И великие были детьми
Знаменитый худож-ник Альбрехт Дюрер еще в 13 лет на-писал <Авто-портрет>, во-шедший в со-кровищницу мирового искусства.
Известный итальянский лингвист К. Тальявини в 12 лет уже владел семью языками, а к двадцати двум годам – пятнадцатью. Каждый год римский профессор изучал по два-три языка. На одном лингвистическом конгрессе он зачитал приветствие собравшимся на пятидесяти языках.
“Новые левые” и “контркультура” 60-х дали миру и других социологически настроенных радикалов, в том числе Руди Дучке, Эрнесто Че Гевару, Режи Дебре, Тома Хайдена, Элриджа Кливера, Эбби Хоффмана.
Валлерстайн тоже когда-то был лидером и теоретиком бунтующих студентов 60-х годов был Иммануил Валлерстайн, а теперь это автор знаменитой теорию мировой капиталистической системы.
В Германии 60-х годов, так же как и в остальной Европе этого времени, часть молодых людей верила, что не сегодня-завтра должна произойти революция. Ханс Иоахим Кляйн был один из них. Он являлся активным участником различных левых и анархических групп во Франкфурте.
Они выступали против агрессии во Вьетнаме, Палестине, против правой диктатуры, американского империализма и верили, что могут переделать мир.
Когда в начале 70-х годов Фракция Красной Армии (RAF) совершила первые покушения, многие молодые люди решили присоединиться к ней и взять в руки оружие. Ханс Йоахим, которого прозвали <Кляйн Кляйн> (маленький Кляйн), стал членом <революционных ячеек> (RZ). Потом он отказался от вооруженной борьбы.
1960-е годы XX века дали огромный толчок развитию мирового революционного движения. Во Вьетнаме, в Алжире, по всей Латинской Америке антиимпериалистическое сопротивление достигло своей высшей точки, апогея.
Французские студенты и рабочие предприняли самую решительную попытку сокрушить капиталистическое общество в мае 1968 г. В авангарде борьбы шла самая способная и талантливая часть студентов, интеллигенции, рабочих.
Молодые бунтари в 1960-е вышли из подчинения общества. Они создали собственную культуру – ее назвали контркультурой. Они придумали собственную музыку – рок.
Они изобрели собственную живопись – поп-арт и психоделическую живопись. Они создали свой театр – ливинг-театр, то есть уличный, свое кино – параллельное кино.
Эти бунтари ненавидели сытое, скучное, занудное буржуазное общество, в котором они жили. Они жаждали революции, наклеивали в своих домах портреты Ленина, Троцкого, Фиделя Кастро и Че Гевары. Но они ненавидели также традиционные компартии и Советский Союз.
Их молодые бунтари называли “омерзительной бюрократией” – такой же омерзительной, как капитализм. Чтобы как-то отличить этих бунтарей от традиционных левых – друзей Советского Союза, новую поросль революционеров стали называть “новыми левыми”.
Именно “новые левые” вынудили американское правительство прекратить войну во Вьетнаме. Они добились юридического расового равноправия в Америке. Именно “новые левые” добились для молодых права на субкультуру – на рок, сленг, джинсы, маечки, фенечки, на внешний вид, отличный от “взрослого мира”. Они добились для парней права носить длинные волосы, а для девчонок – не носить лифчики.
Возникнув, как моральный протест, борьба стала приобретать к середине 60-х годов социально-политический характер. От абстрактно звучащих обличений истеблишмента левое студенческое движение стало переходить к критике капиталистического господства.
Вместо истеблишмента был назван капитал, как главный источник всех видов угнетения. Одновременно движение “новых левых” стало отказываться от тактики ненасильственных действий в пользу террора.
В формировании молодежной контркультура и идеологии <новых левых>, взятой на вооружение студенчеством во многих странах, огромное влияние оказали социологи Франкфуртской школы и прежде всего Герберт Маркузе (1898-1979) – профессор Калифорнийского университета, идейный вождь движения “Новые левые”.
Молодые бунтари 1960-х, почувствовав себя такими одномерными, подняли революцию против репрессивной культуры, а заодно и буржуазного общества в целом.
Собственно говоря, к тому их призывал автор знаменитой книги “Одномерный человек” (1964): если во времена <старых левых> и К.Маркса, т.е. в середине Х1Х века, самой революционной силой выступал пролетариат – изгой индустриального общества, то сегодня, в середине ХХ века, знамя революционной борьбы у него должны перехватить те, кто чувствует себя отщепенцами, изгоями.
К ним Маркузе относил молодежь и жителей гетто. Если постиндустриальное общество отрицает их, то и они, в свою очередь, имеют право отрицать его самого.
Во главе нового общественного движения, призванного радикально изменить ситуацию и получившего название <новых левых>, должны находиться студенты и гуманитарные интеллектуалы – свободно парящий слой одиночек, обладающих социальными знаниями.
Именно они должны подхватить выпадающее из рук рабочего класса знамя <тотальной негации> (всеобщего отрицания) Вслед за Т. Адорно и М. Хоркхаймером, Г. Маркузе повторяет, что все, существующее в современном западном обществе – ложно и все это необходимо разрушить.
Маркузе зарекомендовал себя как критик советского и западного обществ, отрицавший тезис марксизма о пролетариате как единственной силе, способной разрушить капитализм, автор работ “Разум и революция.
Гегель и возникновение теории общества”, “Эрос и цивилизация”, “Одномерный человек”, “Советский марксизм”, “Критика чистой терпимости”, “Конец утопии”, “Очерк об освобождении” и т.д.
Франкфуртская школа создает критическую теорию общества.
Пик популярности трудов представителей этой школы приходится на 1960-70-е гг, особенно в связи с движением молодежного протеста, прокатившемся по США и западно-европейским странам и вызвавшем к жизни как новые направления в социально-гуманитарном звании, так и ряд практических мероприятий государств, начиная от реформ систем высшего и среднего образования и кончая созданием правительственных ведомств по делам молодежи и молодежной политики, направленной на бесконфликтную адаптацию молодежи в современное общество.
Вовсе не случайно, а как знак признания их вклада, в 1968 г. среди студенческой молодежи появляется характерный лозунг <Мао-Маркс-Маркузе>, хотя сами франкфуртцы отринули насильственные действия и экстремизм этого движения.
<Новые левые>, которых назвали громкоговорящим меньшинством, выступившие против авторитетов и политических партий, против всех, кому больше 35 лет, против любой идеологии и политики, несомненно, опирались на работы социологов и философов Франкфуртской школы.
Однако своими действиями они привели к тому, что не предусматривалось ни Г.Маркузе. ни самими бородатыми бунтарями, а именно к укреплению и совершенствованию буржуазного общества, превращению его, если можно так выразиться, в капитализма <с человеческим лицом>.
Таким образом, социология сыграла в истории Западной Европы и США ХХ века особую роль. Получалось так, что социология действовала наподобие психологического или интеллектуального фильтра, отбирая и притягивая на социологические факультеты людей с ярко, если не сказать патологически, выраженными реформистскими наклонностями.
Их ряды пополняли те, кто когда-либо испытал жизненную неудачу и разочарование. Социология и прежде притягивала всякого рода радикалов.
Так, в 1930-е годы среди них были социалисты, которые в молодости призывали к низвержению основ существующего строя, а в пору зрелости превратились в отъявленных консерваторов. В 1960-е годы она привлекала радикально настроенных студентов ведущих университетов мира.
Но социология не просто фильтровала, отбирая в свои ряды радикалов и революционеров всех мастей, она вооружала их теоретическим багажом знаний, опираясь на который они создавали новые концепции общества, формировали мировоззрение многих поколений молодежи.
Почти все современные типы воспитания – это <психологические ископаемые>, преобладавшие каждый в свою историческую эпоху аналогично тому, как современный класс рептилий в свое время был преобладающей группой позвоночных на Земле.
Ллойд Демоз
По мнению А Гоулднера, социология не только привлекает, но и производит главным образом радикалов. Доказательству подобного тезиса он посвятил целую книгу – <Наступающий кризис западной социологии> (1970). Ее называют самым важным вкладом в историю социологии после <Социологического воображения> Р. Миллса.
Книга писалась в разгар студенческих движений 1968 г., накала борьбы в Европе и Америке <новых левых>, обострения выступления радикалов, особенно негритянских лидеров. В первых же строчках А. Гоулднер отражает пафос своего будущего повествования: он говорит о трагическом разрыве между теорией, объясняющей общество, и общественной практикой.
Если это противоречие не выходит за границы науки, то расхождение теории и практики остается вопросом методологии, но если оно выходит за пределы науки, то превращается в вопрос политический. Воинственно настроенные радикалы Америки, особенно <новые левые> лидеры негритянского освободительного движения серьезно не интересовались социальной теорией, хотя интерес к животрепещущим социальным проблемам стоял у них на первом плане.
Но, оказывается, существуют другие причины, в которых следует разобраться. В 1960-е годы социология в США стала частью поп-культуры. К этому времени социология достигла своей интеллектуальной и институциональной зрелости.
Сотни тысяч американских студентов ежегодно посещали курсы социологии, ежегодно выходили в свет многие тысячи книг по социологии, не считая статей и отчетов. А.Гоулднер отмечает: интерес к социологии был настолько велик, что обществоведческая литература продавалась везде – на железнодорожных станциях и в аэровокзалах, в гостиницах, магазинах, на уличных лотках.
Поскольку к этому времени возросло материальное благосостояние среднего класса, тысячи родителей покупали своим детям социологическую литературу даже тогда, когда это не было продиктовано нуждами образования.
Социологическая литература стала массовым, общедоступным жанром. О социологии сообщали в прессе и по радио, в студенческих аудиториях, на общественных диспутах. Общедоступность социологической литературы, присутствие ее в каждом американском доме имели свои негативные моменты.
Молодое поколение, обычно радикально настроенное к истэблишменту, ошибочно идентифицировало социологию с официальной культурой, против которой оно выражало свой протест. С другой стороны, близкой знакомство, постоянное общение с социологией привело к некритическому восприятию социальных знаний. Даже в своем протесте они не выходили за рамки поп-социологии (буквально социологии <книжек в обложках>).
В социологической литературе много говорилось о расовых предрассудках и проблемах бедности. Книжных знаний молодым радикалам казалось достаточно, они не видели необходимости углубляться в социальную теорию.
Когда они встречали эмпирические данные, противоречащие их ценностям и усвоенным знаниям, они считали их моральным отступлением от науки, а не поводом к размышлению. На теоретизирование радикалы смотрели, как на форму эскапизма, если не морального предательства.
Они не замечали, пишет А. Гоулднер, как превратились в мещанствующих нигилистов, в антиинтеллектуалов из провинциального захолустья. Как это ни парадоксально, но зажиточные буржуа и молодые радикалы, стремящиеся разрушить, переустроить их мир, придерживались одних и тех же политических взглядов.
Став элементом повседневной культуры, социология приземлила уровень понимания социальных проблем. Начитавшись популярных книжек, обыватель решил, что без лишних углублений в ее теорию, он способен компетентно судить о бедности, преступности, расовых предрассудках, безработице и т.д. Молодые радикалы увидели в социологии прекрасный инструмент для революционного изменения общества.
