Тайна грехопадения

«Все смешалось в мире человека», — так, перефразируя классика,  я начал бы первую главу его истории. Все смешалось у человека с момента вкушения им райских плодов, и его многовековая исто- рия с той поры пошла наперекосяк, и все в ней добротно перемешано. В равной мере это относится и к пониманию так называемого грехопадения человека.

С тех далеких пор, напоминает нам отечественный философ Ю.М. Бородай, «…“первородный грех” постоянно витает над человечеством, он, так сказать, “онтогенетически” воспроизводится у всех индивидуумов в виде сокровенных ночных “помыслов бесовских”, преступных вожделений плоти, страсти к разрушениям и к “содому”; он же являет- ся исходной причиной… неизбежной борьбы вожделения и раская ния, т.е. внутренних мук совести».

* * *

А в самом деле: чем же так согрешил человек, в чем его вина и за что он терпит наказание? То, что он грешен и всю свою жизнь страдает, что испытывает на себе бремя наказания — в этом сомнения нет. Это не только признано всеми авторитетами, но чувствует на себе ежедневно каждый из нас. Сомнения только в следующем: в чем, собственно, суть этого греха, за что все наши муки и страдания?

Не претендуя на истину в разрешении этого вопроса, — познать ее человеку все равно не дано — предложу здесь лишь свой вариант объяснения. Руководствуюсь я при этом не одним лишь праздным любопытством, но и желанием лучше понять природу человека и истоки того, что мы называем культурой. Всякие же страшные слова а` la Бородай это желание только подхлестывают.

С этой целью еще раз обратимся к Библии, ибо другими доку- ментами мы просто не располагаем. Итак, первый человек нарушил заповедь Бога, совершив тем самым непростительный грех, за что и терпит наказание весь его род — такова версия первородного греха.

Итак, Бог запрещает Адаму и Еве рвать плоды с «древа познания» в тот момент, когда они были чисты и невинны, то есть когда в их со- знании вообще не могло существовать таких понятий, как «можно», «нельзя», «хорошо», «плохо» и т.п.

Они появились или, вернее, могли появиться  у них только после вкушения ими от древа, но отнюдь  не до него. Это же означает, что, срывая и пробуя по наущению Змея- искусителя плоды, они не ведали того, что творили. Какой же здесь грех и в чем он?

Ведь если, скажем, малое неразумное дитя тянется к красивому, хотя и опасному предмету и, дотянувшись, сует его в рот, разве это можно назвать «грехом»? И разве отец, увидев это, выгонит свое дитя из дому, проклиная его и напутствуя всякими нехорошими словами?

Что-то весьма сомнительно. Ко всему прочему, всезнающий и всевидящий Бог должен был предвидеть подобный результат. Здесь что-то явно не то. По крайней мере, существующая версия «грехопадения» вызывает большие сомнения.

Тот же Ю.М. Бородай идет еще дальше и трактует ослушание Адама и Евы как сознательный «бунт» против Бога, против Божье- го Промысла:

«Обретение человеком способности свободного нравственного суда — это бунт против Бога и его творения — божьего мира. Отныне “божий мир” (окружающая нас природа) не принимается человеком однозначно как единственно “правильный” и возможный. Нравственный долг требует активно искоренять в этом мире зло и утверждать (строить) добро, т.е. посредством осмысленных целенаправленных действий творить новый мир…».

Этот короткий отрывок с непременным в подобных случаях пафосом концентрированно включает в себя путаные представления человека о самом себе и своих истоках. Не поленимся обнажить эту путаницу, что пригодится в дальнейшем для лучшего понимания проблемы культуры.

Первая же фраза приведенной цитаты: «обретение человеком способности свободного нравственного суда» содержит сразу две принципиальные ошибки.

Во-первых, если человек и «обрел» эту способность, то сделал это совершенно бессознательно, случайно, по глупой наивности, вовсе  не  предполагая,  что  из  всего  этого  может  выйти.  По  одной этой причине сию акцию смешно называть «бунтом».

Во-вторых, ошибочно называть эту способность «свободным нравственным судом», ибо ни в одном своем суждении, тем более в суждении нравственном, человек никогда не был свободен и не может быть таковым в принципе.

Прежде всего, он скован самой необходимостью «суда», налагающего на него великую ответственность, не говоря уже о массе ограничивающих этот «суд» обстоятельств, которыми он также связан по рукам и ногам. Но, пожалуй, самая умиляющая часть приведенного отрывка — это утверждение, что «нравственный долг требует активно искоренять в этом мире зло и утверждать (строить) добро».