Экономические признаки предмета хищения

В число экономических признаков предмета хищения – чужого имущества – входит два самостоятельных, но неразрывно связанных друг с другом, образующих единство признаков:

1. имущество должно обладать материальной ценностью;
2. к нему должен быть приложен человеческий труд, вычленяющий его из естественного состояния.

Л.Д. Гаухман, выделяя экономические признаки предмета хищений, называет в их числе следующие: 1) материальная ценность и 2) определенная стоимость предмета.

Наверное, с точки зрения экономики ни предложенный мной, ни предложенный Л.Д. Гаухманом комплекс экономических признаков имущества верным не является. Невозможно отделять материальную ценность и стоимость имущества друг от друга; ценность имущества как раз и проявляется в его стоимости. В то же время разделять материальную ценность имущества и значение вложенного в него человеческого труда в корне неверно и с позиции экономистов. Вложенный в имущество человеческий труд олицетворяет собой его меновую стоимость, которая вместе со стоимостью потребительской, означающей, что данное имущество создано для удовлетворения потребностей человека, создают ценность имущества, в совокупном виде отражающуюся в его цене.

Имущество должно обладать материальной ценностью для того, чтобы быть предметом хищения. Это означает прежде всего, что оно предназначено для удовлетворения каких-либо потребностей человека (материальных, духовных, иных); другими словами, речь идет о полезности вещи для человека. Не имеет значения, могут ли быть эти потребности признаны полезными для общества в целом, одобряются ли они им. Так, эротические журналы или предметы удовлетворяют сексуальные потребности отдельных людей, в том числе потребности, выходящие за пределы нормы, – патологические, которые с точки зрения общества в целом едва ли являются полезными. Однако указанные предметы представляют собой материальную ценность, и их хищение квалифицируется по статьям, предусмотренным гл. 21 УК РФ.

Сложнее – с порнографическими предметами или материалами. В законной собственности у лица они, как правило, находиться не могут. Более того, в уголовном порядке наказуемо незаконное распространение порнографических материалов или предметов (ст. 242 УК РФ). Поэтому неправомерное завладение ими, исходя из буквы закона, не может признаваться хищением, которое направлено против законной собственности или законного владения. Возвращаясь к предложению, высказанному выше, еще раз подчеркну, что необходимо включение в уголовное законодательство новой нормы, которая без “натяжки” охватывала бы подобные ситуации, – состава нарушения законного порядка приобретения права собственности или законного приобретения права владения имуществом, не связанного с хищением чужого имущества, но совершенного его способами (тайным, открытым, открытым насильственным, путем обмана или злоупотребления доверием, присвоения или растраты).

Удовлетворяет духовные потребности человека, свидетельствует о признании его заслуг вручение ему государственных наград. В связи с этим, видимо, следует признать предметом хищения и сами наградные знаки отличия (ордена и медали), если их материальная ценность довольно велика. Изготовленные из цветных, а иногда и из драгоценных металлов или с их добавлением государственные награды имеют немалую стоимость. Именно она, выясненная специальной экспертизой, и должна быть основой определения размера хищения.

Такая экспертиза была проведена, например, по гражданскому делу по поводу наследства участника Великой Отечественной войны, генерал-полковника авиации в отставке, бывшего начальника Главного штаба – первого заместителя Главнокомандующего Военно-воздушными силами Министерства обороны СССР Б., награжденного многими государственными наградами СССР, а также ряда иностранных государств. В заключении эксперта значилось, в частности (цитата длинная, но считаю необходимым привести ее полностью):

1. ” Содержание драгоценных металлов, их проба и стоимость на момент составления заключения в следующих орденах и медалях составляет:

• в ордене Ленина: золото – 28,60 г (проба 950), серебро – 0,75 г (проба 999), серебро – 0,17 г (проба 925), платина – 2,75 г (проба 999);
• в ордене Октябрьской Революции: серебро – 27,240 г (проба 925), серебро – 0,220 г (проба 999), палладий – 0,019 г, золото – 0,187 г (проба 375);
• в ордене Боевого Красного Знамени (награждения до 1942 г.): серебро – 22,72 г (проба 925);
• в ордене Боевого Красного Знамени (1942 г. награждения): серебро – 0,062 г (без пробы);
• в ордене Суворова I степени: платина – 28,9 г (проба 999), золото – 9,50 г (проба 950), серебро – 1,966 г (проба 999);
• в ордене Суворова II степени: золото – 23,085 г (проба 950), серебро – 0,577 г (проба 999), серебро – 4,265 г (проба 925), серебро – 0,150 г (проба 650);
• в ордене Кутузова I степени: золото – 19,950 г (проба 950), серебро – 0,775 г (проба 999), серебро – 18,177 г (проба 925);
• в ордене Кутузова II степени: серебро – 33,911 г (проба 925), серебро – 0,250 г (проба 999).

В ордене Отечественной войны I степени, в медалях “За победу над Германией”, “За взятие Берлина”, “За освобождение Варшавы”, в значке “50 лет в КПСС” имеется незначительное количество драгоценных металлов и сплавов. Точные данные в информационных источниках не представлены.

1. Стоимость орденов и медалей, исходя из содержания в них драгоценных металлов и иных материалов, выражена в долларовом эквиваленте по курсу ЦБ РФ на день проведения экспертизы и составляет:

• ордена Боевого Красного Знамени (награждение до 1942 г.) – 250 долл. США;
• ордена Боевого Красного Знамени (1943 г.) – 10 долл. США;
• ордена Боевого Красного Знамени (1944 г.) – 10 долл. США;
• ордена Боевого Красного Знамени (1952 г.) – 10 долл. США;
• ордена Ленина (1947 г.) – 260 долл. США;
• ордена Ленина (1962 г.) – 260 долл. США;
• ордена Суворова I степени (1945 г.) – 6200 долл. США;
• ордена Суворова II степени (1944 г.) – 1800 долл. США;
• ордена Кутузова I степени (1945 г.) – 4000 долл. США;
• ордена Кутузова II степени (1944 г.) – 1500 долл. США;
• ордена Октябрьской Революции (1982 г.) – 33 долл. США;
• медали “За победу над Германией” (1945 г.) – 2 долл. США;
• медали “За взятие Берлина” (1945 г.) – 40 долл. США;
• медали “За освобождение Варшавы” (1945 г.) – 5 долл. США;
• значка “50 лет в КПСС” – 10 долл. США.

1.  Историческая ценность наград определяется их мемориальной стоимостью (принадлежность известному военачальнику) и редкостью. Указанные ордена и медали составляют уникальный комплект наград военачальника высшего командного состава Министерства обороны СССР – генерал-полковника авиации Б., бывшего начальника Главного штаба – первого заместителя Главнокомандующего Военно-воздушными силами Министерства обороны СССР – и имеют высокую историческую ценность. Награды для офицеров высшего командного состава Министерства обороны СССР отливались индивидуально (вне серии), имеют особую нумерацию и относятся к разряду раритетов.
2. Стоимость орденов и медалей, указанных в п. 1, с учетом их исторической ценности увеличится приблизительно в два раза при условии, что будет документально подтверждена их принадлежность конкретному лицу. Существенно повышают стоимость указанных наград и другие факторы – коллекционная ценность, целостность коллекции, год вручения награды, количество лиц, награжденных конкретной наградой”.

Цены, по которым государственные награды реализуются на черных рынках, а они порой на несколько порядков выше стоимости материалов, из которых изготовлена награда, во внимание приниматься не могут: государственные награды не предназначены для продажи.

Заключая и соглашаясь с А.Т. Боннер в том, что “подход к государственным наградам СССР как к предметам, не имеющим материальной ценности, с самых разных точек зрения порочен”, еще раз подчеркну, что государственные награды должны признаваться предметами хищения. Необходимо в то же время отметить, что сбыт похищенных наград, равно как и приобретение их другими лицами, подлежит самостоятельной уголовной ответственности по ст. 324 УК РФ.

Из положения о наличии потребительской ценности следует и еще один вывод. Если полезные свойства вещи утрачены, она пришла в негодность, пропадает, как правило, и ее материальная ценность. Соответственно, такое имущество уже не может быть предметом хищения.

Признак материальной ценности имущества означает также стоимость, достаточную для наличия преступного характера его изъятия. Стоимостью обладают все вещи материального мира, призванные удовлетворять какие-либо потребности. Так, имеют свою цену, например, чистый лист бумаги, блокнот или простая шариковая (гелевая, иная) ручка, примитивная зажигалка, прищепка для белья и т.п., изъятые у собственника против его воли. Однако их стоимость мизерно мала для того, чтобы признать перечисленные вещи предметом хищения. Их хищение не причиняет или почти не причиняет ущерба объекту хищения – собственности, поэтому нет необходимости прибегать к ч. 2 ст. 14 УК РФ и характеризовать содеянное как малозначительное деяние.

Разумеется, в некоторых случаях завладение подобными практически не имеющими стоимости предметами может сопровождаться применением насилия (например, в отношениях между подростками). Думаю, именно насилие и подлежит соответствующей квалификации (по ст. 111, 112, 115 и др. УК РФ), а корыстный мотив будет учтен судом как определенная характеристика содеянного и личности виновного.

В то же время требуют специальной оговорки некоторые предметы, которые хотя сами по себе и не имеют большой или даже сколько-нибудь значительной стоимости, но являются эквивалентом стоимости значительной и таким образом олицетворяют ее. В уголовном праве такие предметы называют суррогатами ценных бумаг; в гражданском праве они к ценным бумагам не относятся, да и иногда, строго говоря, по существу бумагами не являются. К таким предметам относятся:

1. проездные билеты на транспорт и транспортные абонементы, за исключением именных билетов и бланков билетов, требующих дополнительного оформления;
2. билеты и абонементы на посещение театральных спектаклей, концертов, киносеансов, цирковых и иных представлений, выставок и т.д.;
3. билеты различных лотерей (например, “Русское лото”, денежно-вещевых лотерей и т.п.);
4. знаки почтовой оплаты (конверты, марки*(275), открытки и т.п.);
5. жетоны, заменяющие деньги (например, жетоны на оплату теле- и таксофонов, метро и т.п.);
6. оплаченные магазинные чеки;
7. талоны на горюче-смазочные материалы (там, где они еще остались) и др.

Стоимость всех перечисленных и других подобных предметов составляет та сумма, которую за них бы заплатили при обычном порядке их приобретения. Ныне положение об установлении стоимости дано в п. 25 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. N 51: “Определяя стоимость имущества, похищенного в результате мошенничества, присвоения или растраты, следует исходить из его фактической стоимости на момент совершения преступления (выделено мной. – Н.Л.). При отсутствии сведений о цене похищенного имущества его стоимость может быть установлена на основании заключения экспертов”. И если, положим, билеты на посещение какого-либо театрального или иного спектакля были приобретены не в кассе театра, а у перекупщиков по более высокой цене, именно эта цена и должна определять размер хищения (конечно, при доказанности этого по конкретному делу).

Исключение – выигрышные билеты различных лотерей. Их стоимость превышает их обычную цену; размер хищения определяется стоимостью выпавшего выигрыша (разумеется, при осознании этого факта виновным). Собственно, это и есть их фактическая стоимость.

Здесь же следует оговорить квалификацию хищения бланков билетов, подлежащих дополнительному оформлению и действительных только при этом условии. В постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 23 декабря 1980 г. N 6 “О практике применения судами Российской Федерации законодательства при рассмотрении дел о хищениях на транспорте” указывается: “Действия лиц, похитивших билеты для проезда на железнодорожном, воздушном, водном и автомобильном транспорте или другие знаки, которые могут быть использованы по назначению лишь после внесения в них дополнительных данных (заполнение текста, скрепление печатью, компостирование и т.п.), а равно лиц, совершивших хищение билетов, предназначенных для продажи через кассовые аппараты трамваев, троллейбусов и других городских транспортных средств с целью последующей реализации через уполномоченных на то работников транспорта (кассиры, кондукторы, приемщики багажа и др.) и присвоения вырученных от продажи средств, должны квалифицироваться как приготовление к хищению имущества, а в случаях частичной или полной реализации похищенных документов – соответственно как покушение либо оконченное преступление” (п. 6).

Похищение билетов, не требующих внесения дополнительных данных, совершенное лицом с целью использования по назначению как средства оплаты транспортных услуг, расценивается как специальная разновидность хищения, предусмотренного гл. 32 УК РФ (ст. 325), и приготовление к причинению имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 30, 165), но уголовной ответственности за причинение имущественного ущерба не влечет, поскольку оно даже при наличии отягчающих обстоятельств является преступлением средней тяжести. Похищение других знаков, которые действительны лишь при внесении в них дополнительных данных, т.е. бланков документов, совершенное лицом с целью использования по назначению как средства оплаты транспортных услуг, расценивается как приготовление к причинению имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием, но опять-таки уголовной ответственности не влечет по указанным выше причинам. Этот момент упускается из виду А.И. Бойцовым и Г.Л. Кригер. Не делает акцента на ненаказуемости приготовительных действий и названное выше постановление 1980 г., в котором записано: “Похищение билетов и других знаков, совершенное лицом с целью использования по назначению как средство оплаты транспортных услуг, надлежит квалифицировать по ст. 325 и ст. 30 и 165 УК РФ как хищение бланков и приготовление к причинению имущественного ущерба путем обмана (выделено мной. – Н.Л.), а в случаях фактического их использования – по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 325 и 165 УК РФ” (п. 6).

В приведенной цитате содержится еще одна ошибка, которая встречается и в науке. Пленум, З.А. Незнамова, Г.Л. Кригер и др. усматривают в описанных выше ситуациях также хищение официальных документов – ст. 325 УК РФ. Думаю, с этим вряд ли можно согласиться, поскольку речь идет не о документе, а фактически о бланках документов. Их хищение ранее действовавшим уголовным кодексом признавалось преступным; в соответствии с законом и цитируемое выше постановление Пленума указывало на необходимость вменения этой статьи. Однако по ныне действующему Кодексу хищение бланков уголовной ответственности не влечет. Кроме того, подделку бланков билетов и З.А. Незнамова, и Г.Л. Кригер расценивают и как подделку документов, предоставляющих права, по ст. 327 УК РФ. Полагаю, что здесь происходит смешение понятий имущества, которым и выступает билет на транспорт (он олицетворяет определенную стоимость, является ее эквивалентом), и документа, дающего право на имущество. Статья 327 УК РФ говорит именно о документе. Поэтому в случаях фактического использования бланков или других знаков в качестве средства оплаты проезда содеянное квалифицируется только по ст. 165 УК РФ.

Если похищенные бланки затем подделываются до вида готового к использованию билета и предъявляются транспортной организации для оплаты под видом отказа от поездки, опоздания к отправлению (вылету) транспортного средства и т.п., действия виновного являются мошенничеством и подделкой официального документа, предоставляющего права.

Существует довольно большая группа предметов, похожих на суррогатные ценные бумаги, однако не олицетворяющих стоимость имущества, а только дающих право на его получение. Они предметом хищения в виде чужого имущества не являются, но могут выступать средством его совершения. В число подобных предметов обычно включают:

1. накладные на получение товара;
2. доверенности на получение каких-либо материальных ценностей;
3. неоплаченные товарные чеки;
4. многочисленные легимитационные знаки (жетоны и квитанции прачечных, гардеробов, химчисток, камер хранения, ремонтных мастерских, аптек, и т.п.) и др.

Завладение указанными предметами не причиняет ущерба собственнику имущества; ущерб возможен только после получения с их помощью конкретных вещей. Соответственно, сам факт противоправного изъятия названных и других подобных предметов расценивается как приготовление к хищению и наказывается в уголовном порядке, если готовящееся хищение должно было относиться к тяжким или особо тяжким преступлениям.
Если лицо похищает официальный документ, содеянное дополнительно квалифицируется по ст. 325 УК РФ, т.е. имеет место идеальная совокупность преступлений. А.И. Рарог думает иначе. Он пишет: “Противозаконное завладение документами, не дающими права на получение имущества, образует состав самостоятельного преступления, предусмотренного ст. 325 УК РФ”. Думаю, однако, что подобное толкование понятия “официальный документ” по ст. 325 УК РФ не соответствует закону. Он подобных ограничений не устанавливает.

Таким образом, экономический признак имущества – его материальная ценность – неразрывно связан с таким признаком самого хищения, как причинение в его результате ущерба собственнику или законному владельцу имущества.

К имуществу должен быть приложен человеческий труд, вычленяющий его из естественного состояния. Классики марксизма-ленинизма называли этот признак меновой стоимостью товара и полагали, что именно этот признак превращает имущество в товар.

В настоящее время в уголовном праве далеко не все исследователи признают наличие указанного признака. Так, З.А. Незнамова пишет: “Тезис о том, что предметом хищения не могут быть вещи, хотя и обладающие объективной ценностью, но не созданные трудом человека, в последнее время подвергся серьезному испытанию. Предметами купли-продажи, обмена, залога, дарения, а стало быть, и предметами преступных посягательств стали земельные участки, в том числе и необработанные. Объекты природы в их естественном состоянии, недра, в том числе и не разрабатываемые участки, также являются объектами собственности, по крайней мере, государственной и муниципальной. Стало быть, перечисленные объекты могут выступать и нередко выступают в качестве предметов преступных посягательств. Таким образом, обязательным признаком предмета хищения может служить только потребительская стоимость”. К ней присоединяется и И.А. Клепицкий, критикующий Ю.И. Ляпунова за выделение подобного признака имущества как предмета хищения: “Экономический признак имущества как предмета хищения – его цена, т.е. возможность денежной оценки… Критерий “овеществленного” труда был применим к предмету хищения лишь в социалистическом государстве и в связи с изъятием из гражданского оборота земельных участков и иных обособленных природных объектов …Никаких причин не рассматривать указанные вещи в качестве предмета преступления против собственности не существует”.

Обращает на себя внимание, однако, противоречивость позиций названных авторов. Так, З.А. Незнамова постоянно говорит о том, что природные объекты являются предметом преступного посягательства (выделено мной. – Н.Л.), что они могут находиться в собственности. Думаю, что с этим на сегодняшний день никто и не спорит; природные объекты, действительно, могут быть собственностью даже частных лиц и страдают в результате различных посягательств, и прежде всего экологических преступлений. Они могут быть и предметом одной из форм хищения – мошенничества, но только не в виде имущества, а в виде права на имущество.

Однако собственность и имущество – это понятия неравнозначные; более того, уголовно-правовое понятие имущества далеко не полностью совпадает с гражданско-правовым, о чем выше уже говорилось. Понятие “имущество” в хищении вообще самое узкое по объему, и признак овеществленного труда, который совершенно не обязателен для гражданско-правового понятия имущества, в уголовном праве применительно к имуществу в хищении многими исследователями считается необходимым. Именно он позволяет отграничивать хищения и экологические преступления, о чем будет сказано ниже. Примечательно, что и З.А. Незнамова, проводя такое разграничение, использует тот признак предмета хищения, который она выше исключила (“Указанные предметы становятся предметом хищения в том случае, если они с помощью человеческого труда отделены от естественной среды обитания” (выделено мной. – Н.Л.)). Точно так же поступает и И.А. Клепицкий, отмечающий: “Существенным критерием отграничения экологического правонарушения от преступления против собственности будет тут обособленность предмета от природной среды. В качестве дополнительного критерия можно рассматривать вложенный человеческий труд, поскольку именно труд позволяет обособить предмет от природной среды…“(выделено мной. – Н.Л.). Что касается последней оговорки автора, то она совершенно замечательна, поскольку демонстрирует полное его согласие с признаком овеществленного труда, пусть иначе названного, хочет этого автор или не хочет.

Более последователен в своем отрицании признака овеществленного труда у предмета хищения, пожалуй, только А.В. Шульга, но и в его позиции есть большие изъяны (см. об этом далее).

Объединяет указанные преступления предмет преступного посягательства, которым выступает природная среда в каком-либо ее проявлении в естественном состоянии (лес на корню, рыба в водоемах, зверь и птица в лесах и т.п.). Как расценить с точки зрения уголовного права вырубку леса, добычу рыбы или зверя без разрешения собственника или законного владельца и их присвоение: как хищение или как экологическое преступление? В уголовно-правовой науке давно и однозначно отвечают на этот вопрос, руководствуясь признаком овеществленного труда. На этот счет есть даже разъяснение Пленума Верховного Суда РФ, данное им в постановлении от 5 ноября 1998 г. N 14 “О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения”: “Действия лиц, виновных в незаконном вылове рыбы, добыче водных животных, выращиваемых различными предприятиями и организациями в специально устроенных или приспособленных водоемах, либо завладение рыбой, водными животными, отловленными этими организациями, или находящимися в питомниках, в вольерах дикими животными, птицей, подлежат квалификации как хищение чужого имущества” (п. 18). В п. 11 этого же постановления говорится: “Не являются предметом экологического преступления деревья и кустарники, произрастающие на землях сельскохозяйственного назначения, за исключением лесозащитных насаждений, на приусадебных дачных и садовых участках, ветровальные, буреломные деревья и т.п., если иное не предусмотрено специальными правовыми актами. Завладение теми деревьями, которые срублены и приготовлены к складированию, сбыту или вывозу другими лицами, следует квалифицировать как хищение чужого имущества”.

Таким образом, приложение труда к имуществу в двух возможных ситуациях делает его предметом хищения:

1. когда труд был приложен к нему одними людьми для извлечения (отделения) от природной среды, а завладение этим извлеченным из естественного состояния имуществом производится уже другими людьми без согласия первых (сам труд здесь состоял в выводе, вычленении природных богатств из естественной среды);
2. труд был приложен людьми для обеспечения в отношении имущества состояния естественной среды.

В этих случаях труд заключался, например, в высадке специально приобретенной рассады лесных или других растений и уходе за ней, в разведении мальков рыбы и их выращивании в специальных водоемах (постоянной подкормке, обеспечении теплового режима и т.п.), в создании условий, близких к естественной среде, при выращивании зверей (например, норок, нутрий и т.п.) и т.д.

В первом случае состояние естественной природной среды, собственно говоря, уже преодолено как раз приложением труда, и продукт этого труда – изъятые природные богатства – ничем не отличается от других видов имущества. Во второй ситуации имущество находится в естественном состоянии или в состоянии, приближенном к нему, однако это состояние создано или поддерживается специально предпринятыми усилиями, которые имеют денежную оценку и свидетельствуют о вовлечении имущества в товарооборот. Очень точно писал об этом Ю.И. Ляпунов: “…Некоторые виды естественных ресурсов (рыба, пушной зверь, декоративные деревья и кустарники) специально разводятся людьми с использованием биологических сил природы, с сохранением их связи с естественной средой обитания, но они – и в этом суть – включены в производственно-трудовой процесс, являются продукцией его незавершенного цикла, т.е. товарной продукцией”.

Под вторую описанную ситуацию, видимо, подпадает и такой интересный пример, приведенный в средствах массовой информации: с территории озера Эльтон Палласовского района Волгоградской области, на берегу которого находится известный одноименный с озером курорт, под покровом ночи было похищено восемь тонн лечебной грязи. Неизвестные лица с помощью трактора и лопат загрузили грязь в грузовик и вывезли ее. Курорту был причинен ущерб на сумму 19 тыс. руб. Как следует расценить совершенное деяние? Собственно, выбор невелик, поскольку в числе экологических преступлений составов, под которые бы подпадало содеянное, просто нет. Можно ли рассматривать лечебную грязь как имущество в посягательствах на собственность, в частности в хищениях? Очевидно, лечебная грязь находится на территории озера в естественном природном состоянии, но в поддержание этого состояния вкладывается человеческий труд, который состоит, например, в обеспечении чистоты на территории озера (в уборке территории от загрязнений), в охране территории (пусть и не всегда эффективной) и т.п. Думаю, поэтому можно говорить о том, что природное богатство – лечебная грязь является предметом хищения по гл. 21 УК РФ, и при наличии других признаков хищения, в частности корыстной цели, можно квалифицировать содеянное как тайное хищение чужого имущества.

Во всех других случаях незаконная добыча природных богатств, находящихся в естественном состоянии, образует составы экологических преступлений: незаконной добычи (вылова) водных биологических ресурсов (ст. 256 УК РФ), незаконной охоты (ст. 258 УК РФ), незаконной рубки лесных насаждений (ст. 260 УК РФ).

Можно в определенной степени согласиться с высказыванием З.А. Незнамовой, которая утверждает, что при таком подходе к оценке неправомерного изъятия природных богатств “просматривается некоторая нелогичность, если не сказать противоречивость, в основе которой лежат отголоски социалистического мировоззрения. С одной стороны, законодатель провозглашает и пытается претворить в жизнь идею равной правовой, в том числе и уголовно-правовой защиты всех форм собственности. С другой стороны, государственная собственность оказывается менее защищенной по сравнению с частной”. В то же время следует сказать, что посягательства на находящиеся в государственной собственности, но общедоступные природные богатства в их естественном состоянии рассматриваются как экологические преступления не только законодательством России, но и законодательством других стран (например, уголовными кодексами Латвии, Белоруссии, Польши, Китая, Болгарии и т.д.). Хотя опыт уголовного законодательства Германии, в котором подобные преступные посягательства признаются не хищениями, а корыстными посягательствами на собственность, тоже может быть принят во внимание.

Некоторую специфику имеет признание предметом хищения находящихся в естественном состоянии драгоценных металлов и природных драгоценных камней. Как указывалось выше, уголовная ответственность за их незаконную добычу уголовным экологическим законодательством не предусмотрена. Предметом хищения они, однако, могут быть далеко не всегда; здесь требуется такой же подход, как и к другим объектам естественной природной среды. Для этого необходимо, чтобы находящиеся в естественном состоянии полезные ископаемые в виде драгоценных металлов или природных драгоценных камней (да и в другом виде, думаю, тоже) были вовлечены в процесс товарного производства, товарооборота. Это возможно в тех случаях, когда на их предстоящую добычу затрачиваются человеческий труд и материальные средства, т.е. когда произведена геологическая разведка, оплачен труд старателей и т.п. Ю.И. Ляпунов по этому поводу указывал: “Золото, находящееся в пределах обособленной территории (промышленной зоны) золотодобывающего предприятия (государственного горного комбината, старательской артели), – это уже не естественное богатство. Оно непосредственно включено в технологический и трудовой производственный процесс его добычи как продукт незавершенного цикла производства. …Оно как предмет труда золотодобывающего предприятия аккумулировало в себе значительные денежно-материальные средства, затраченные собственником на геолого-изыскательские работы, подготовку разреза недр к промышленной эксплуатации, на сооружение шахт, промывочных и обогатительных устройств, на оплату труда работников предприятия и т.д. Все эти предварительно затраченные немалые средства перенесены на определенную единицу произведенной (добытой) товарной продукции”.

В современных исследованиях специально выделяются, например, способы хищения золота:

1. при проведении вскрышных работ и разведки месторождений открытым способом;
2. при шахтном и ином подземном способе добычи;
3. при обогащении россыпного золота;
4. с промывочных приборов и драг и т.д.

Таким образом, на основании изложенного можно описать еще одну (третью) типичную ситуацию, когда приложение человеческого труда к природным богатствам делает их потенциальными предметами хищений. В этой ситуации природные богатства остаются в нетронутом естественном состоянии; последнее не поддерживается искусственно, однако уже предприняты шаги к тому, чтобы состоялся будущий товарооборот. В них вложен человеческий труд, иногда – вместе с ним – и немалые иные материальные затраты, которые дают основание рассматривать эти природные богатства как предмет хищения. Хотелось бы отметить, что количество и содержание этого труда могут быть очень разными (например, обмеривание и межевание земельного участка, выставляемого на продажу).

Вместе с тем следует заметить, что иногда вложение человеческого труда в природные богатства не делает возможным признание их предметом хищений. Так, например, лес может быть посажен людьми, затратившими на это немалые средства; для поддержания экологического равновесия человек может выпустить в водные объекты молодь рыб или подкармливать в холодное время года зверей в заповеднике или заказнике и т.д. Однако этот труд не направлен на то, чтобы ввести природные богатства в товарооборот. Поэтому посягательство на указанные объекты остается посягательством экологическим, а не преступлением против собственности, не хищением.

В соответствии со сказанным в добавление к характеристике трех выделенных выше ситуаций, в которых приложение человеческого труда превращает природные богатства в предмет хищения, нужно подчеркнуть, что труд этот должен быть направлен именно на введение природных богатств в товарооборот, на превращение их в имущество. Благодаря этой оговорке, сравнительно легко решается классический для уголовного права казус, известный еще задачникам начала ХХ  в. и до сих пор встречающийся в жизни.

Обладательнице великолепной длинной косы во время сеанса в кинотеатре злоумышленники, преследовавшие корыстную цель, нанесли существенный урон. Пользуясь темнотой и тем, что внимание всех было обращено на экран, они отрезали у девушки косу. В данном случае нет хищения в связи с отсутствием его предмета. Коса, на уход за которой затрачивались немалые средства и в том числе человеческий труд (мытье головы, расчесывание волос, стрижка – подравнивание, массаж и т.п.), не является имуществом. Это часть человеческого тела, в определенной степени – природное богатство, находящееся в естественном состоянии, которое не имеет никакого отношения к товарообороту. И приложение к этой части тела труда не преследовало цели превращения ее в имущество.

В то же время остаются казусы, решение которых вызывает затруднения. Например, Г.Л. Кригер писала: “…Объекты живой природы, выращенные в питомниках, а значит, аккумулирующие в себе определенные затраты труда, но затем выпущенные в естественные природные условия, не могут считаться предметом хищения. Преступные воздействия на соответствующие объекты следует признавать посягательствами на природную среду”. Думаю, что эта квалификация верна. Однако как нужно расценить подобные же действия, если завладение объектами живой природы, которые вовсе не предназначаются для дальнейшего участия в товарообороте, происходит до их выпуска в эту живую природу? Какое преступление совершается лицом, и совершается ли оно вообще?

Безусловно, пожалуй, одно: здесь нет экологического преступления, поскольку объекты не находятся в естественной среде, в живой природе. Видимо, все-таки следует говорить о наличии в действиях виновного признаков хищения, несмотря на то, что объекты не предназначены для товарооборота. Перевешивает совокупность иных признаков: и вложение в эти объекты человеческого труда и материальных затрат, и отсутствие признаков естественной среды.

Подводя итог этой части исследования, подчеркну еще раз: с точки зрения отношения современного гражданского общества и современного гражданского законодательства к понятию собственности и к ее охране, наверное, было бы логичнее распространить гражданско-правовое понятие собственности и гражданско-правовое понятие имущества на уголовное право, в частности на главу преступлений против собственности, и защищать собственность в виде природных богатств составами этой главы (если причиняется в основном не экологический, а имущественный ущерб). Однако это повлечет за собой ряд других изменений и поставит перед необходимостью принятия нового уголовного законодательства. Впрочем, в последнее время в науке его неизбежность обосновывается все чаще. Поэтому следует прислушаться, например, к А.В. Шульге, замечающему: “Основным признаком предмета посягательств против собственности должна быть признана не материальная природа и создание человеческим трудом, а его действительная или потенциальная коммерческая ценность, способность быть товаром, то есть участвовать в легальном экономическом обороте. В условиях рыночных отношений и информационного общества товарные свойства предмета проявляются вне зависимости от его материальной природы и вложений человеческого труда. Поэтому в условиях современного общества следует менять представление об исключительной материальной сущности предмета преступлений против собственности, что в итоге приведет к необходимости иного, более широкого понимания объекта рассматриваемых посягательств. Об этом свидетельствует также уголовное законодательство развитых зарубежных стран”.