики, обучения. Всем этим вопросам посвящена обширная литература. В нашем случае вполне достаточно отметить, что субъекту профессиональной деятельности типа «человек — человек» приходится иметь дело с двумя объектами:

• нормальный, обычный, средний, типичный, обыкновенный человек;
• «ненормальный», необычный, уникальный, нетипичный, выдающийся, отличный от других человек.

Два этих случая принципиально различны в психологическом смысле влияния объекта деятельности на сознание работника. Если для первого случая, видимо, не приходиться говорить о негативном влиянии предмета труда на личность специалиста, то для второго это наиболее типично. В первом случае нет особой разницы между работником и предметом его труда. Поэтому результаты обратного влияния не особенно заметны из-за близости по суЕ1еству объекта и субъекта, из-за их одинаковой «нормальности». Но во втором случае профессионал вынужден иметь дело с необычным предметом труда. Предмет его труда необычен в том смысле, что он не похож на субъекта, по каким-то признакам, критериям отличается от личности самого деятеля.

Содержание критериев, признаков различий зависит от сферы деятельности, от ее специфики. Например, это может быть возрастной признак, когда педагог воспитывает ребенка, который значительно младше него. При этом он обязан иметь хорошо развитые эмпатические способности, чтобы уметь жить по логике ребенка. Если он хочет быть не просто «урокодателем», а именно учителем, то должен учитывать особенности психики детского возраста — уметь в течение рабочего времени смотреть на мир глазами ребенка, «влезть» в душу ученика и какую-то часть своего времени прожить его жизнью. Хороший учитель периодически возвращается из своего «нормального» взрослого состояния в детство.

Такое перевоплощение не проходит бесследно. Как показывает общественная практика, педагогическая деятельность, необходимость или благо постоянно общаться с молодежью не дает стареть педагогам, позволяет им сохранить душевную молодость, задор, активное отношение к жизни. Вместе с тем в педагогической работе есть «подводные камни», приводящие к профессиональной деформации личности. Это, например, устойчивая привычка к морализированию, наставительному тону, характерные для некоторых педагогов даже в нерабочих ситуациях. Замечено, в частности, что многие педагоги и в обычном общении, в бытовых разговорах используют больше пауз в монологе, чем другие люди. Они как бы и в жизни продолжают читать лекции, давать уроки, наставления, даже если общаются со взрослыми. Все это — следствие профессиональной привычки: перенос приобретенных в профессии способов общения в другие, непроизводственные сферы, ситуации жизни.

Преподавателям учебных заведений приходится сталкиваться и с другими критериями различий между собой и объектами своего труда. Они имеют дело с еще не обученными, неспособными, невоспитанными людьми — школьниками, студентами, курсантами и т. п., и в этом плане — с «ненормальными», еще «не окультуренными». Чтобы обучить и воспитать их, педагоги должны часть своей жизни прожить в логике жизни другого — не обученного и не воспитанного. Это обязательное требование профессии, которое дает возможность понять психологические трудности воспитанника в усвоении материала и лучше адаптировать методику своих педагогических воздействий. Такова специфика учебного общения. Во всех этих случаях специалист трудится над человеком, имеющим еще не сформированные сознание и психику.

Сотрудники милиции, пенитенциарных учреждений, юристы работают в условиях общения с преступниками, у которых уже деформированы психика, сознание, мораль. Рецидивисты отличаются от нормальных людей отношением к праву. Они в отличие от милиционеров и юристов неправопослушны, они уже переступили норму закона. Общение с ними, необходимость установления контакта, работа над их перевоспитанием и исправлением также требует учета в своих воздействиях психических и аморальных особенностей подопечных.

Медицинские работники также отличаются от своих «ненормальных» подопечных, но по иному критерию. Они трудятся, общаясь с больным, нездоровым человеком, у которого деформированы либо организм, либо психика. А иногда бывает и то и другое вместе — когда у больного психосоматическое заболевание. И врачи, и медперсонал должны обладать достаточно развитыми эмиатическими умениями, чтобы быть способными лечить не орган, а человека, чтобы составить ясное представление о субъективной картине болезни пациента, его образе жизни и т. п. Данное обязательное требование хорошо понято и закреплено в медицинской деонтологии. Это относится и к деятельности психиатров и психотерапевтов.

Что прежде всего деформируется в психике?

Сначала поражается механизм перцепции, особенно социальной перцепции — восприятия окружающих людей. Например, врачи и в быту по инерции рассматривают людей как потенциальных пациентов, а полицейские проявляют чрезмерную подозрительность к окружающим. Мишенью профессиональной деформации являются и коммуникативные навыки. Люди склонны применять те средства и приемы общения, которые они хорошо усвоили на работе. Например, военнослужащие часто используют специально поставленный командный голос и привычные уставные команды в небоевых ситуациях, а начальники в семье прибегают к приказам и распоряжениям.

Часто профессиональная деформация проявляется в типичных способах принятия решений и реакциях на задачу. Например, телефонистки предпочитают реагировать на разные ситуации максимально быстро, а железнодорожные и авиадиспетчеры — максимально точно. Наиболее ярко влияние профессиональных привычек можно наблюдать в выборе стратегий и тактик поведения в конфликтах.

К общим факторам профессиональной деформации наряду с объективной раздел енностыо социального труда можно отнести и принципиальную ограниченность ресурсов отдельного человека. Это две стороны одной медали.

Ясно, что все внутренние ресурсы человека — анатомические, физиологические, психические — принципиально ограничены, отнюдь не беспредельны. Именно поэтому отдельный субъект не способен быть настоящим специалистом одновременно в двух и более профессиях. У него просто не хватит ни мнемических, ни когнитивных, ни физических возможностей для того, чтобы в совершенстве овладеть всем тем комплексом знаний, умений и навыков, которого требует любая современная специализация. Именно поэтому любой работник, желающий стать профессионалом, как правило, живет по принципу: «Знай все о немногом и немного обо всем». Иначе он остается дилетантом и верхоглядом.

Идя по пути профессионализации и специализации, человек овладевает языком специальных понятий и терминов, жаргонов. Он обязан постоянно следить за всей новейшей информацией, которая появляется в его ограниченной сфере. Объем этой информации и скорость ее обновления возрастают, физические же ресурсы отдельного специалиста остаются постоянными. Все это требует еще большего сужения профессиональных интересов, определенных установок для достижения требуемой глубины познания и усвоения современных специализированных технологий деятельности. Глубина профессиональных знаний и умений отдельного работника всегда прямо пропорциональна узости необходимых способностей. Глубина профессионализма и его одновременная ограниченность всегда взаимосвязаны и обратно пропорциональны.

Ограниченность возможностей профессионала обусловливает узкоспециальный подход к своему труду. Специалисту приходится рассматривать объект не со всех возможных и нужных позиций, а только в одном, но глубоком аспекте. Профессионал не способен в реальном масштабе времени широко рассматривать человека — своего пациента, клиента, ученика, подзащитного, покупателя и т. п. — как целостный объект во всех его связях и взаимоотношениях с миром. Специалист обязан и может относиться к нему лишь как к предмету своих узких профессиональных интересов и обязанностей.

Поэтому каждый врач может стать настоящим профессионалом только в одной узкой специализации — офтальмологии, кардиологии и т. п. Он рассматривает пациентов лишь в одном известном аспекте. Только подобная ракурсность профессионального взгляда гарантирует глубину и точность диагноза и лечения. Именно поэтому каждый учитель должен быть «предметником», чтобы не быть дилетантом.

Можно привести наиболее явные негативные примеры последствий субъект-предметного подхода в профессиях типа «человек — человек». Ими являются дидактогении в педагогике, ятрогении в медицине, обезличивание человека в судебных процессах, бюрократизм чиновников, сугубо функциональный подход к работникам в менеджменте и т. п. Это закономерное следствие субъект-предметных отношений с миром каждого профессионала.

Думается, что само разделение труда на отдельные профессии и специальности диктует жестокую необходимость понимать индивида с точки зрения предмета его сугубо профессиональных интересов. Человек для юриста предстает не в таком ракурсе, как для экономиста, физиолога, социолога, продавца и т. п. Продолжающаяся тенденция к специализации профессиональных миров лишь углубляет пессимизм в отношении скорой возможности создания единой онтологической картины мира, и в том числе человека.