О первоначальном народном обучении

Кому должно быть вверено первоначальное обучение народа? Духовенству. – Ответ так несомненен, что только намеренное желание поколебать в народе христианские начала или же совершенное незнание народных склонностей могут отвечать иначе. Народ сам признает духовенство законным своим учителем.

Не только в селах, но даже в городах, в самой даже Москве, в домах священнослужителей найдете целые маленькие школы грамотности; крестьяне, мещане, купцы охотно отдают туда детей и охотно при этом платят деньги, несмотря на то что тут же рядом стоит казенное училище, где учат совершенно даром и где выучивают даже способом более легким и скорым, чем какой известен простодушному церковнослужителю.

Факт был бы невероятен, если бы не был вполне достоверен. Он доказывает, что в народе существует особенное воззрение на грамотность. Грамота для народа есть дело в некоторой степени священное: она есть дверь, отверзаемая к уразумлению Божественного Писания.

Книжная мудрость в народном словоупотреблении почти равнозначительна богословию; «начетчик» означает человека, изучившего много книг священных. Таким образом, понятие о книжном обучении у простолюдина неразрывно связывается с понятием об истолковании слова Божия; в простом учителе чтения он ждет видеть наставника в Законе Божием. Поэтому-то, православный он или раскольник, он отдает дитя свое на обучение преимущественно лицу, которое признает за священное.

Но кого и способны мы будем дать народу взамен готовых, естественных его учителей?

Создадим ли особое звание сельских учителей, нарочито к своему делу приготовленных? Решиться на такую меру значило бы обнаружить удивительное незнание наших общественных отношений. Приготовление к званию сельского учителя должно состоять, без coмнения, в основательном учении. Итак, в стране, где образованные люди столь редки, что в них нуждается еще большинство мест административных и судебных, должны будут выискаться люди, которые захотят выслушать курс наук с единственной целью обречь себя незавидной доле сельского учителя!

Или, что еще страннее, должны будут выискаться люди, которые, уже приобретши основательные сведения в науках, захотят ограничить свою деятельность столь скромным поприщем, отказываясь от деятельности более блестящей и более выгодной! Такое предположение немыслимо. Очевидно, что к созданию особого класса сельских учителей возможен будет только один путь, который был предпринят некогда к образованию сословия домашних учителей и сельских писарей: путь принуждения и соблазна. Звание сельского учителя будет дверью для выхода из податного состояния, для избавления себя от рекрутства и телесных наказаний.

Приготовленный к занятиям сельского учителя крестьянин обязан будет прослужить в этом звании несколько лет и по истечении их будет вознаграждаем чином или званием почетного гражданина. Но пора понять, что ни крепостной труд, каковым будет труд сельского учителя, ни соблазнительное подстрекательство к выходу из простого звания, на чем будет держаться все учреждение, не поведут ни к чему доброму, особенно в деле воспитания, где все должно истекать из любви, все должно быть проникнуто сердечным одушевлением. Будут ли сельские учителя любить свое дело? Нельзя любить дело, за которое взялся против призвания.

Но действительное их положение никогда не будет соответствовать их мечтаниям… И на этом основании строить здание народного просвещения! Германия имеет учреждение сельских учителей и вкушает плоды его: в ежегодном количестве преступлений на долю сельских учителей выпадает особенно значительный процент.

То же безвыходное положение будет участью всякого, кто, поддаваясь на приманки честолюбия, оторвется от крестьянского сословия и в то же время увидит себя запертым в звании сельского учителя.

Дух народа и его нравственные силы держатся или преданием, или обычаем, пока народ не образован, или даются направлением просвещения, когда настала пора образования.

Итак, весь вопрос в том, дадим ли мы ему таких проводников, которые будут для него не более как просветителями в собственном смысле, то есть помогут ему только сознательно утвердиться в таких же преданиях и обычаях, которые до сих пор он признавал слепо. Или же предоставим общественному меньшинству, колеблемому всяким ветром учения и в настоящую минуту случайно настроенному противоположно исконным русским началам, вывести народ на совершенно новую дорогу, которой и конца не видно?

От решения этого вопроса, как мы сказали, зависит все будущее России, и надеемся, что всякий, кто не лишен политического смысла и кто понимает все грядущие последствия народного освобождения, вполне согласится с этим мнением.