Этносоциология и политика в годы реформ с 1985 года

Данные, полученные в ходе этносоциологических исследований, чрезвычайно актуализировались. При обсуждении перспектив развития страны на первом конгрессе Советской социологической ассоциации этносоциологи прогнозировали многовариантность процесса демократизации и экономической трансформации в Союзе.

Если демократизация была осознанной и желаемой для заметной части общества в Эстонии (до 25%), то в Узбекистане о ней не думали даже интеллигенты. Ориентация на частную собственность достаточно быстро завоевала умы русских, латышей, эстонцев, но совершенно отрицалась многими народами Севера, Тувы. Конституции Саха (Якутии), Тувы зафиксировали общинную собственность на землю.

С конца 1988 г. национальные проблемы становились, а в 1990-92 гг., можно сказать, стали главнейшими для жизни Советского Союза, а затем России. Проблема распада Союза и затем конфронтации республик с Федеральным Центром России была политической, но внутренним ее основанием являлось столкновение этнических интересов, эскалация межэтнических напряжений и конфликтов.

Этносоциология явно политизировалась. На «круглых столах», заседаниях Комитета Советской социологической ассоциации по этнической социологии (председатель Л. М. Дробижева), образовавшегося Комитета по этнополитологии, конференциях этносоциологов в Киеве, Львове, Москве, Бишкеке обсуждались проблемы национальных движений в Прибалтике, на Украине, конфликты в Нагорном Карабахе, Южной Осетии и др., принимались прямые обращения в Правительство, ЦК КПСС.

Специалисты по этносоциологии приглашались консультантами в Верховный Совет СССР, затем РСФСР и Российской Федерации, Государственную Думу, Совет Федерации, правительственные учреждения (М. Н. Губогло, Л. М. Дробижева, Э. А. Паин, ставший членом Президентского Совета, А. А. Сусоколов, В. Н. Шамшуров — заместитель Министра по делам национальностей и региональной политике и др.).

Тематика этносоциологических исследований расширилась и актуализировалась. Одним из основных направлений стало изучение межэтнических конфликтов и напряженности, ориентаций на сепаратизм и сецессию.

Надо сказать, что традиций отечественной конфликтологии не было, тема была закрытой. Только в условиях острых межэтнических конфликтов знакомясь с западной литературой, российские этносоциологи узнали о конфликтологических концепциях Т. Парсонса, Т. Гурра, Ч. Тилли, Р. Козора, Д. Дэвиса и др.

Только в результате этносоциологических исследований можно было ответить, еще до пика напряжения в развитии конфликтов, на вопросы о потенциале этнической мобилизации, фрустрациях, мере депривации, готовности масс идти на крайние, экстремистские меры, о базе поддержки политических сил, участвующих в конфликтах, легитимности местных и центральных властей.

На первом перестроечном этапе редко удавалось проводить серьезные исследования достаточно оперативно. Из больших работ, материалы которых сразу были использованы в политической борьбе, можно назвать исследования Отдела этносоциологии Института этнографии АН СССР совместно с учеными из Таллина (1988, 1991 гг.) и Ташкента (1988, 1991 гг.). Но в то время использовался и обширный банк данных из предыдущих исследований, например, о готовности к демократизации, о социальной базе недовольства в Эстонии, Грузии, Армении, Молдавии, о мере несовместимости этнических и социальных ценностей контактирующих народов, о конфликтности при изменениях социальной структуры в республиках.

В Центре изучения национальных отношений Института социально-политических исследований РАН в 90-е гг. проводились исследования под руководством В. Н. Иванова по ряду регионов Российской Федерации, особенно на Северном Кавказе и в некоторых республиках Поволжья.

Нередко их результаты становились инструментом в борьбе политических сил в Москве. Материалы передавались в Верховный Совет РФ, а иногда и использовались при поддержке политических движений. Они звучали на конференциях, в которых участвовали А. Руцкой, В. Максимов, т. е. общественные деятели оппозиционного крыла.
В научной и политической литературе намечалось явное расхождение в оценке причин межэтнической конфликтности.

В научной — рассматривали структурно-функциональные факторы (части системы не в состоянии гармонично функционировать, нарастала утрата доверия к политическим институтам); поведенческие теории (возрастание фрустраций, обид за прошлое и настоящее, насилия и несправедливости, лидеры каждого народа находили ущерб в прошлом); депривация — вина за ухудшение условий жизни — переносится на Центр, поиски врага в лице другого народа; растущие ожидания в связи с развитием представлений о самодостаточности; борьба за ресурсы.

В политологии же очень быстро нарастало представление о роли борьбы политических групп и лидеров за власть, использовании ими этнических чувств и интересов. Эти объяснения встречались в выступлениях С. М. Шахрая, Р. Г. Абдулатипова и В. А. Тишкова — одного из самых компетентных конфликтологов, способного видеть и другие основания конфликтов и много делавшего для их урегулирования.

Естественно, при определении причин конфликтов и возможностей их регулирования следует учитывать их характер, типологию. Э. А. Паин и А. А. Попов типологизировали их по стадиальной основе: от конфликтов установок к конфликтам идей и действий. В. А. Тишков делил межэтнические конфликты на вертикальные: республики, народы — Центр, и горизонтальные: межреспубликанские, межгрупповые.

В 1993-95 гг. были осуществлены целевые исследования, посвященные изучению конфликтов. Наиболее крупный из них проект «Посткоммунистический национализм, этническая идентичность и разрешение конфликтов» (руководитель Л. Дробижева) осуществлен в сотрудничестве между Институтом этнологии, специалистами из республик России и учеными из Стенфордского университета.

Предметная и концептуальная область была существенно расширена за счет изучения социально-культурной дистанции контактирующих народов, когнитивного диссонанса, взаимодействия групп с политическими институтами и неформальными объединениями, их легитимности, а также политических ориентаций, реакций на депривацию, ориентаций на модернизацию и политическую трансформацию, этнических интересов, этницизма и национализма (понимаемого как стремление к обретению политической крыши), уровня этнической мобилизации, гиперэтничности.

Другая тема, которая специально изучалась в связи с конфликтами в названном проекте и в других исследованиях, — это проблема вынужденной миграции и беженцев. Она эффективно разрабатывалась и демографами. У этносоциологов и этнопсихологов был свой аспект в этой проблеме: психологические последствия конфликтов, развитие фрустраций в связи с этими явлениями. Этносоциологи оказывали также содействие международным организациям, ведущим работу в зонах межэтнических конфликтов (в частности, Комиссариату ООН по делам беженцев и др.).

Новой проблематикой в связи с распадом Союза стало изучение русских в государствах, образовавшихся на месте бывших союзных республик СССР. «Центр исследований русских меньшинств в странах ближнего зарубежья» (руководитель А. Семченко) провел представительные исследования в Эстонии, Казахстане, на Украине (его информационные бюллетени рассылаются в правительственные и научные учреждения). Продолжает работу в этом направлении Институт этнологии и антропологии РАН.

В 1992 г. опубликованы результаты исследования за 1970-1991 гг. в книге «Русские: этносоциологические исследования» (руководитель исследования и отв. редактор – Ю. В. Арутюнян). Продолжены эти исследования в Узбекистане, Эстонии, Молдове и Грузии. Русских в Киргизии, Молдове и Эстонии исследовала также группа этносоциологов, специально созданная в ИЭА РАН для изучения русских в ближнем зарубежье (руководитель — С. С. Савоскул).

Этноязыковые процессы в связи с новой этнополитической ситуацией в республиках Российской Федерации рассматривались в работе, выполненной под руководством М. Н. Губогло (авторы программы — ученые из США Д. Хаф, Д. Лейтин и С. Лейманн).