Публичная достоверность векселя

Ограничение виндикации. Публичная достоверность для отдельных объектов гражданского права закреплена в п. 3 ст. 302 ГК РФ: “Деньги, а также ценные бумаги на предъявителя не могут быть истребованы от добросовестного приобретателя”.

Это положение означает, что добросовестный приобретатель этих объектов становится их собственником, даже если он приобрел их от неуправомоченного отчуждателя. Следовательно, ограничение виндикации в современном праве отвергает принцип римского права, гласящий что “никто не может передать другому прав больше, чем имеет сам”.

Для некоторых объектов действуют иные принципы, основанные на постантичной теории видимости права.

Теория видимости права. Б.Б. Черепахин, поддерживавший теорию видимости права, писал: “В целях обеспечения и защиты гражданского и особенно торгового оборота современное право придает исключительно важное значение внешнему, т.е. внешне распознаваемому, фактическому составу, узаконивая в определенных случаях обоснованное доверие к внешним фактам”.

Основной смысл теории видимости права заключается в том, что наличие или отсутствие права устанавливается третьими лицами по внешним обстоятельствам: для недвижимости это запись в поземельной книге, для ценной бумаги – ее содержание.

Таким образом, суть этой теории заключается в том, что право в целях защиты положения добросовестных лиц приравнивает в ряде случаев внешний признак видимости права к реально существующему праву. “Тот, кто добросовестно доверился этой видимости права и принял ее за осуществление действительно существующих правомочий, не должен ничего терять”. Очень скоро теория видимости права обрела синоним и стала именоваться также теорией публичности.

Законный владелец по вексельному праву. С точки зрения теории видимости права собственником векселя, исходя из внешних признаков, считается лицо, у которого, во-первых, вексель находится в обладании и, во-вторых, в самом векселе имеются доказательства перехода прав к этому лицу (субъект права легитимирован непрерывным рядом индоссаментов, заканчивающихся на нем).

Опровергнуть презумпцию собственности может только недобросовестность векселедержателя. С точки зрения общегражданских подходов приобретатель вещи, выбывшей из владения собственника помимо его воли, может быть добросовестным владельцем, но никогда не может считаться законным.

Однако поскольку у добросовестного приобретателя векселя с момента приобретения возникает право собственности на него, Положение говорит о векселедержателе, который легитимирован надлежащим образом как о законном владельце.

Некоторые нормы вексельного права дословно перенесены в ГК РФ в качестве положений, общих для всех ценных бумаг: так, п. 1 ст. 147 ГК РФ гласит: “Лицо, выдавшее ценную бумагу, и все лица, индоссировавшие ее, отвечают перед ее законным владельцем солидарно”. В структурной связи с другими положениями ГК РФ термин “законный владелец” выглядит неудачным, поскольку заставляет предположить, что добросовестный, но не законный приобретатель ценной бумаги не вправе требовать исполнения по ней.

Пункт 1 ст. 147 ГК РФ в нынешней редакции противоречит не только п. 3 ст. 302 ГК РФ, но и соседней норме из п. 2 ст. 147 ГК (где закреплена абстрактность ценной бумаги). Таким образом, мы лишний раз убеждаемся, что термины вексельного права весьма специфичны, их некритическое перенесение в общегражданское законодательство недопустимо.

Ограничение виндикации векселя. В п. 3 ст. 302 ГК РФ публичной достоверностью из всех ценных бумаг наделены только бумаги на предъявителя. Однако специальные нормы вексельного законодательства позволяют говорить об ограничении виндикации векселя и, следовательно, о приобретении права собственности на вексель его держателем только в силу добросовестного приобретения.

В соответствии с ч. 2 ст. 16 Положения если кто-либо лишился владения векселем в силу какого бы то ни было события, то надлежащим образом легитимированный векселедержатель обязан отдать вексель лишь в том случае, если он приобрел его недобросовестно или же, приобретая его, совершил грубую неосторожность.

Судебная практика разъясняет: “Векселедержатель считается недобросовестным, когда он до или в момент приобретения знал о том, что вексель выбыл из владения собственника либо лица, уполномоченного распоряжаться векселем, помимо их воли.

Грубая неосторожность приобретателя имеет место в том случае, когда приобретатель в силу сложившихся условий оборота должен был знать о факте выбытия векселя из владения собственника либо лица, уполномоченного распоряжаться векселем, помимо их воли (в частности, если вексель был приобретен после опубликования собственником в печати информации об утрате либо краже векселя, о чем приобретатель векселя по обстоятельствам дела не мог не знать)”.

Таким образом, можно сделать вывод, что в дополнение к предъявительским ценным бумагам вексель также не может быть истребован по виндикационному иску от добросовестного приобретателя.

Практическое значение публичной достоверности заключается в том, что каждый добросовестный векселедержатель, будучи собственником, не зависит от статуса прежних векселедержателей и даже векселедателя.

Судебная практика подчеркивает, что признание недействительными сделок, на основании которых вексель был выдан или передан, не влечет недействительности векселя как ценной бумаги и не прерывает ряда индоссаментов.

Последствием такого признания является применение общих последствий недействительности сделки непосредственно между ее сторонами. Таким образом, независимость (автономность) прав векселедержателей объясняется именно публичной достоверностью векселя.

Понятие публичной достоверности. Публичная достоверность как юридическая конструкция имеет своей целью наделение правом собственности добросовестного приобретателя имущества от неуправомоченного отчуждателя (например, вора). В результате возникает бесповоротность вещных прав добросовестного приобретателя.

Смысл обладания ценными бумагами заключается не только в приобретении вещного права на документ, но и в надлежащей легитимации субъекта обязательственного права, выраженного в ценной бумаге. Так, неуправомоченный отчуждатель векселя легитимирует себя не одним фактом владения векселем, но и непрерывным рядом индоссаментов, и сам не только вручает вексель добросовестному приобретателю, но еще и оформляет индоссаментом передачу прав требования по векселю.

Следовательно, можно сказать, что публичная достоверность векселя означает такое положение, при котором третьи лица, добросовестно полагающиеся на надлежащим образом оформленную легитимацию векселедержателя, приобретают право собственности на вексель и, соответственно, права, удостоверенные векселем, даже тогда, когда легитимация векселедержателя не соответствовала действительности.

Существует и классическое понятие публичной достоверности для ценных бумаг, которое было выработано немецкой наукой (профессором Г. Бруннером) во второй половине XIX в. и поддерживается большинством современных российских ученых, начиная с М.М. Агаркова.

По мнению Г. Бруннера, публичная достоверность – это такое свойство бумаги, в соответствии с которым лицо, приобретающее ценную бумагу и добросовестно доверяющее ее содержанию, приобретает выраженное в ней право таким, каким оно является согласно этому содержанию.

Обязанное лицо не может противопоставить требованию добросовестного приобретателя бумаги возражения, которые не вытекают из ее содержания. Исключаются, таким образом, возражения, основанные на правоотношениях обязанного лица к предшественникам добросовестного приобретателя.

Соотношение абстрактности и публичной достоверности. Абстрактность является категорией, относящейся больше к обязательственному праву, а публичная достоверность – к вещному.

Понимание публичной достоверности, данное Г. Бруннером, базируется на непризнании абстрактных сделок и отрицании теории видимости права. Последним фактором объясняется, что приведенное понятие публичной достоверности напрямую не увязано с вопросами приобретения права собственности.

Тем не менее и в рамках классического понимания публичной достоверности бесспорным постулатом является, что публичная достоверность бумаги имеет значение только в отношении добросовестного приобретателя. В отношениях между обязанным лицом и первоначальным приобретателем она не производит никакого действия. Как было рассмотрено выше, тот же вывод делается российской наукой и судебной практикой в отношении абстрактности ценных бумаг.

Тем самым категории абстрактности и публичной достоверности практически сливаются. Подобное слияние не удивительно, если помнить о неразрывной связи обязательственного и вещного элементов в конструкции ценной бумаги.

И все же можно предположить, что для объяснения возможности возражений держателю векселя со стороны должника главный упор должен делаться на выводах, вытекающих из публичной достоверности векселя. В чем же тогда предназначение абстрактности? Представляется, что абстрактность должна быть полной и распространяться даже на отношения векселедателя и первого векселедержателя.

Некоторый парадокс заключается в том, что превращению абстрактности из процессуальной в материальную (вспомним дифференциацию О.С. Иоффе) может способствовать только процессуальное право.

Признание абсолютной, ничем не ограниченной абстрактности вексельного обязательства в рамках искового судопроизводства способно породить мертвящий формализм.

Однако именно абстрактность векселя создает предпосылки для отказа от рассмотрения требований по векселю в порядке искового производства. Свидетельством тому служит распространение на опротестованные векселя правил приказного производства.

Но, в отличие от прочих требований, рассматриваемых в порядке приказного производства, для векселя имеются возможности дальнейшего упрощения процесса, когда стадия судебного рассмотрения вообще исчезает.

Так, В.М. Жуйков считает, что было бы правильным производить взыскания по векселям вообще без обращения в суд за выдачей приказа. В случае совершения нотариусом протеста вексель следовало бы сразу передавать судебному приставу для исполнения.

Как представляется, совершенствование законодательства в этом направлении наиболее способствовало бы реализации материальной строгости векселя и оптимально отвечало бы интересам участников гражданского оборота. Только в этом случае абстрактность векселя получила бы свое логическое завершение.