Субъективная сторона хищения

Субъективная сторона хищения характеризуется только прямым умыслом. Лицо осознает общественную опасность своих действий (противоправного безвозмездного изъятия чужого имущества и обращения его в свою пользу или пользу других лиц), предвидит неизбежность наступления общественно опасных последствий в виде имущественного ущерба собственнику или законному владельцу имущества и желает их наступления.

Это положение практически незыблемо в науке уголовного права. Мне встретилась только одна работа, автор которой Л.В. Красуцких утверждает, что “хищение чужого имущества может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом, когда завладение чужим имуществом является неизбежным результатом такого поведения виновного, который в качестве основной преследует иную цель, например желает получить освобождение от работы посредством представления фиктивного документа, что в дальнейшем влечет незаконное получение зарплаты”. Но если лицо преследует другую, не корыстную цель, хищение отсутствует в силу прямого указания закона, наделяющего хищение этим обязательным признаком.

Обязательным элементом субъективной стороны хищения, согласно его законодательному определению, выступает корыстная цель. Отношение к этому элементу в уголовно-правовой науке далеко не однозначное, хотя почти все (за исключением, пожалуй, С.Ф. Милюкова и А.В. Голиковой) признают корыстный характер хищения. С.М. Кочои, например, полагает, что “происходит смешивание понятий мотива и цели преступления”. Далее он делает следующие выводы: “Во-первых, имеются достаточные основания для отнесения в уголовном законодательстве РФ слова “корысть” к характеристике исключительно мотива совершения преступления, во-вторых, при совершении хищения чужого имущества наличие корыстного мотива не обязательно, в-третьих, цель при хищении не может быть названа “корыстной”. Конечно, совершая хищение, виновный преследует определенную цель. Эта цель состоит прежде всего в обогащении виновного, в личном потреблении похищенного имущества”. Соглашается с С.М. Кочои и А.И. Рарог.

Думаю, что именно стремление виновного обогатиться, завладеть имуществом, на которое он не имеет права, безвозмездно как раз и характеризует корыстную цель. На это же обратили внимание и ученые, занимавшиеся специальным исследованием понятия корысти в уголовном праве и криминологии. Что касается того факта, что обычно законодатель применяет не понятие корыстной цели, а понятие корыстных побуждений (мотива), то сомневаюсь, что это не может быть основанием для исключения возможности одновременного использования и корыстной цели как конструктивного признака отдельных преступлений. Сам же автор справедливо замечает, что понятия мотива и цели, хотя и близкие, но разные.

Не вызывает сомнения, что обогащение других лиц, получающих имущество, происходит практически всегда, кроме, пожалуй, единственной ситуации, когда имущество передано в возмещение причиненного ущерба. Но сказанное отнюдь не означает, что одновременно и всегда обогащается и лицо, изъявшее имущество. Классический пример тому – известный фильм “Берегись автомобиля”. Деточкин, его герой, угонял и продавал чужие автомобили, а деньги в полном объеме, кроме оплаты понесенных расходов (возмещение затрат), переводил детским домам. Если анализировать законодательное определение хищения, то здесь можно найти пользу других лиц; обогащение их имело место. Однако думаю, что корыстной цели у самого Деточкина не было; он не стремился обогатиться в результате своего противоправного поведения. Соответственно, деяние, совершенное Деточкиным, – не хищение; что касается точной квалификации, то дать ее крайне затруднительно. Полагаю, что содеянное не подпадает ни под одну из ныне существующих статей УК РФ, в том числе и под самоуправство.

Квалификация меняется, если изъятое имущество лицо передает тем лицам, с которыми находится в близких, родственных или дружеских отношениях. Поскольку, изымая имущество, лицо стремится к обогащению близких ему людей, в данном случае можно, на мой взгляд, говорить о наличии в его действиях корыстной цели и, следовательно, о наличии хищения. Лицо сознательно направляет свои действия на обогащение близких людей, и это обогащение происходит. Б.В. Волженкин так комментировал указанную ситуацию: “Считая себя обязанным в силу родственных, интимных, дружеских отношений делать им (близким для расхитителя. – Н.Л.) подарки, оказывать материальную помощь, субъект не желает расходовать свои личные средства, а делает это за счет чужого имущества”. Кстати, это как раз тот случай, когда мотив преступления может и не быть корыстным; мотивом может выступать, например, личная заинтересованность.

Существует и своеобразно проявляется корыстная цель при совершении хищения в соучастии. Отдельные соучастники могут не преследовать цели собственного обогащения и сознательно направлять свои действия на то, чтобы произошло обогащение других лиц, участвующих в преступлении. Корыстная цель здесь заключается в стремлении к обогащению соучастников хищения. Мотив же преступления также далеко не всегда корыстный; он может выражаться, например, в боязни мести, расправы за отказ от участия в хищении или опять-таки в личной заинтересованности. Г.Л. Кригер полагала, что “требование корыстной цели не распространяется на соучастников, которые могут действовать в силу иных побуждений”. Думаю, однако, что это, во-первых, противоречит законодательному понятию хищения, которое не делает никаких исключений в отношении корыстной цели, и, во-вторых, здесь автор путает мотив (Г.Л. Кригер говорила о “побуждениях”) и цель преступления.

Есть корыстная цель и хищение в целом тогда, когда лицо изымает чужое имущество для передачи его тем лицам, с которыми находится в имущественных отношениях (является, например, их должником, или квартиросъемщиком, или работодателем и т.п.). Думаю, это положение не требует особых доказательств. Здесь хищение зачастую характеризуется и корыстным мотивом.

Таким образом, корыстная цель в хищении налицо, если виновный стремится:

1. к личному обогащению;
2. к обогащению людей, с которыми его связывают личные отношения;
3. к обогащению соучастников хищения;
4. к обогащению людей, с которыми он состоит в имущественных отношениях.

Отсутствие корыстной цели исключает квалификацию содеянного как хищения. Так, не было корыстной цели в действиях Е., осужденного первоначально Усть-Илимским городским судом Иркутской области за кражу чужого имущества, причинившую значительный ущерб потерпевшим. Е., являясь водителем в леспромхозе, простаивал, так как необходимый для работы прицеп нуждался в капитальном ремонте, денег для которого не выделяли. Для того чтобы иметь возможность работать, он решил взять прицеп с территории АООТ “ИЛПП-1”, где ранее работал, что и сделал. Прицеп Е. поставил в леспромхозе, где тот был обнаружен через день. Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об изменении приговора. Президиум Иркутского областного суда удовлетворил протест, указав следующее. Согласно закону, хищение имеет место лишь при наличии корыстной цели и стремлении обратить похищенное имущество в свою собственность, пользоваться и распоряжаться похищенным имуществом как своим собственным. Судом установлено, что Е. поставил прицеп на территории своего предприятия, сообщив об этом администрации, при этом не намеревался обращать его в собственность, а собирался работать, т.е. использовать так же, как закрепленную за ним автомашину КамАЗ, собственником которой он не являлся. Использовать прицеп Е. собирался не для личных целей, а для выполнения своей непосредственной работы, предусмотренной трудовым договором. Он не пытался скрыть прицеп, перекрасить, разукомплектовать его, т.е. не распоряжался им как личным имуществом. Е., угнав прицеп, противоправно обратил его во временное пользование без согласия собственника. При таких обстоятельствах в действиях Е. Президиум Иркутского областного суда усмотрел состав преступления, предусмотренный ч. 1 ст. 148(1) УК РСФСР, т.е. неправомерное завладение иным ценным имуществом без цели хищения.

Часто на практике суды квалифицируют содеянное как хищение при следующих, например, обстоятельствах.

По приговору Московского областного суда от 17 сентября 2003 Г.Л. был признан виновным в покушении на изнасилование И., сопряженном с угрозой убийством, в умышленном убийстве этой же потерпевшей, с особой жестокостью, сопряженном с изнасилованием, и в краже чужого имущества с причинением значительного ущерба гражданину. Изменяя приговор в части осуждения по п. “в” ч. 2 ст. 158 УК РФ, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отметила, что из материалов дела не усматривается и судом в приговоре не приведены доказательства, свидетельствующие о наличии у Л. умысла на завладение чужим имуществом из корыстных побуждений. Наоборот, как следует из показаний осужденного, он хотел скрыть следы убийства и изнасилования и с этой целью выбросил сотовый телефон потерпевшей в реку, а ее одежду – в мусорный контейнер. При таких данных Судебная коллегия отметила, что эти действия Л. свидетельствуют об умышленном уничтожении им чужого имущества с целью сокрытия следов преступления и образуют состав преступления, предусмотренный ч. 1 ст. 167 УК РФ. У осужденного не было умысла на завладение этим имуществом из корыстных побуждений и была цель сокрытия другого преступления.