Предыстория русской философии

Важно учитывать, что освоение наследия последних создавало реальные возможности непосредственного, а не по вторичным ис­точникам, приобщения русской культуры к античному наследию. Тем не менее, достаточно сложной теоретической и методологи­ческой проблемой является определение специфики русской средневековой философии, степени ее оригинальности и самосто­ятельности.

По мнению многих исследователей, это был период донациональной философии, “пролог философии” (Г. Г. Шпет, В. В. Зеньковский). Подлинно же оригинальная национальная философия появляется в России только в XIX в.

Одной из значимых причин столь длительного философского молчания, при наличии возможностей освоения богатства ан­тичного и византийского наследия, многими специалистами счи­тается тот факт, что Библия пришла на Русь в славянском пере­воде, что, с одной стороны, способствовало быстрому проникно­вению христианских священных текстов в народное сознание, но, с другой, фактически отрезало русскую культуру от непосред­ственного прочтения греко-византийских источников.

В резуль­тате средневековая Русь развила глубочайшее “умозрение в красках” (Е. В. Трубецкой), но не выработала такого же уровня мировоззрение в понятиях. Действительно, в силу ряда причин философия в России не знала столь плодотворного периода развития, как, скажем, сред­невековая схоластика в Западной Европе. Тем не менее, период с X по XVII вв. не может быть выброшен из истории философии в России.

Именно на этом этапе были заложены истоки ее своеобра­зия, основные понятийные структуры, способы и модели рассуж­дения, ключевая проблематика, что и позволило русской филосо­фии достигнуть в XIX-XX вв. высочайшего расцвета. Включение категорий христианского мышления в духовный мир Древней Руси радикально изменило установки языческого восприятия мира со свойственным ему натуралистическим пантеизмом и антииндивидуализмом.

На передний план выходит противостояние духа и материи, в мире и человеке усматривается непримиримая борьба двух противоположных начал, олицетворяемых Богом и дьяволом, утверждается идея индивидуальной моральной ответ­ственности.

Эти идеи развиваются древнерусской мыслью не столько в понятийно-категориальной форме, сколько через художествен­но-пластические образы, что формирует характерное для рус­ской философии в целом тяготение к живому, образному слову, публицистичность, особый интерес к исторической и нравствен­но-этической проблематике, ее тесное переплетение с художественной литературой, в целом рассредоточенность во всем кон­тексте культуры, использование обширной гаммы выразитель­ных средств.

Данная особенность, придавая своеобразие философствова­нию, все же в значительной мере одновременно и тормозила его развитие в России, что давало возможность некоторым критикам европоцентристского направления вообще отрицать наличие оригинальной русской философии и утверждать, что она в луч­шем случае просто повторяла некоторые западные идеи. Однако данная позиция, наследующая идеям классического понимания философии как некоего единого и однонаправленного движения к всеобщей истине (“абсолютной идее”), представляется несостоя­тельной.

Одновремен­но, начиная с сочинения киевского митрополита Илариона (ко­нец X – начало XI в. – около 1054/55 г.) “Слово о законе и благода­ти” (между 1037 и 1050 гг.), утверждается чрезвычайно значимая для русской философии идея противопоставления “благодати” (то есть христианской благой вести) “закону”, погруженному в суету земных страстей и чуждому представлению о высшем благе.

В целом же для русской средневековой философии характерно столкновение рационалистической и иррационалистической, точ­нее, сверхрационалистической парадигм интерпретации христи­анства, хотя и в не столь явной логико-категориальной форме, как в западной мысли. Чаще всего оно приобретало форму чисто бого­словских споров, за которыми скрывались противоположные со­циально-политические и нравственно-духовные установки.

Наиболее явно указанная тенденция проявилась уже в XV в. в форме идейно-политического столкновения нестяжателей ( Нил Сорский, около 1433-1508) и иосифлян (Иосиф Волоцкий, 1439/ 1440-1515). Внешним поводом для спора было отношение к мона­стырской собственности, однако, по существу речь шла о началах и пределах христианской жизни и делания.

Столкнулись, по сло­вам Г. В. Флоровского, два религиозных замысла, “две правды” – правда прямого социального и политического служения с одно­временным равнодушием к действительному культурному твор­честву и сведением веры к благочинию и начетничеству (иосифля­не) и правда внутреннего, духовного творчества на основе лично­стного диалога с Богом (нестяжатели).

В последнем случае ощу­щалось значительное влияние идей византийского исихазма, создавшего этико-аскетическое учение о мистико-символическом пути человека к единению с Богом. В конечном счете, победило иосифлянство, что способствовало укреплению в России ситуа­ции духовной косности и неподвижности, идейно-политического тоталитаризма, подавления свободы, последствия чего ощущают­ся в российской жизни до сих пор.

Тот же “сценарий” разрешения идейных споров был воспроизведен и в ходе борьбы вокруг церковной реформы XVII в. Указанные столкновения задали как мо­дель развития философии в России, так и ее проблемную и содер­жательную направленность в тесной связи с социально-политическими идеями. Практически вплоть до сегодняшнего дня рус­ская мысль находится в этом проблемном круге, как и в поиске способов выхода из него.