Общество с рыночной экономикой

Мои читатели, несомненно, заметили, что в своих попытках определить законную область исследования экономической науки я до сих пор тщательно избегал всякого упоминания о рыночной экономике.

Это связано с двумя крупными изменениями, представление о которых ассоциируется у нас с именами Вебера и Маркса. «Веберовский» аспект заключается в резком изменении социального этоса, что проявилось в самых различных формах – становлении этики приобретательства, распространении «товаризованного» взгляда на социальные отношения, в привычке сводить потребительную стоимость к меновой.

Помимо других исторических изменений, эти перемены создали условия, которые, казалось бы, оправдывают сформулированные Хиршлайфером имперские притязания экономической науки. Новый этос открыто ставит на первое место соображения выгоды и издержек, и, хотя заранее точно предсказать поведение, диктуемое оптимизацией полезности, по-прежнему невозможно, на первый взгляд имеются основания полагать, что нормальное рыночное поведение само по себе является обобщающим выражением подобных мыслительных установок.

Вслед за Смитом, который сказал, что «увеличение богатства» есть простейший путь, которым большинство людей может улучшить свое положение, представляется вполне разумным предположить, что поведение в соответствии с принципами спроса и предложения есть первое приближение к максимизации полезности.

Рыночный способ социальной координации не отменяет необходимость социализации: где бы ни жил человек – в Нью-Йорке, пустыне Калахари или Древнем Египте, – он должен научиться жить в этом мире; не отменяет он и необходимость субординации – современный человек учится подчиняться диктату рынка точно так же, как древние учились подчиняться старейшинам и сенешалям.

Тем не менее такое решение проблемы поддержания социального порядка, которое дает рынок, не имело реально работающих аналогов ни в одном из дорыночных обществ. В обществе с рыночной экономикой роль механизмов социализации и подчинения приказам в управлении поведением не только намеренно принижена, причем принижена до такой степени, что, случись это в первобытном или командном обществе, само их сохранение было бы поставлено под угрозу; та структура социальной деятельности, которая возникает под воздействием рыночных стимулов и санкций, порождает такую динамику, которая не имеет никаких аналогов в предшествующих укладах. Древние империи возникали и исчезали, но экономического цикла они не знали.

Таким образом, точно так же, как новый этос обеспечивает базис, придающий логике выбора конструктивную значимость, так и новая институциональная динамикаделает возможным уникальный, чисто «экономический» способ мобилизации труда.

Так почему же я так настороженно отношусь к утверждению о том, что экономика дает нам «универсальную грамматику», во всяком случае, применительно к рыночному обществу, где роль ее неоспорима?

Забегая несколько вперед, я должен сказать, что, по моему мнению, экономическая наука действительно имеет огромное значение для изучения рыночной системы, но, когда ее пытаются применять для анализа социального порядка, которому эта система служит, она превращается в ловушку для простаков и источник иллюзий.