Истоки христианства
Древняя иудейская религия сформировалась в контакте с религиозными представлениями других народов, в чем-то повторяя, а в чем-то отличаясь от них. Э. Ренан пишет, что в Израиле
«жрец всегда был подчинен индивидуальному вдохновению… здесь уже слышатся до той поры неведомые мотивы, восхваляющие мученичество и прославляющие могущество «человека скорби».
Некоторые из пророков, подобно Иеремии, обагряли своей кровью улицы Иерусалима. Другие народы внесли представление о рае в прошлом (шумеры) и о золотом веке в будущем после окончательной битвы сил добра и зла (иранцы).
По мнению М. Бойс, зороастризм оказал сильное влияние на иудаизм в период после вавилонского плена, когда персидский царь Кир разрешил иудеям вернуться и восстановить храм в Иерусалиме (VI в. до н.э.). Многочисленные параллели между «Авестой» и «Ветхим Заветом» подтверждают это.
В отличие от мифологии, которая все время возвращает нас к началу бытия, ветхозаветные пророки обращались к дням завершения мира. В этом нечто близкое к индийскому стремлению преодолеть цепь рождений и смертей.
Главное мифологическое действо — жертвоприношение — переходит в религию, но меняется его смысл. Оно уже не связывается с необходимостью поддержания мирового порядка, а, скорее, выражает любовь к Богу и благодарность за дарованную им жизнь, а также желание загладить вину или совершенный грех.
У иудейских пророков (Исайя) внешнее формальное понимание жертвоприношений вызывает критику.
Этот момент очень важен для выявления соотношения иудаизма с христианством. Ренан считает, что «христианство получило начало в VIII в. до Р.Х., когда первенствующие пророки, овладев израильским народом, сделали его народом Божиим, призванным ввести в мир чистое богопочитание…
Переворот совершился в тот день, когда вдохновленный человек, не принадлежавший к духовенству, осмелился сказать: «Как можете вы думать, что Богу угодны курения ваших жертв и тук ваших козлов. Оставьте эти жертвоприношения, которые суть мерзость перед Господом; делайте добро».
У пророков радикально меняется отношение и к посту. «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся» (Исайя. 58: 6—7). Рядом призыв перековать мечи на орала и пророчество всеобщего мира.
Исайя будто видел сквозь толщу веков, что произойдет с вочеловечившимся Богом. «Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом.
Но изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас.
Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца веден Он был на заклание, и как агнец пред стригущим Его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят; и род Его кто изъяснит? ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь» (Исайя. 53: 4—8).
В течение веков они старались поддерживать в людях огонь любви к Богу, и наконец из искр возгорелось пламя, объявшее мир. Пророки создавали настроение последних дней и прихода Господа, т.е. атмосферу, которая приближала христианство. Они меняли время обыденное на время сакральное.
Что же понадобилось христианству для того чтобы стать мировой религией? Проповедь жертвы и сама добровольная жертва Христа, который ничего не писал, как Сократ, не был теоретиком, но шел по тому же пути культуры, по которому шли Сократ и Будда. Ренан замечает, что «величайшие люди нации зачастую именно те, которых она предает смертной казни».
