Главная » Справочник » Народная педагогика » Русский язык

Русский язык

Обращаясь к преподаванию в сельской школе, остановлюсь прежде всего на русском языке, этом необходимом орудии всякого учения книжного и устного, на той степени умения говорить, читать и писать, которая может быть достигнута и действительно достигается в этой школе. Результаты, достигаемые в ней, весьма разнородны, смотря по умению учителя и продолжительности учения.

Требования, изложенные в правилах испытания на льготу по воинской повинности, столь неопределенны и слабы, что удовлетворить им нетрудно. Этот минимум представляет мало ручательств в прочности, приобретенной в школе, и поэтому всякий добросовестный учитель старается пойти дальше и сделать лучше.

Вот что представляется мне достижимым при четырехлетнем курсе учения:

Умение говорить без ошибочных местных оборотов и речений. Это умение достигается благодаря постоянным внеклассным сношениям учеников с учителем в нашей сельской школе, если только этот учитель сам говорит правильно по-русски, чего нельзя сказать даже о всех воспитанниках учительских семинарий, но что составляет преимущество учителей духовного происхождения, даже не прошедших через духовную семинарию. Крестьянина, прошедшего четыре зимы в хорошей школе, тотчас можно отличить по более правильному его говору.
Умение читать с полным пониманием доступную по содержанию прозу и стихотворения пушкинского периода. Всякий хороший ученик дельной сельской школы на 15-м году с наслаждением прочтет «Капитанскую дочку» и «Дубровского», «Бориса Годунова» и «Русалку», «Полтаву» и «Песнь про купца Калашникова», «Тараса Бульбу» и «Ночь перед Рождеством», «Ундину» Жуковского, «Семейную хронику» Аксакова, а также некоторые вещи второстепенных их современников, Лажечникова, Загоскина, Даля, наконец, подходящего к их строю «Князя Серебряного» графа А. Толстого. Мало того, он с живым участием выслушает (при необходимых пояснениях) чтение исторических драм Шекспира, «Илиады» Гнедича и «Одиссеи» Жуковского.

«Потерянный Рай» Мильтона, несмотря на дубоватый перевод, приведет его в восторг. Зато вся наша послепушкинская литература (за исключением разве рассказов А. Печерского) для него абсолютно неудобоварима. О наших журналах и газетах и говорить нечего. Остановимся на этом замечательном явлении. О нем стоит подумать. В нем есть две стороны, которые следует строго различать. Первым препятствием к проникновению в народ нашей новейшей литературы служит ее язык, и это опять в двух отношениях.

Интересно

Язык этот все более и более обременяется, отчасти по нужде, отчасти из неизбежности, иностранными словами. Из газет, где эти слова часто неизбежны, они все более и более переходят в журналы и книги. Становятся необходимыми словари иностранных слов, необходимыми и в сельской школе, не для учеников, а для учителей, которые без их помощи не могут прочесть ни одной журнальной статьи, ни одной серьезной книги. Это обстоятельство наконец заставило правительство приступить к изданию особой газеты, которую можно было бы понять, не зная французского языка.

Нужно ли присовокуплять, что вся наша публицистика для грамотных крестьян, а в большинстве случаев и для учителей сельской школы, – вовсе не существует? Что та «рабья манера писать», в которой она все более изощряется, в которой, в сущности, и заключается весь ее вред для полуобразованных классов, делает ее совершенно недоступною и непонятною для того грамотного люда, который стоит на ступени образования элементарного, хотя бы самого тщательного?

Но ничто не может сравниться с тем обаянием, которое производят творения Пушкина, начиная с его сказок и кончая «Борисом Годуновым». Когда я еще не приступал к занятиям в школе, я думал, что знаю Пушкина и умею его ценить. Я ошибался.

Узнал я его только теперь. Этот светлый, реальный мир, который меня окружает, мир бодрой веры и трезвого смирения, мир духовной жажды и здравого смысла, – этот мир столь новый и как будто давно знакомый, это его мир, с раннего детства пленявший и манивший нас. Он его певец, он его пророк…

Пушкин! Наше образованное общество недостойно такого поэта. Да, мы воздвигли ему памятник. Мы рукоплескали вдохновенным речам, которыми немногие избранные почтили его память. Но где этот «памятник нерукотворный», который он воздвиг себе, который он нам вверил, умирая?

Он повергнут во прах, кучами грязи засыпана к нему народная тропа. По безумной прихоти монополиста-издателя наша школа,наш народ лишены величайшего сокровища, каким обладает Россия. Да один ли он виноват?

О чем думает общество? Ведь есть же сумма, за которую это злополучное право издания может быть выкуплено! Ведь находятся же у нас деньги не только на французский театр и итальянскую оперу, но и на дела милосердия, на помощь неимущим, на пропитание голодающих? Когда же вспомним мы наконец, что не о хлебе едином жив будет человек, и когда поймем, что русский человек – менее всякого [другого]?

Предыдущая статья Религиозные движения Следующая статья Садоводство

Статьи по теме