Определение лингвокультурологии и ее границ
Лингвистика составляет неотъемлемую часть всей культуры и любой из ее типов (можно напомнить вавилонские силлабарии словари и учебники по грамматике, Нирукты религиозные этимологии в древней Индии, грамматику литературного языка Панини, книги по исправлению имен в древнем Китае).
Лингвистика это не некая чуждая культуре часть, род занятий или область исследований. Через призму языка, речи, словесности и лингвистики культура рассматривалась и самоопределялась. Да и многие характеристики литературного языка определялись, в свою очередь, через призму культуры. Поэтому говорили и говорят о языковом и речевом вкусе, о культуре речи, о литературном языке, о стилистических образцах речи и т. д.
Взаимодействие культуры и лингвистики, конечно, гораздо уже, чем взаимоотношение языка и культуры, речи и культуры. Тем более узкой является проблема самопостижения и самоопределения культуры через лингвистику, через различные ее поддисциплины, с использованием их категориальных и методологических средств.
Обычно лингвокультурологию рассматривают как часть этнолингвистики. Так, В.Н. Телия определяет лингвокультурологию как «часть этнолингвистики, которая посвящена изучению и описанию корреспонденции языка и культуры в синхронном их взаимодействии».
Трактовка лингвокультурологии как дисциплины, анализирующей проявление культурно-национальных особенностей менталитета в актуальном языке и в наличных текстах, достаточно широко представлена в отечественной лингвистике.
В этнолингвистике акцент делается на взаимосвязи культуры и языка в его реальном функционировании, а единицами анализа являются этнонациональные общности, обладающие языком; тексты (если речь идет о письменной культуре), позволяющие осмыслить тематические и рематические аспекты языка, парамеологические единицы культуры; особенности, репертуар и действующие лица той или иной культуры.
Это и будет выполнением программы В. Гумбольдта, для которого «язык не мертвый продукт, а созидающий процесс». Такой «энергейтический» подход к языку позволил выявить его активную роль в формировании и развитии мышления и культуры.
Язык оказывается не просто пластическим воплощением менталитета народа или его мировоззрения, а той активной силой, которая их формирует.
И мир культуры воспринимался и мыслился по разному: либо как мир эйдетическо-зримых, пластически статуарных ликов идей (Античность), либо как мир, волютативный и словесный смысл которого постигается благодаря вслушиванию и воплощению (ветхозаветная культура).
Цель данной главы показать, как лингвистические модели использовались при описании и анализе культуры. Исходным пунктом нашего исследования будет не просто описание того, как они использовались, но вместе с тем и демонстрация того, что лингвистика сыграла громадную роль в возникновении и развитии понятийного и методологического аппарата европейского мышления логики Аристотеля как логики имен, семантики в средневековой логике, обратившейся к анализу значения и модусов обозначения, нормативной интерпретации логики в XVIII в. на основе общей грамматики, логического синтаксиса в первой половине ХХ в. и, наконец, логической семантики во второй половине ХХ в. Вне осмысления роли таких лингвистических дисциплин, как лексикография, синтаксис, семантика невозможно представить себе развитие не только логических концепций, но и рефлексивных представлений о культуре.
Между культурой и лингвистическими феноменами искали если не генетическое сходство, то хотя бы структурное подобие. И находили. Хотя культура и язык представляют собой различные семиотические системы, однако в силу их структурного подобия рефлексия о культуре строилась и до сих пор строится на базе лингвистической рефлексии с помощью развитых в лингвистике понятий и методов.
Лингвокультурологию и можно определить как науку, стремящуюся осмыслить своеобразие культуры с помощью понятий и методов лингвистики. Поэтому нам кажется неоправданным замечание Ю.С. Степанова о том, что «нельзя переносить языковую модель на предметную область культуры и, напротив, модель культуры на предметную область языка».
Этот подход неприемлем, потому что он предполагает разрыв между различными семиотическими системами, в то время как основная тенденция гуманитарного мышления заключается, по нашему мнению, в том, чтобы понять язык как первичную символическую систему, на базе и гораздо позднее которой формируется постижение культуры.
Сначала культура понималась в оппозиции «природа культура», «естественное искусственное», как то, что включено в состав искусства, составляет искусство и не может не постигаться в рамках концептуальных схем, которые были выработаны для понимания «искусственного». Такими первичными концептуальными схемами объяснения были схемы лингвистики.
В центре нашего внимания будут способы универсализации лингвистических категорий и расчленений при самоопределении культуры. В лингвокультурологии текст совпадает с бытием, грамматика речи и языка с категоризацией бытия культуры, метатекст с текстом, а структуры смыслопорождения языка, выявленные не только в «порождающей грамматике» Н. Хомского, но и в средневековой школе модистов, оказываются если не тождественными, то подобными структурам смыслопорождения в культуре.
Лингвистика и была той познавательной моделью, которая задавала образ мира как книги, как бытия, обладающего смыслом и подчиняющегося единым правилам смыслополагания и смыслопостижения (о чем свидетельствует врожденная способность человека понимать языковые конструкции, если они имеют смысл, возможность перевода с одного языка на другой и др.).
Объяснение этим структурам смыслополагания давалось в истории культуры разное: имена имеют значение постольку, поскольку они репрезентируют внеязыковые объекты: имя вещь, суждение связь вещей и т. д. Эта репрезентационная модель смыслополагания представлена в истории мысли от Аристотеля до Рассела.
Она разбивала целостность языка на множество дискретных слов и стремилась установить непосредственные отношения между именем и вещью. Такого рода логический атомизм департаментализировал целостную структуру языка, задавал редукционистскую (экстенсиональную) стратегию и в лингвистике, и в логике.
Но вместе с этим уже давно возникла и развивалась другая стратегия логико-грамматической категоризации, которая стремилась построить универсальную грамматику, выявить единые, универсальные правила порождения смысла.
Уже в Средние века произошло различение языка и речи (очевидно, первым, кто это сделал, был Петр Абеляр, а в школе модистов это различение стало «работающим»); лингвистика Возрождения обратилась к актам живой речи (народного языка) как «естественному уровню» смыслопорождения, противопоставив их письму («диктаменам») как «искусственному уровню» смыслообработки, «очищения» речи от ошибок, продумывания мысли и т. д.; поиск «универсальной нормативной грамматики», от французской лингвистики XVIII в. до эйдетики языка в «Логических исследованиях» Э. Гуссерля; и, наконец, новый поворот лингвистического и логического мышления поворот от универсального сознания, конституирующего смыслы и нормы, «трансцендентального» Субъекта к говорящему субъекту, к актам его понимания речи. Другого и понимания.
Конечно, не следует превращать сложный, запутанный процесс логико-грамматической категоризации и языка, и всей культуры в линейный процесс восхождения к «порождающей грамматике».
В этом процессе сосуществовали и существуют различные методологические исследовательские программы и альтернативные стратегии, но в их противоборстве осуществлялось движение ко все более глубокому постижению актов смыслополагания.
Мы лишь стремимся наметить вехи этого процесса логико-грамматической категоризации: перехода от логической статики имен (Аристотель) к логическому анализу высказывания и порождения структур значения в различных модусах обозначения, от нормативной и универсальной грамматики к процессуальной, порождающей грамматике, нагруженной новыми интерпретациями и речи, и обозначения, и смысловых структур, и правил их порождения.
