Развитие законодательства о банкротстве в Российской империи

В 1914 году А. Э. Бардзкий, составитель сборника «Законы о несостоятельности торговой и неторговой и о личном задержании неисправных должников», писал, что его работа имеет цель дать практикам и юристам полный сборник разбросанных по всем 16 (!) томам Свода Законов Российской Федерации (и приложениям к ним) постановлений о несостоятельности и о персональном задержании неисправных должников – в одном издании.

Первый устав – 1740 года – постигла непростая судьба: официально став законом, он остался неизвестным даже Сенату. Вторая половина XVIII века ознаменовалась множеством проектов (1753, 1761, 1763, 1768), из которых ни один не стал законом. Только в 1800 году Павел I принял Устав о банкротах, в котором довольно подробно были изложены критерии и последствия банкротства. Это был первый законодательный акт прямого действия.

Банкротом являлся тот:

  • кто сам объявлял в суде о своей неплатежеспособности;
  •  кто делал это в ответ на требование нотариуса;
  • на кого в суд поступали непогашенные векселя, контракты и другие обязательства, при этом должник более трех дней не являлся в суд для оплаты и не присылал поверенного;
  • кто, несмотря на свою явку в суд, не смог погасить задолженность более 1 месяца.

Эти критерии банкротства сохранились в Уставе о торговой несостоятельности на протяжении всего XIX века, несмотря на множество попыток его пересмотра. Вышеуказанные критерии говорят о зарождении института несостоятельности, когда делался упор на персональную ответственность, безотносительно специфики торгово-предпринимательской деятельности.

В русской хозяйственной практике персональная ответственность за банкротство была обусловлена фактом несостоятельности, а эти понятия неэквивалентны. Корни этого лежали в той эпохе, когда несостоятельные должники поступали в рабство к своим кредиторам. Впоследствии потеря свободы в пользу кредитора уступает место наказаниям государственным. При этом степень вины несостоятельного должника носила дифференцированный характер.

«Несчастной» признавалась несостоятельность, когда должник становился неоплатным не по собственной вине, а вследствие непредвиденных обстоятельств (не всегда связанных с рынком): стихийного бедствия, военных действий, несостоятельности партнеров. При этом наступившее банкротство не влекло уголовной ответственности. Если судом устанавливались признаки «неосторожной» или «злостной» несостоятельности, лицо привлекалось к уголовной ответственности за банкротство.

Дореволюционное уголовное право России выделяло банкротство «корыстное», или тяжкое, и «расточительную несостоятельность», или простое банкротство. Под корыстным банкротством понималось умышленное сокрытие собственности должником, впавшим в несостоятельность, с целью материальной выгоды и избежания платежа кредиторам. К корыстному банкротству относилось только такое сокрытие собственности, которое:

  • было совершено при наступлении правовой несостоятельности (или факта состояния неоплатности);
  • неизбежно вело к несостоятельности.

Наказуемость корыстного, или тяжкого, банкротства классифицировалась для торговцев (ссылка на поселение) и неторговцев (лишение свободы на срок от 1,5 до 2,5 года).

Выделялись два основания для простого банкротства:

  • вследствие расточительности, т. е. превышения расходов виновного по состоянию материальных средств, производимых им в собственных целях, по дому или торговым операциям (например, на рекламу) и даже на благотворительные дела;
  •  в результате несоблюдения мер осторожности, необходимых для сохранения своего предприятия (нестрахование груза) или в легкомысленном ведении дел, что приводило к неплатежеспособности.

Преступность здесь определялась тем, что виновный не соблюдал самых элементарных требований и тем самым ставил в опасность материальные интересы доверявших ему кредиторов. В ситуации признания торговца, а позднее и предпринимателя, банкротом последнего брали под караул, а на всю собственность накладывали арест. При этом по специальному указу собственность банкрота разыскивалась не только в России, но и в других странах. Только после разыскания собственности и ее описи разрешался конкурс – собрание кредиторов для распределения активов и суммы денег. При этом из конкурсной массы (в современных терминах) исключалась собственность жен и детей банкрота. Наказывалось простое банкротство лишением свободы на срок от 8 до 16 месяцев, как говорил закон, «по требованию и усмотрению заимодавцев».

Анализ указанных критериев говорит об ориентации на стабильные хозяйственные отношения при действительно сильных моральных установках на честность, порядочность, добросовестность. Необходимо отметить, что уже в те времена в России поднимался и решался вопрос относительно международных аспектов банкротства, что представляет «белое пятно» в настоящее время.

При видимой правильности и соответствии развитию рыночных отношений указанных критериев несостоятельности, на практике возникали серьезные трудности.

Во-первых, основным критерием возбуждения дела о банкротстве служила неплатежеспособность как таковая, т. е. превышение пассива над активом, что можно было доказать лишь после составления описи собственности, его оценки и продажи, а это неизбежно влекло значительные расходы труда и времени.

Во-вторых, заведомая односторонность установки на неплатежеспособность во многом искажала процессы банкротства по мере развития производительных сил. Эта предполагаемая прямая связь между неплатежеспособностью и банкротством (не всегда из нее следующей на практике) опровергалась рядом моментов, когда кредиторы удовлетворяли свои требования даже с процентами, а после уплаты всех долгов оставались денежные средства. В результате таких завышенных требований к платежеспособности фирмы государство и население несли издержки банкротства не только от неплатежеспособных, но и состоятельных предпринимателей.

В результате эти два фактора – потребность в более-менее приемлемой скорости решения дел о банкротстве (нельзя игнорировать и фактор российского бюрократа), а также правильно понятые интересы хозяйственного оборота – продиктовали необходимость отказаться от неплатежеспособности как необходимого и универсального условия несостоятельности и перейти на позиции другого критерия – неспособности совершать платежи, что более конкретно детерминировало предбанкротное состояние. Эволюция критериев была продиктована ходом развития рынка в России.

В пользу принятия за основной критерия неспособности платить по своим обязательствам говорили не только соображения, обусловленные теорией, – этот подход был характерен для большинства зарубежных стран.

Исключая Англию и Бразилию, законодательство которых предусматривало длинный список конкретных оснований несостоятельности, большинство иностранных государств принимало к концу XIX века за главный критерий несостоятельности принцип прекращения платежей, который являлся основным, но не единственным.

В ряде стран присутствовал другой, характерный для своего времени критерий несостоятельности – бегство должника (Испания, Перу, Португалия, Румыния, Швейцария).

Указанный критерий несостоятельности – бегство должника – это своеобразный мост от несостоятельности к банкротству с позиции понимания этих явлений в дореволюционной России.

Дело в том, что банкротство слагалось из двух элементов:

  • несостоятельности как финансовой стороны дела, регулируемой гражданским правом;
  • обственно банкротного деяния как уголовно-правового понятия.

Несостоятельность, критерием которой прежде всего являлось такое состояние имущества, которое давало возможность предположить его дефицит для равномерного удовлетворения кредиторов; затем неплатежеспособность; позже формальное прекращение платежей – являлись аналогами современного понимания банкротства. Банкротство же, как деяние в форме осложнения несостоятельности в дореволюционном понимании, являлось уголовным преступлением.

Таким образом, несостоятельность была необходимым, но не единственным условием банкротства. А последнее становилось все более редким явлением по мере развития производительных сил в целом и кредитно-денежных отношений в частности.

Для сравнения, во Франции были объявлены банкротами: в 1860 году – 2618 предпринимателей, в 1880-м – 6295, в 1900-м – 9294, т. е. за каждое 20-летие число банкротств возрастало примерно на 50 %. В России же банкротство формально можно было отнести к нехарактерному для того времени типу преступления, тогда как содержание этого явления говорило об обратном. В реальности же злостные неплатежи по России росли ежедневно – только в 1911 году было прекращено платежей на 207 млрд 874 тыс. руб.

И дело не только в том, что известная русская халатность, которая выражалась в неаккуратном ведении дел, и не менее известный фактор бюрократа делали все, чтобы стало невозможным и ненужным добросовестно решать спорные моменты в рамках института несостоятельности и банкротства. Глубинные факторы, несомненно, состояли в том, что на рубеже веков институт несостоятельности в силу своей определенной отсталости отражал картину общественных отношений, прежде всего отношений собственности, в искаженном виде.

Примером такой отсталости и неадекватности уровню рыночных отношений в России является выделение торговой и неторговой несостоятельности и банкротства, для которых предусматривалась неодинаковая ответственность. Для торговца, признанного банкротом, как бы ни велика была его задолженность, максимальное наказание устанавливалось в виде 1 года 4 месяцев тюрьмы.

Такое привилегированное отношение к представителям торговых отношений свидетельствует о косвенной их поддержке со стороны правительства. С другой стороны, подобная отсталость в регулировании рыночных отношений может являться следствием неразвитости самих этих отношений и говорить о несвойственности для России самого института несостоятельности. Дело в том, что глубокий смысл, заложенный в институте банкротства, проявляется при максимально возможной свободе собственников на средства производства и развитости самого института собственности.

И все же, несмотря на определенную узкую направленность института несостоятельности в дореволюционный период, концепция ее обновлялась, совершенствовалась и работала.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)