Современная пластика скульптуры

Что такое скульптура и в чем заключается ее предмет? Вопрос этот сегодня не случаен. Он поставлен реальными обстоятельствами, а именно, его выдвигает деятельность абстракционистов, причисляющих свои работы к сфере ваяния. Начиная с древнейших времен, основным предметом скульптуры был человек – его жизнь, чувства, верования, мысли, идеалы. Создавал ли художник в скульптуре божество по образу человека илиже образ человека наделял божественными качествами, – предмет искусства ваяния оставался всё тем же.

В ХХ веке появляются многочисленные абстрактные “скульптуры”, предметом которых отнюдь не являются ни образ человека в полноте его чувств, ни человеческая фигура. Если судить по самым авторитетным художественным выставкам (Музей Родена, Центр Помпеду, Музей современного искусства в Нью-Йорке и др.), то в искусстве ХХ века господствуют модерн, сюрреализм, поп-арт,кинетическое искусство. Подавляющее большинство скульпторов утверждают в своем творчестве абстракционизм. Об этом свидетельствуют каталоги выставок, справочная литература, где почти отсутствуют имена скульпторов-реалистов.

Мы иногда находимся в плену чисто внешнего реализма, ищем натурализм. Искусство всегда боролось с натурализмом. И эта борьба требует преодоления не только внешнего натурализма, но и натуралистического видения мира. Натурализм препятствует развитию, не исследует жизнь, – считают художники ХХ века. “Говорить надо на языке своего времени”. Греческая скульптура не может решить задач ХХ века. Ее пластический идеал гармонии и спокойствия не совпадает с нашим мироощущением, не отвечает эмоциональной и духовной структуре человека ХХ века.

Они открывают широкие возможности не только в преодолении “инерции массы”, облегчении скульптуры. Это и свобода композиции, и высотные решения, и совершенно новая пластика форм. В этой сфере поиски современной скульптуры еще не адекватны возможностям. Современная скульптура – это постоянные поиски новых пластических решений.

Его монументальные шедевры установлены в Германии, США. Монографии, каталоги его выставок увидели свет в Европе, Америке, Австралии. В Берлине, перед зданием суда, где производилась регистрация ссылаемых в лагеря смерти, установлен в 1979 году его памятник жертвам жесточайшего фашистского концлагеря “Треблинка” – геометрический реквием, чудовищный организм катастрофы. По инициативе и на средства граждан Касселя (Германия) в 1974 году установлена на городской площади работа Сидура “Взлётный миг обезглавленной плоти” – лира воздетых и скованных рук, речитатив не сломленной духовной свободы. “Памятник современному состоянию”, “Памятник погибшим от бомб”…

Тяжело больной человек великого таланта и мужества, инвалид Великой Отечественной войны, перенесший несколько инфарктов, он ежедневно уходил в свою мастерскую и творил самоотверженно, с упоением, неистощимо, занимался тяжелым физическим трудом, без денег и признания. “Чуждый мир”, “Чуждый взгляд”, “Чуждый язык” – так писали о нем в советской прессе. Чуждый кому? Какому человеческому опыту? Какой правде? Правда – это традиция нравственного здоровья нации. Она никогда не бывает лишней, избыточной. Она очищает.

Традиционно язык правды у каждого художника свой, а язык искусства – стихия творческих поисков, мук, обретений, утрат, открытий. Ловко оперируя вкусами невежд, мнениями обывателей, можно так извратить понимание отечественной традиции, что она предстанет враждебной всем традициям мирового искусства. И тогда не слишком ли много художников, писателей, композиторов, режиссеров мгновенно окажутся “чуждыми”?

“Сидур обрел свой лаконичный скупой скульптурный язык. Это возможность переосмысления предмета, его ассоциативное видение, прямо не связанное с его функциональным значением. Но в центре его модели мира, – писал Ю. Левитанский, – всегда стоял человек с самыми глубинными, наиважнейшими проблемами человеческого бытия”.

Сквозь память жизни. Не может и не должен художник нравиться всем. Разница вкусов естественна. Неестественно лишь яростное неприятие, чья истребительная сила претендует на единоличную власть. Среднее никогда не останется в искусстве. Остаются одни только крайности. Такова природа человеческой памяти. Любая эпоха уйдет в прошлое, а искусство останется в будущем навсегда – как лик и душа своего времени.