Онтологическое доказательство
Именно поэтому следующим шагом в эволюции Р. методологии стало развитие доказательств Божьего бытия в качестве имманентных составных частей философских учений.
В новой традиции Р. онтология должна быть не предположена, а положена. Причем принципиально, что из всех классических доказательств (по классификации Канта, физико-телеологического, космологического и онтологического) и их всевозможных модификаций, по меткому выражению Гегеля, «единственно христианским доказательством оказался онтологический аргумент», впервые строго сформулированный Ансельмом Кентерберийским.
Такой вывод отнюдь не случаен, ибо движение (развертывание) всех остальных силлогизмов в качестве исходного пункта предполагает обращение к объективному миру к тому самому миру, Р. единство с которым еще только требует своего обоснования.
Напротив, онтологический аргумент, базирующийся исключительно на преднаходимой в разуме идеи Бога, оказывается свободен от этого недостатка. Некое содержание человеческого Я (идея Бога) становится исходным пунктом в построении Р. онтологии.
Именно этот смысл онтологического доказательства и раскрывается в картезианстве, в рамках которого оно оказывается единственным связующим звеном между абсолютно самодостоверным миром человеческого Я и объективным бытием внешнего мира. Благодаря этому силлогизму, знание о внешнем мире становится столь же ясным и аподиктически строгим, как и все знание относительно своего собственного внутреннего мира.
«Отсюда также следует, что естественный свет, или способность познания, данная нам Богом, ни в коем случае не может коснуться объекта, который не был бы истинным… Ведь мы по заслугам именовали бы Бога обманщиком, если бы он дал нам извращенную способность восприятия, принимающую ложь за истину.
Тем самым снимается главное вышеупомянутое сомнение, извлекаемое из соображения, что мы не знаем, не такова ли наша природа, что мы ошибаемся даже относительно тех вещей, кои представляются нам очевиднейшими».
Мысль о том, что некое содержание человеческого Я должно стать основанием для построения онтологии, является совершенно абсурдной для нерефлексивной научной методологии, и не случайно, что сам принцип онтологического аргумента на протяжении тысячелетия служил предметом жесточайшей критики со стороны формальной логики и ориентированных на ее принципы философских школ.
Напротив, в рамках Р. учений данный шаг оказывается абсолютно закономерным, естественным, а главное, лишенным какого бы то ни было мистицизма, ибо смысл его следует усматривать в реконструкции объективных условий, в рамках которых становится возможным и необходимым бытие человеческого Я. Таким образом, появление онтологического аргумента и его ассимиляция картезианством явились, по сути, первым шагом в теоретическом обосновании Р. онтологии христианства.
Картезианское учение о сущности Бога и различные, возникшие в этой традиции варианты онтологического аргумента явились вершиной развития классической метафизики. И тем не менее в этих учениях христианское понимание Бога было реализовано в теоретической форме лишь отчасти.
Во-первых, хотя философы данного направления смогли предельно сблизить Бога и Человека, важнейший аспект христианства человек не просто как одна из ипостасей Бога, а человек как Его Творец оказывается в их учениях отсутствующим.
Однако до тех пор, пока сама идея Бога рассматривается как преднаходимая в мышлении человека предпосылка, это сотворение остается сотворением «в себе», т. е. для самого себя неясным и от себя скрытым. А значит, и само онтологическое доказательство оказывается для себя не до конца проясненным и не до конца отрефлексированным.
Во-вторых, соединяющий дух и материю Бог появляется здесь не в определенности Богочеловека (субъекта), а в определенности субстанции, что, естественно, приводит к исчезновению из онтологической системы важнейшей категории свободы (как раз этот аспект картезианства наиболее полно оказался высвечен Спинозой).
В-третьих, при построении Р. онтологии теоретическое движение мысли в этих учениях начинается с чисто эмпирической предпосылки идея Бога лишь случайным образом отыскивается в мышлении человека, а возникновение ее оказывается никак не связанным с имманентными законами этого мышления.
