Изучение молодежных субкультур. Отечественные исследования
Активный интерес к молодежным субкультурам в России пришелся на конец 1980-х годов, когда на волне перестройки и гласности они стали настоящим <хитом> mass-media, буквально не сходя с экранов телевидения.
Уже в девяностые страсти поутихли и субкультуры развиваются своим чередом, практически не будоража общественное сознание.
Первоначально молодежная субкультура выступала сферой интересов по преимуществу социальных наук, криминологии, педагогики в связи с проблемой <трудных подростков>.
Парадоксально, но рассвет социологии молодежи в СССР приходится на тот исторический период, когда молодежь как преобразующую одряхлевшее общество силу власти загнали в подполье либо вытравили из нее весь инновационный потенциал.
Такими были 1970-е годы, получившие в литературе название периода застоя. При Брежневе от социологов требовалось выполнение социального заказа партии и доказательство морального превосходства советского общества, которому соответствует идейно преданная, образованная и воспитанная в духе кодекса строителя коммунизма советская молодежь.
Подобный тезис постулировался в самом начале эмпирических исследований, а потому и само исследование обнаруживало в выборочной совокупности только эти и никакие другие черты.
С реальным многообразием молодежной субкультуры, с модными веяниями и девиантными отклонениями разбирались органы власти, социологов туда не допускали.
Потому и в книгах, статьях и очерках тех лет можно встретить причесанный образ молодого человека – с идеологической точки зрения вполне репрезентативный социальный тип, но совершенно не отвечающий свойствам генеральной совокупности.
К примеру, первый круглый стол с представителями движения хиппи ведущий журнал <Социологические исследования> смог организовать только во времена горбачевской перестройки, а до того ни одного исследования, где хоть как-то отражались проблемы молодежных субкультур, на его страницах не появлялось.
Большая часть молодежи воображает, что она естественна, когда она лишь невежлива и груба.
Франсуа Ларошфуко
В начале эпохи гласности (1985 – 1986 гг.) сохранялись <застойные> стереотипы, газеты еще писали о социалистическом соревнования, деятельности ДНД и студенческих бригад, об участии молодежи в строительных проектах и возведении новых городов, а специалисты в области социологии труда – о превращении труда в первую жизненную потребность.
Почти революционными выглядели тогда материалы о проблемах в МЖК, трудностях на комсомольских стройках и противоречиях в управлении студенческими бригадами. Вовсю раскручивался хит тех лет – молодежь на строительстве БАМа.
Центральной темой исследований был вопрос о социалистических идеалах молодого поколения и приверженности молодежи революционным традициям отцов.
Воспитание молодежи сводилось к усвоению господствующих в обществе норм и ценностей, идеологических постулатов дедов и отцов. Молодежная субкультура и не-формальные молодежные движения рассматривались как формы девиантного поведения.
Октябрятско-пионерские организации и комсомол были инструментами официальной партийной политики.
В свое время И. Сталин назвал эти организации, наряду с профсоюзами, <приводными ремнями> партии. Эта формула прочно утвердилась в советской педагогике и политико-воспитательной работе.
Своеобразие отечественной традиции некоторым авторам видится в преувеличении структурных и умалении культурных факторов в развитии молодежи.
Действительно, зародившаяся еще в советские времена тенденция все явления, процессы и события рассматривать непременно через призму классового подхода, привела к тому, что на первый план у наших социологов вышла молодежь как элемент социальной структуры общества, активнейший агент социальной мобильности, наконец как резерв рабочего класса, мощный источник решения демографических проблем, но отнюдь не как тема для поколенческих культурных изменений и мо-лодежной субкультуры.
Ярким примером служат проводившиеся в 1970-е годы в Свердловске исследования Ф.Р.Филиппова и М.Н.Руткевича, изучавшие молодежную проблематику в связи с воспроизводством социальной структуры и учетом межпоколенной социальной мобильности.
На них были ориентированы такие проекты, как <Высшая школа> (1973-1974) и меж-дународное компаративное исследование воздействия высшего образования на социальную структуру общества (1977-1978).
Так продолжалось практически до исхода 1980-х годов, пока во всю мощь не заговорили о себе неформальные молодежные организации и группировки, особенно казанские дворовые банды и люберецкие выездные бригады.
Если западную общественность пришлось напугать студенческой революцией 1968 г. для того, чтобы она всерьез занялась молодежными контркультурами, то для советской общественности таким жупелом выступил всплеск молодежной преступности второй половины 1980-х годов.
Только после выступлений журналистов, взбудораживших общественное мнение <криминогенными> публикациями о молодежных группировках, начался настоящий бум социологических исследований.
Теперь уже ученые осознали, что молодежь – это не просто преддверие взрослости, а молодежная субкультура – несколько побретушированный вариант взрослой культуры. У нее совершенно иные, нередко противоречивые, а то и парадоксальные траектории развития.
Робкий, молодой человек, не смея выразиться устно, пытался под столом выразить ногами свою любовь соседке, уж не раз испытанной в деле любви. “Если вы любите меня, – сказала она, – то говорите прямо, а не давите мне ноги, тем более что у меня на пальцах мозоли.
До начала 1980-х годов, отмечают специалисты, молодежная культура не была пред-метом исследования со стороны официальной науки. В середине 1980-х годов большинство исследователей рассматривало молодежную культуру только как разно-видность девиантного поведения, криминогенную по своей природе.
Этому способствовали публикации в прессе, по-священные криминальным молодежным группировкам. Вскоре В. Ливанов, В. Левичева и Ф. Шерега (НИЦ ВКШ) стали изучать молодежные неформальные объединения, Н. В. Кофырин (Ленинградский университет) – неформальные молодежные группировки непосредственно на местах их <тусовок>.
Преступным молодежным группировкам были посвящены работы И. Сундиева (Академия МВД), Г. Забрянского (Правовая Академия министерства юстиции) и журналиста Ю.П. Щекочихина.
Изучались также проблемы нравственной деградации армии (Б. Калачев), наркомании и проституции среди молодежи, феномен рок-музыки (в Ленинграде – М. Илле и О. Сакмаров, в Москве – Н. Саркитов) с применением методов глубинного и включенного интервью.
Белорусские социологи И. Андреева и Л. Новикова изучали молодежные субкультуры крупных городов. Они пришли к выводу, что маргинальные субкультуры имеют в советских условиях особую социальную базу – <полугородскую> (мигрантскую) молодежь – и становятся способом включения в городскую культуру.
Подобное обстоятельство, по их мнению, отличает два типа общества, так как в западных городах молодежная субкультура формируется в среде расовых или национальных меньшинств.
Методы изучения неформальных организаций в 1990-х годах разительно отличались от приемов исследования формальных организаций советской молодежи 1960-80-х годов.
Поскольку субкультурные формирования – это чаще всего малые группы, закрытые сообщества криминального, полукриминального или асоциального характера, то формой изучения выступали неформализованное интервью, включенное и невключенное наблюдение, анализ прессы, методы глубинного и включенного интервью, прожективные вопросы.
Куда проще было комсомольским активистам, организовывавшим многотысячные опросы по стандартной анкете с привлечением сотен добровольных помощников, опрашивавших респондентов прямо на рабочем месте или во время запланированного досуга.
С конца 1980-х годов разделы по молодежной субкультуре выделяются в учебных пособиях. Так, в учебнике “Социология молодежи” З.В. Сикевич под молодежной субкультурой понимает “культуру молодого поколения, обладающего общностью стиля жизни, поведения, групповых норм, ценностей и стереотипов”.
Опираясь на идеи М.Мид, отечественные ученые В. Боровик, В. Добрынина, Л. Коган, В. Култыгин, В. Немировский, Е. Слуцкий, В. Харчева изучали молодежные субкультуры в связи с цен-ностной и мировоззренческой дифференциацией в моло-дежной среде, девиантное поведение, внешнюю атрибути-ку, досуг и неформальные молодежные объединения.
Сейчас хиппи, панками или байкерами интересуют только специалистов. Даже молодежь ими не уделяет им особого внимания. Так, по данным одного исследования, 45% молодых респондентов ответили, что им безразличны любые молодежные течения, а 7,5% заявили, что вообще ничего не знают о них.
Наибольшую индифферентность по отношению к молодежным субкультурам проявили молодые жители Башкортостана (48% безразличных плюс 10% несведущих).
Значительная часть респондентов выразила негативное отношение к молодежным субкультурам, посчитав их вредными для общества (17%). Чаще всего осуждение высказывают молодые владимирцы.
Обратим внимание на то, что среди представителей старшего поколения негативное отношение к молодежным субкультурам преобладает над позитивным: Вредными, разлагающими молодежь субкультурные молодежные объединения считают 39% респондентов старше 40 лет.
Интересно, что и поклонники субкультур между собой враждуют, обособляются или враждуют между собой. В результате аудитория каждой из них не превышает 2-3%. Самая широкая аудитория сегодня у спортивных фанатов (11%).
Если в городе есть хоккейная либо футбольная команда, выступающая в высшем дивизионе, число фанатов растет. Спортивный фанатизм наименее идеологизирован, а если учесть, что нынешняя молодежь в большинстве своем равнодушна к общественной и политической жизни, то фан-клубы это как раз то, что ей больше всего по душе.
Да и выразить свою агрессию, будучи привлеченным к уголовной ответственности, в такой форме легко удается. В 1990-2000-е годы спортивный вандализм и погромы приобрели по всему миру и в России в частности невиданные масштабы.
При этом спортивные фанаты не симпатизируют представителям других субкультур. И это понятно: у спортивного фанатизма нет ни идейной, ни культурной составляющей.
В конце ХХ и начале ХХ1 века интересные исследования молодежных субкультур проводили Ю.Н.Давыдов, И.Б.Роднянская, З.В. Сикевич, Т.Б. Щепанская, В.Ф.Пирожков, А.Н.Тарасов, Д.Петров, Е.Л.Омельченко и др.
Особо стоит выделить деятельность заведующего отделом ювенологии Центра новой социологии и изучения практической политики <Феникс> А.Н.Тарасова, автора 490 публикаций по проблемам молодежи и образования, конфликтологии, политическому радикализму в России и за рубежом, массовым общественным движениям, массовой культуры, межкультурным и межцивилизационным противоречиям, компаративистским исследованиям.
Ему удалось увидеть мир молодежных субкультур изнутри, часто изучавшему их что называется методом участвующего наблюдения.
В 1975 г. был арестован по делу Неокоммунистической партии Советского Союза (НКПСС), после предварительного заключения и годичного пребывания в спецпсихбольнице освобожден, он был чертежником, лаборантом в проектном институте, сторожем на Ваганьковском кладбище, машинистом, слесарем по ремонту котельного оборудования, библиотекарем, редактором, фельдшером, оператором газовой котельной, бухгалтером, осветителем в театре, научным сотрудником, преподавателем вуза, консультантом в Миннауки и т.д.
С 1984 г. выступает (под псевдонимом) в зарубежной прессе и в самиздате. Печатался, помимо России, в США, Канаде, Великобритании, Франции, Греции, Венгрии, Индии и т.д. Таким исследовательским и жизненным опытом в избранной тематике мало кто обладает не только в нашей стране, но и за рубежом.
В ходе многолетнего включенного наблюдения собирала эмпирический материал по истории бытового инакомыслия молодежи второй половины 1980-х годов питерский этнограф и социолог Т. Б. Щепанская.
Когда задумывалась ее фундаментальная работа по субкультуре хиппи, она сама была в возрасте, близком к молодежи. В сообщество молодежного андеграунда она была принята как <своя> и наблюдала ее одновременно и изнутри, и извне, вооруженная этнографическим образованием и современными социологическими идеями.
Это очень важно, потому что среда, в которую она с легкостью проникала, была закрыта для <чужаков>. На этапе сбора материала она действовала по законам этнографического поля: выбрали одно конкретное сообщество и наблюдали его обычаи, обряды и традиции.
Большая часть информации была получена автором непосредственно в Системе методами опросов и включенного наблюдения. Записывался городской молодежный фольклор (анекдоты, поговорки, байки, прозвища, песни). Полезный материал дала периодика 1986-1989 гг.
В Москве это Булгаковский дом на Садовой улице, в Ленинграде – Ротонда, которую еще называют Центром мироздания.
Применяя методы включенного наблюдения, непосредственного участия в разного рода проявлениях тусовочной жизни, интервью, анализ документов, Т. Б. Щепанская получила уникальный эмпирический материал, который уже никогда не удастся повторить.
Она описывает мир хипповской и постхипповской тусовки как часть социальной структуры советского общества, ее символику, стиль и образ жизни.
Совсем иначе строилась исследовательская работа Е.Л.Омельченко, проект которого задуман и осуществлен в рамках международного сотрудничества европейской Программы Tempus/TACIS.
Видимо, ушла в прошлое эпоха диссидентов, включенных наблюдений в молодежный андеграунд конца 1980-х и середины 1990-х годов, когда собирались уникальные данные, имеющие сугубо национальную специфику, и наступает время для широкой международной интеграции, изучения того, каким образом российская молодежь встраивается в глобальную цивилизацию, воспринимает западный образ жизни, включается в общеевропейские образовательные программы и обмен культурными ценностями.
Именно так формулируется одна из глав книги Е.Л.Омельченко – <Глобализации и молодежная культура>.
