Детерминанты межэтнических конфликтов

Психологи считают, что причины межэтнических конфликтов долж­ны рассматриваться в рамках более общих теорий.

При этом следует от­метить, что почти все психологические концепции явно или неявно учи­тывают социальные причины межгрупповых конфликтов и причины социальной конкуренции и враждебности, отраженные в действиях или представлениях.

В английском языке есть даже разные слова для двух видов причин: «reason» (то, во имя чего происходит конфликтное дей­ствие, цель действия) и «cause» (то, что приводит к враждебным дей­ствиям или межгрупповой конкуренции).

Как правило, психологи не со­мневаются в наличии reasons во всех или в большинстве межгрупповых конфликтов, но, даже подразумевая, что это конфликты интересов, не­совместимых целей в борьбе за какие-либо ограниченные ресурсы, оставляют их изучение представителям других наук.

А сами в качестве causes предлагают те или иные психологические характеристики.

Автор одной из первых социально-психологических концепций В. Макдугалл приписал проявление коллективной борьбы «инстинкту драчливости».

Подобный подход называют гидравлической моделью, так как агрессивность, по мнению Макдугалла, — это не реакция на раздражение, просто в организме человека присутствует некий ипульс, обусловленный его природой.

Гидравлическая модель психики лежит в основе идеи 3. Фрейда о причинах войн в человеческой истории. Фрейд считал, что враждеб­ность между группами неизбежна, так как конфликт интересов между людьми в принципе разрешается только посредством насилия.

Человек обладает деструктивным влечением, которое первоначально направле­но внутрь (влечение к смерти), но затем направляется на внешний мир, следовательно, оно благотворно для человека.

Враждебность благотвор­на и для вовлеченных в нее групп, поскольку способствует стабильнос­ти, установлению чувства общности у этих групп.

Враждебность к ка­кой-либо группе является и способом объединения нескольких других: во время войн создаются более обширные объединения племен или го­сударств, в пределах которых на противоборство налагается запрет, что происходило, например, в период борьбы греческих государств против варваров.

Именно благотворность враждебности для человека, группы и даже объединений групп, по мнению Фрейда, приводит к неизбеж­ности насилия.

Главный тезис творца третьей гидравлической модели, австрийско­го этолога К. Лоренца, состоит в том, что агрессивное поведение лю­дей, проявляющееся в войнах, преступлениях и т. п., представляет со­бой следствие генетически заданной агрессивности.

Но если у хищников агрессия служит сохранению вида, то для человека характерна внутри­видовая агрессия, направленная на враждебных соседей и способству­ющая сохранению группы.

Представители традиционных культур, как правило, соблюдают заповедь «Не убий» внутри этнической общнос­ти, даже воинственные североамериканские индейцы юта налагали табу на убийство соплеменников.

Опираясь на идеи Фрейда, Т. Адорно объясняет отношения к чу­жим группам особенностями процесса социализации ребенка в раннем детстве, в частности — амбивалентностью эмоциональных отношений в семье.

У человека, воспитанного в семье, где царят формальные, же­стко регламентированные отношения, часть агрессивности выплески­вается на тех, с кем индивид себя не идентифицирует, то есть на вне­шние группы.

Для людей авторитарного типа характерна общая тенденция неприятия всех чужих групп и завышения оценки собственной группы.

Социологи, политологи и этнологи, стремясь выделить конф­ликт из других близких к нему социальных феноменов, часто рассмат­ривают конфликт исключительно как реальную борьбу между груп­пами, как столкновение несовместимых интересов.

При таком понимании конфликт представляет собой стадию крайнего обостре­ния противоречий, проявляющуюся в конфликтном поведении, и имеет точную дату возникновения противоборства.

Приходится признать, что на Земле почти повсюду существуют противоречия между этни­ческими общностями.

При социологическом подходе к объяснению причин конфликтов анализируется взаимосвязь социальной стратификации общества с эт­нической принадлежностью населения.

При политологическом под­ходе одной из самых распространенных является трактовка роли элит, прежде всего интеллектуальных и политических, в мобилизации этни­ческих чувств, межэтнической напряженности и эскалации ее до уров­ня открытого конфликта.

Чаще всего напряженность существует между доминантной этни­ческой общностью и этническим меньшинством, но она может быть как открытой, проявляющейся в форме конфликтных действий, так и скрытой, тлеющей.

В последнем случае напряженность выражается в социальной конкуренции, основанной на оценочном сравнении своей и чужой групп в пользу собственной.

В ходе конфликта возрастает зна­чение двух важных условий социальной конкуренции:

Члены своего этноса воспринимаются как более похожие друг на друга, чем они есть на самом деле. Акцент на внутригрупповом сход­стве приводит к деиндивидуализации, выражающейся в чувстве собственной анонимности и недифференцированном отношении к отдель­ным представителям чужой группы.

Деиндивидуализация облегчает осуществление агрессивных действий по отношению к «врагам». Так, при исследовании традиционных культур было обнаружено, что чем больше у членов племени сходных элементов оформления внешности (одежда, прическа, раскраска лица и тела), способствующих деиндивидуализации, тем более оно агрессивно.

Единая форма одежды как элемент, усиливающий деиндивидуализацию, безусловно, облегчает проявления агрессивности и во враждующих армиях.

Члены других этносов воспринимаются как более отличающиеся друг от друга, чем они есть на самом деле. Часто культурные и даже языковые границы между этническими общностями неопределенны и трудноуловимы.

Но в конфликтной ситуации субъективно они воспри­нимаются как яркие и четкие. Показательный пример этой тенденции — подчеркивание и преувеличение различий между народами тутси и хуту в Руанде, что способствует многолетней трагедии руандийского наро­да — резне и чисткам по этническому признаку, — унесшей милли­оны жизней как хуту, так и тутси.

А задолго до начала конфликта меж­ду Арменией и Азербайджаном по поводу Нагорного Карабаха в средствах массовой информации обеих республик стал планомерно со­здаваться образ врага как географически близкого, но культурно дале­кого народа.

Итак, в ходе этнических конфликтов межгрупповая диф­ференциация протекает в форме противопоставления своей и чужой групп: большинство противопоставляется меньшинству, христиане — мусульманам, коренное население — «чужакам».

Единство в негатив­ных оценках чужой группы не только выполняет полезную для данной общности функцию, но и часто является необходимым условием для разрешения конфликта в ее пользу.

Социальные противоречия хотя и играют решающую роль среди причин конфликтных действий, не связаны с ними напрямую: конф­ликтные действия возникают, если противоборствующие стороны осо­знали несовместимость своих интересов и имеют соответствующую мо­тивацию поведения.

При этом большое значение приобретает стадия осознания и эмоционального вызревания конфликта. Например, пере­житые «исторические несправедливости» вызывают желание восста­новить справедливость, но это не обязательно приводит к возникнове­нию мгновенной реакции.

С психологической точки зрения конфликт не только не начинается с началом конфликтных действий, но и не заканчивается с их оконча­нием.

После завершения прямого противодействия — на этапе зали­зывания ран — конфликт может сохраняться в форме социальной кон­куренции и проявляться в создании образа врага и предубеждений.

Так, даже в середине 1990-х гг. 24% русских респондентов старше 60 лет, то есть переживших войну, соглашались с утверждением, что немцы — исконные враги русских.

Поиск козлов отпущения в ходе межэтнических конфликтов осу­ществляется с помощью механизма социальной каузальной атрибу­ции.

В мировой истории мы встречаемся с бесчисленным количеством примеров агрессивного поведения, прямо направленного на членов чу­жой группы, на которых возлагается ответственность за негативные события — эпидемии, голод и другие несчастья.

Например, в средне­вековой Европе убийства евреев объяснялись их злодействами в рас­пространении эпидемии чумы. Следовательно, с помощью социальной и этнической атрибуций большинство оправдывает совершаемые или планируемые ими действия против «чужаков».

То же самое наблюдается и на индивидуальном уровне: когда чело­век сталкивается с социально нежелательным или опасным положени­ем дел, для него характерна тенденция воспринимать несчастья как ре­зультат чьих-то действий и найти кого-то, ответственного за них.

Во многих документально подтвержденных исторических случаях эти «кто- то» — вредители или враги моральных устоев и политического поряд­ка — обнаруживались. Социальное знание общества обеспечивало большой выбор козлов отпущения — преступников, злодеев, ведьм, колдунов и т. п.

Вариантом социальной каузальной атрибуции выступает атрибу­ция заговора. На основе подобной атрибуции строится все многообра­зие концепций заговора.

Они встречаются и в так называемых прими­тивных, и в цивилизованных обществах, различаются степенью «наукообразности», могут затрагивать все сферы общественной жиз­ни, описывать деятельность заговорщиков в местном и во вселенском масштабе.

Но можно выделить и общие для всех концепций заговора черты. Обычно они возникают в ситуации экономического, социально­го, политического кризиса или форс-мажорных событий типа эпиде­мии.

Подчеркивается групповой характер заговора — вредителями объявляются группы меньшинств (реального — масоны, правдоподоб­ного — агенты зарубежных разведок, фантастического — ведьмы). Очень часто в качестве «заговорщиков» выступают группы этнических меньшинств.

В объяснительных моделях природы межэтнических конфликтов особое место занимают поведенческие концепции. Они не отрицают значения социально-структурных факторов, но акцентируют внимание на социально-психологических механизмах, стимулирующих конфликт.

В рамках этих концепций широко известна теория фрустрации — аг­рессии (фрустрация как состояние опасности от нанесенного группе ущерба и стресс, ощущаемый как препятствие в осуществлении цели, согласно данной теории, ведут к агрессии).

Социологи и психологи, изучая реальные социально-культурные и политические ситуации, наполнили эту теорию конкретным содержа­нием, выделив в Межэтнических конфликтах феномен относительной депривации.

При этом не просто подчеркивается опасность деприва­ции в связи с ухудшением условий жизни группы, но и сама деприва­ция рассматриваемся как разрыв между ожиданиями людей и их воз­можностями.

Таким образом, под межэтническим конфликтом в широком смыс­ле этого слова следует понимать любую конкуренцию между этносами (или этническими группами) — от реального противоборства за обладание ограниченными ресурсами до конкуренции социальной — во всех случаях, когда в восприятии хотя бы одной из сторон противоборства сторона определяется с точки зрения этнической принадлежности ее членов.