Казанские диалоги

Переписка С. А. Рачинского с известным казанским ученым-ориенталистом, педагогом-миссионером Николаем Ивановичем Ильминским (1822–1891), – безусловно, интереснейшая страница отечественной культуры, свидетельствующая о пересечении путей двух самобытнейших русских подвижников.

Все это позволило повернуть миссионерское движение в России (до этого крайне неудачное) на успешные дороги. Практическое воплощение своей системы Ильминский осуществил в организованной Казанской русско-инородческой учительской семинарии (1872) и инородческих школах при ней, бессменно возглавляя их до конца жизни.

Рачинский и Ильминский, параллельно работая на схожих направлениях в разных концах России, мало знали друг о друге, имея при этом одного покровителя – обер-прокурора Св. Синода Константина Петровича Победоносцева. Поэтому не случайно, что, прочтя «Заметки» в «Руси» И. С. Аксакова, Ильминский обратился к Победоносцеву с просьбой поспособствовать знакомству с их автором: «Статья С. А. Рачинского в 40–42 номерах “Руси” привела меня и моих сослуживцев положительно в восторг.

Изложенные в ней взгляды и направление Сергея Александровича не чужды Казанской учительской семинарии. <…> Еще в прошлом году, не имевши никакого понятия о личности С. А. Рачинского, я случайно прочитал его статьи в “Руси” же, и они произвели на меня сильное и самое симпатичное впечатление, а нынешняя статья меня взволновала» (Казань, 2–3 ноября 1882).

Собрав документальный и фактический материалы, среди которых был и разработанный учителем хорового и регентского класса семинарии Степаном Васильевичем Смоленским «Курс хорового церковного пения», он предлагал Рачинскому познакомиться с направлением Казанской семинарии.

Не могу достаточно благодарить Вас за то сочувствие, с которым Вы отнеслись к моему делу, ко мнениям, выраженным мною в печати. Особенно же благодарен я Вам за драгоценные сведения о вверенном Вам заведении, о деятельности Ваших почтенных воспитанников. С сердечною радостью убедился я из них, что мои отзывы об учительских семинариях (к сожалению, верные относительно многих из них) не могут прилагаться к семинарии Казанской. Дай Бог, чтобы нашлись и другие семинарии, столь же мало заслуживающие высказанные мною упреки <…>.

Действительно, это собрание невелико – всего по десятку писем с каждой стороны (почти без потерь) за период с 1882 по 1890 год, однако значение его велико как свидетельства искреннего расположения корреспондентов.

Смоленский объяснял: «они поняли разность своих дорог от условий их личностей и влияний окружающих обстоятельств», «художник ботаник и артист [Рачинский] был совершенною противоположностью лингвисту и администратору-либералу [Ильминскому], и притом малоодаренному по отношению к искусству, – но оба были людьми вполне исключительными по талантливости, уму, образованию и самой симпатичной деятельности. Оба они сполна отрешились от себя и сполна отдались своему делу».

И все же, несмотря на точно отмеченную разность, существовало и много важных точек соприкосновения в их интересах и деятельности.