Радикализация демократической альтернативы и приход к власти большевиков

Очевидно и то, что осенью 1917 г. в целом резко политизированное население требовало кардинальных перемен. Будущее его значительной частью виделось (если брать программные формулы) «социалистическим». Безусловно, что не только среди рабочих, солдат и крестьян, представлявших социализм не как прыжок в неведомое будущее, а как конкретный ответ на назревшие проблемы, но и между разными социалистическими партиями не существовало единого представления о будущем страны. Бесспорно и то, что с большевиками российских социал-демократов (меньшевиков) и социалистов-революционеров расхождения были не только по вопросу о сроках, способах и методах реализации социалистической пер­спективы, но и самому пониманию социокультурного типа России в данном состоянии.

Придя после провала корниловского мятежа к мысли о создании «однородного демократического правительства», ле­воцентристские силы обеих партий — меньшевиков и эсеров трансформировали эту идею, признав накануне самого захвата власти большевиками необходимость однородно-социалистического правительства.

Были приняты соответствующие тезисы, которые предлагалось включить в проект политической резолюции Второго съезда Советов. По существу, речь шла о передаче власти на данном съезде мирными, парламентскими средствами новому правительству, составленному из представителей социалистических партий и призванному немедленно взяться за проблемы мира и земли; Временное правительство, таким образом, было бы легально отстранено. Тем самым сформировалась бы вполне реальная альтернатива вооруженному восстанию, которое готовилось большевиками под лозунгом решения тех же проблем.

Характерно, что и среди большевистского руководства на протяжении всех восьми месяцев довольно распространенными были центристские настроения, связанные с попытками укрепить диалоговую основу возможных компромиссов с меньшевистским блоком. Не ослабли они и в сентябре. Дискуссия, начатая в среде большевиков ленинскими письмами «Марксизм и восстание», «Большевики должны взять власть» от 12-14 сентября 1917 года, не встретила поддержки: большинство ЦК РСДРП (б) отвергло его предложение о практической подготовке вооруженного восстания, собираясь мирно дожить до Учредительного собрания.

Более того: было предложено сжечь указанные письма, кроме одного экземпля­ра, чтобы не вносить раскол в рабочую среду. Как известно, большевики приняли участие в работе Демократического со­вещания (сентябрь 1917 г.), а затем образовали фракцию из 58 человек для вхождения в Предпарламент, который начи­нал свою работу 7 октября. Именно в этот день в Петроград из Финляндии вернулся В.И. Ленин.

Проявив невероятную настойчивость и опираясь внутри ЦК РСДРП(б) на поддерж­ку Л.Д. Троцкого, избранного к этому времени председателем Петроградского Совета, Ленин сумел доказать большинству членов ЦК необходимость восстания и прямого захвата влас­ти, проведя кампанию против «несогласных», группировав­шихся вокруг Л.Б. Каменева и Г.Е. Зиновьева. 10 октября состоялось заседание ЦК РСДРП (б), на котором в присут­ствии 12 из 21 членов ЦК было принято решение о восстании: «за» высказалось 10 человек, против — Каменев и Зиновьев.

Свою позицию они изложили в письме «К текущему моменту» от 11 октября 1917 г., доказывая нецелесообразность воору­женного восстания как средства завоевания власти,. назвав данную политику «губительной» и подчеркнув, что только Уч­редительное собрание и Советы могут быть «тем комбиниро­ванным типом государственных учреждений», к которому дол­жна идти партия и лишь на базе которых она приобретет «громадные шансы на действительную победу». Стремление же захватить власть в расчете на «большинство международного пролетариата» было названо попыткой «построить все… расчеты на песке».

Аргументация против восстания развивалась ими также и на расширенном заседании ЦК большевиков 16 октября, где они, а также член ЦК А.Г. Шляпником ссылались на неподготовленность России к социализму, на трудности государственного управления, на колебания масс. Позиция В.И.Ленина была непоколебимой, главными аргументами в пользу восстания были следующие: «настроением масс руководствоваться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету»; большевики же, выступив теперь, будут «иметь на своей стороне всю пролетарскую Европ». Такими категориями мыслили партийные лидеры.

Отвечая на вопросы анкеты, распространявшейся среди делегатов съезда, двадцать четвертым пунктом которой предлагалось сформули­ровать отношение к вопросу о характере власти, 505 человек из 673 заявили, что прибыли для того, чтобы поддержать пе­реход «всей власти к Советам» (подавляющее большинство в Советах принадлежало социалистическим партиям).

Ха­рактерно и то, что Председателем Президиума еьезда был из­бран Л. Каменев, сторонник создания однородного правитель­ства. Первым слово взял меньшевик-интернационалист Ю.О. Мартов, предложивший создать правительство из пред­ставителей всех «советских» партий, которые делили бы меж­ду собой власть .

И оно было принято еди­ногласно под бурные аплодисменты всего зала, но, однако, так и не было реализовано. «Штурм» Зимнего дворца, органи­зованный большевиками (еще днем был разогнан Предпарла­мент, заседавший в Мариинском дворце), вновь пробудил страхи колебавшихся до этого меньшевиков и эсеров перед возможностью сотрудничества с партией Ленина — Троцкого.

Большевики нанесли превентивный удар, и около 70 представителей умеренных социалистических партий, а затем и меньшевиков-интернационалистов покинуло съезд. В.И. Ленин от­сутствовал в первый день работы съезда, находясь в Смольном, где был «штаб» восстания. В этот день, а точнее в ночь с 25 по 26 октября на съезде в связи с уходом части делегатов выступил Л. Троцкий. «Восстание народных масс, — гремел он, – не нуждается в оправдании… Тем, кто отсюда ушел и кто выступает с предложениями, мы должны сказать: вы жалкие единицы, вы банкроты,… отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории». По его же предложению съезд принял резолюцию, осудившую их уход.

Одновременно был утвержден состав Совета Народных Комисаров во главе с Лениным и избран многопартийный ВЦИК. В его состав вошли 62 большевика, 29 левых эсеров, 6 меньшевиков-интернацитоналистов, 3 украинских социалиста и один эсер-максималист. Председателем был избран Л.Б.Каменев; 8 ноября (после его отставки) его заменил Я.М. Свердлов.

Эсеры настаивали на создании правительства, состоявшего не из профессиональных партийных политиков, а из «людей деловых, специалистов». Большевиков представляли Л.Б. Каменев и Д.Б. Рязанов, даже по отзывам оппонентов считавшийся «энциклопедически образованным человеком». В ходе переговоров большевики согласились на расширение «базы пра­вительства», изменение его состава и даже склонялись к выводу из него Ленина и Троцкого, на чем настаивали эсеры и меньшевики.

Более того, после долгих дебатов большевики под­держали принятие «эластичной» резолюции, предлагавшей создание вместо избранного на II съезде Советов ВЦИК «Вре­менного народного совета», в состав которого должны были войти 100 членов Совета рабочих и солдатских депутатов, 75 членов крестьянского Совета, 100 делегатов Петроградской и Московской дум и 50 делегатов от всероссийских профессиональных союзов. Также предполагалось немедленное формирование однородно-социалистического правительства, в первую очередь из специалистов, в списочном составе кото­рых не были упомянуты Ленин, Троцкий и Керенский. В качестве возможной главы нового правительства называ­лись В.М. Чернов и Н.Д. Авксентьев.

Однако разгром 30—31 октября под Петроградом казачьей дивизии ген. П.Н. Краснова, выступившего в поддержку бывшего премьера Керенского, сразу же ужесточил позицию большевикови. Ленин и Троцкий выступили против продолжения переговоров, и после ультиматума ЦК большевиков в ночь на 2 ноября переговоры были разорваны. В знак протеста Л.Б. Каменев, А.И. Рыков, В.П. Милютин, В.П. Ногин вышли из состава ЦК большевиков. Подали в отставку и ряд советских наркомов и руководителей (Ногин, Рыков, Милютин, Рязанов, Теодорович, Арбузов, Ларин и др.). К ним присоединился и А.Г.Шляпников. Это был первый правительственный кризис новой власти, связанный с вопросом о целесообразности чисто большевистского правительства и характере социального прогресса для России.

Свое отношение к данной проблеме в эти дни пытались определить не только партийные элиты, но и массы. 12 нояб­ря 1917 г. прошли выборы в Учредительное собрание: за эсе­ров проголосовало 58% всех избирателей, за социал-демокра­тов — 27,6% (причем 25% за большевиков, 2,6% — за меньшевиков), за кадетов — 13%. Характерно также и то, что большевики имели преобладание в столицах, эсеры стали бес­спорными лидерами в провинции.

После Октября в системе деятельности Советов сохраня­лось своеобразное двоецентрие. Наряду с ВЦИК Советов, из­бранном на II съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, продолжал действовать Исполнительный комитет Всероссийского Совета крестьянских депутатов во главе с В.М. Черно­вым, созданный Первым Всероссийским съездом Советов крестьян в мае 1917 г. Из общего числа 1429 Советов, имевшихся в стра­не в сентябре-октябре, 455 был и крестьянскими.

Потому уже на первом заседании ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов был поставлен в повестку дня вопрос о необходимости слияния Советов.

Вопрос «о власти» обсуждался по предложению левых эсеров и в их постановке – необходимо создать правительство социалистических партий, от народных социалистов до большевиков включительно. За предложение Ленина признать решения II Всероссийского съезда рабочих и солдатских проголосовало лишь 45 делегатов. Началась серия частных совещаний большевистских представителей с эсеровским руководством съезда. Роль «троянского коня» сыграли левые эсеры, в конце концов поддержавшие большевиков. С большим трудом уже в конце работы съезда удалось добиться так необходимого большевикам решения о поддержке решений II Всероссийского съезда рабочих и солдатских депутатов и об объединении Советов.

Не менее драматичной была обстановка и на Втором Все­российском съезде крестьянских депутатов, проходившем с 26 ноября по 10 декабря. Из 790 делегатов большевиков поддер­жали лишь 91, 305 было правых эсеров и эсеров центра, 350 левых эсеров. Острейшая полемика развернулась вокруг от­ношения к Учредительному собранию и к декрету СНК от 28 ноября, объявлявшему кадетов врагами революции и народа.

Многие из ленинского окружения возражали, даже Я.М. Свердлов подчеркивал, что большевики сами обвиняли Временное правительство в оттягивании его созыва. Оставшись в меньшинстве со своей позицией, Ленин все внимание перенес на организационные меры по роспуску еще не созванного Учредительного собрания. «Ошибка явная, — говорил он, — власть уже завоевана нами, а мы между тем поставили сами себя в такое положение, что вынуждены принимать во­енные меры, чтобы завоевать ее снова».

В основе такой политической переориентации лежал целый комплекс факторов.

Во-первых, сравнительно легко большевики захватили власть в Петрограде. Это не могло не рождать надежд, что удастся закрепить достигнутые завоевания столь же легко, одним революционным натиском. Как извес­тно, им это удалось. До недавнего времени преувеличивалась степень, а главное — глубина и организованность оказывае­мого в первые дни и месяцы сопротивления Советской власти со стороны свергнутых государственных структур. Касаясь не использованных противниками возможностей, следует помнить, что А.Ф. Керенский и его окружение действовали так, как действовали — видимо, иначе не могли. Но вряд ли серьез­ную угрозу Петрограду в те дни могла представлять тысяча казаков, которая согласилась выступить в поддержку Керенс­кого после его отъезда из Петрограда на фронт.

Во-вторых, из анализа прошлых европейских революций большевики сделали однозначный вывод, что только бескомп­ромиссность в принятии политических решений и радикализм затеянной реорганизации позволяет удержаться у власти и обеспечить успех. Ленин постоянно, особенно в первые дни после переворота, «типизировал» Октябрьский переворот с Великой французской революцией как одномасштабным яв­лением по силе своих исторических последствий, а также с Парижской коммуной по социально-классовому содержанию. По этой типологии большевикам отводилась роль пролетарских якобинцев, требовавшая от них жестоких, диктаторских методов, к чему они были подготовлены (доктринерски и психологически) историей формирования своей партии.

В-третьих, на взгляды большевиков громадное влияние оказывали и надежды на мировую «пролетарскую» революцию, ее непосредственную близость. Поэтому Ленин и его окружение сразу же стали отдавать предпочтение не демократическом общенациональным преобразованиям, а прямым «антикапиталистическим» действием в наиболее жестком варианте. Советы в этой связи стали рассматриваться не только как особый тип демократизма, выдвигавший авангард трудящихся и делавший из них «и законодателя, и исполнителя, и военную охрану», но и как форма реализации интересов данного авангарда в международном масштабе, ибо в их лице, по мнению лидера большевиков, теперь создалось «нечто великое, новое и небывалое в истории мировой революции».

Позднее в статье «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата», написанной к двухлетнему «юбилею» этих событий, Ленин переведет эти настроения на уровень теоретических обобщений. В противовес взглядам лидеров «мелкобуржуазных» партий, которые, но его словам, смотрели на «государственную власть как на какую-то святыню, идол или равнодействующую формальных голосований…», главным моментом для партии большевиков был факт завоевания государственной власти и использования ее как орудия своего класса.

В этих целях должен быть «вдребезги» разру­шен старый государственный аппарат и создан новый, вырас­тавший из распространения классовой борьбы «вширь и вглубь». При этом считалась вовсе необязательной поддержка данных мероприятий большинством населения; избирательное право рассматривалось лишь как показатель зрелости понимания своих задач разными классами, но решение их должно было достигаться «не голосованием, а всеми формами классовой борьбы, вплоть до гражданской войны».

Об этом сви­детельствовали проходившие почти одновременно последние партийные съезды эсеров и меньшевиков. Четвертый съезд ПСР проходил 26 ноября — 5 декабря 1917 г. в зале физической аудитории Технологического института в Петрограде. С докла­дом о текущем моменте и тактике партии выступил В.М. Чер­нов. Он выделил три главных вопроса, на которых следовало сконцентрировать внимание партии: критика ошибок револю­ционной демократии, в том числе — и ЦК ПСР; необходи­мость заключения мира для России; подготовка к созыву Уч­редительного собрания.

По признанию самих делегатов, боль­шинство съезда заняло «левоцентровую» позицию, выражен­ную В.М. Черновым. Заявив о недостаточно четкой тактической линии партии накануне октябрьских событий, Чернов предло­жил отказаться от идеи насильственной ликвидации больше­вистского режима, поскольку его поддерживала какая-то часть трудящихся города и деревни. В качестве главной задачи он назвал сплочение оппозиционных большевизму социалисти­ческих партий под лозунгом защиты Учредительного coбpания. Именно оно, по мнению эсеровского лидера, должно было расставить политические партии «по своим мостам», примирить советские и общедемократические организации трудящихся, избежать гражданской войны.

Аналогичной была позиция другой оппозиционной партии, РСДРП (объединенной). Меньшевистская пресса в первые дни пестрела воззваниями ЦК, в которых октябрьские события оценивались как удар в спину революции. Единственным га­рантом стабилизации политической обстановки в стране лиде­ры меньшевиков называли Учредительное собрание, что в ча­стности подчеркивалось в обращении ЦК РСДРП (о) к рабо­чим Петрограда 28 октября 1917 г.

На проходившем с 30 ноября по 7 декабря 1917 г. Чрезвычайном съезде РСДРП (Объединенной) этот вопрос рассматривался как первооче­редной. С докладом по текущему моменту и задачам партии в Учредительном собрании выступил Ю.О. Мартов, поддержан­ный левоцентристским большинством съезда. Как заметил позже один из делегатов Д. Далин, на съезде «массив партии» порвал с оборонческой позицией, что дало перевес левым силам и отразило «реальную эволюцию в партии». В известном смысле новаторской для социалистической оппозиции была мысль, высказанная Ю.О. Мартовым на съезде о том, что октябрьские события не являлись «исторической случайностью», они были «продуктом предыдущего кода общественного развития».

Его поддержали и другие участники съезда. Например, делегат Н. Рожков заявил, что в октябрьских событиях имела место и вина меньшевиков, которые не сделали все возможное для достижения мира и борьбы с хозяйственной разрухой. В резолюции по текущему моменты было признано, что победа Советской власти – меньшее зло по сравнению с попытками ее насильственного свержения по имя демократии; прозвучал призыв к объединению всех революционно-демократических сил в интересах создания республики Советов с Учредительным собранием во главе.

Предложенные меры должны были способствовать демократической реорганизации общественного строя и подготавливать предпосылки для осуществления со временем социалистической перспективы. В тактическом плане предполагалось призвать массы к борьбе за созыв Учредительного собрания, хотя меньшевики и предвидели свой неуспех в ходе выборов.

Единственной партией, которая стала срочно менять свои лозунги по отношению к Учредительному собранию, оказа­лась партия левых социалистов-революционеров (ПЛСР). На ее первом съезде, открывшемся 19 ноября 1917 г., П. Прошьян, В. Трутовский, Б. Кац, заняли проленинские позиции в отно­шении к собранию. Прошьян прямо заявил: «Конечно, отдать власть Учредительному собранию, сложить свое боевое ору­жие мы не можем и не должны».

Избранное впервые в истории России путем всеобщего и равного голосования, Учредительное собрание не вписывалось в механизм «диктатуры пролетариата», поскольку в силу ма­лочисленности рабочего класса не могло обеспечить его при­оритета, а тем более приоритета «пролетарской» партии, ка­ковой считали себя большевики.

26 ноября Ленин подписал декрет «К открытию Учреди­тельного собрания». Согласно ему, первое заседание могло со­стояться лишь по прибытии 400 делегатов. Стало ясно, что в назначенный срок, 28 ноября, оно не соберется. Полемика по вопросу о судьбе Учредительного собрания, теперь уже в среде большевиков, продолжалась. Большинство членов Временного Бюро большевистской фракции Учредительного собрания (Л. Каменев, В. Милютин, А. Рыков и др.) выразили несог­ласие с ленинской позицией, полагая, что не переход власти в руки Советов, а именно созыв Учредительного собрания увен­чает нормальный ход развития революции. Ленин выступил резко против и потребовал переизбрания бюро. 20 декабря Совнарком утвердил новую дату созыва: 5 января 1918 г. Но первое заседание Учредительного собрания, открывшееся 5 января в 16 часов, оказалось и последним.

После его открытия Свердлов от имени ВЦИК предложил принять составленную Лениным «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», в ультимативной форме обязывавшую Учредительное собрание поддержать все декреты и направления политики Совета Народных Комиссаров. Напрасно В. М. Чернов, избранный председателем собрания, произнес речь в социалистических и интернационалистских тонах. Ответом на нее было выступление Н.И. Бухарина, заявившего, что сейчас, когда закладывается «фундамент жизни человечества на тысячеле­тия», собрание разделено на два непримиримых лагеря, «у нас» — воля к диктатуре, «у них же» всё сводится к воле защищать «паршивенькую буржуазно-парламентарную респуб­лику».

Большевики не собирались долго дискутировать, тем более искать какие-то компромиссы. Воспользовавшись отказом Учредительного собрания обсуждать Декларацию, они покинули Таврический дворец. Оставшиеся делегаты приняли закон о земле и постановления о мире и государственном уст­ройстве, провозгласившем Российское государство Российской Демократической Федеративной Республикой. Под утро воору­женный караул предложил покинуть зал заседаний. Собрание было распущено. Как позднее ехидно заметил Л.Д. Троцкий, демократы «тщательно разработали ритуал первого заседания; они принесли с собой свечи на случай, если большевики потушат электричество, и большое количество бутербродов, если их лишат пищи. Так, демократия явилась на бой с диктату­рой во всеоружии бутербродов и свечей».

Решение же большевиков заключить мирный договор с Германией, несправедливый и грабительский, к тому же, как полагали их последние союзники — левые эсеры, наносивший удар по мировому революционному движению, побудил последних к выступлению. Подняв мятеж 6 июля 1918 г., левые эсеры разорвали союз двух партий. Победа над бывшими со­юзниками привела большевиков к полной политической изоляции, и теперь для удержания власти они вынуждены были опираться исключительно на насилие и террор.

Резкое усиление радикализма, а порой и прямого озлобления масс, соединенного с пережитками традиционного общинно-уравнительного массового сознания, сделало нереальной либерально-демократическую альтернативу, связанную с формированием стабильного режима и гражданского общества.

Либеральной демократии не удалось соединить законотворческую работу но внедрению парламентаризма с проведением эффективной внешней и особенно внутренней политики. Любая политическая сила, претендовавшая на власть, в глазах масс обязана была взвалить на себя тяжелое бремя осуществления хотя бы части вожделений населения. Осенью 1917 г. массы уже не могли убедить логически безуп­речные доводы специалистов-правоведов о конструктивности парламентарной демократии.

Дестабилизирующую роль в эти дни играла и антигосудар­ственная деятельность большевиков, направленная на дискре­дитацию формировавшихся властных институтов ради дости­жения своих политических целей. К этому надо прибавить и известную амбициозность партийных лидеров, и во многом не преодоленную конфронтацию между ними, что в условиях быстрой радикализации масс превращалось в безвластие и охлократию.

Инициатива формирования такой системы государственного управления Россией исходила от левоцентристских групп меньшевистской и эсеровской партий; на определенном отрезке времени осенью 1917 г. ее поддер­жали и большевики. Однако ультрарадикальная позиция большевистского лидера Ленина и его сторонников, громадная политическая воля и уверенность в возможности осуществления своей идеологической доктрины в условиях нарастания революционно-анархической стихии обусловили в конечном итоге иной характер развития событий: большевики пустили в ход «запасной вариант» — узурпацию власти.

Меньшевики и эсеры хотели стать «третьей силой», большевики хотели остаться единственной силой. Задача «третьего пути» не как противопоставления друг другу, а как единства действий социалистических партий и групп посредством компромиссов, взаимных уступок, расширении демократии — так и осталась нерешенной.