Психолингвистические идеи до возникновения психолингвистики

Можно сказать, что предтечей психолингвистики был создатель научной лингвистики – Вильгельм фон Гумбольдт. Именно ему принадлежит идея речевой деятельности и понимание языка как связующего звена между социумом (<общественностью>) и человеком. В последние годы на русском языке появились два тома избранных сочинений В. фон Гумбольдта, вышла также монография В.И.Постоваловой о понятии деятельности у В. фон Гумбольдта.

Язык не есть нечто существующее, как порох, но процесс, как взрыв>. При этом он рассматривал язык исключительно как индивидуально-психическое образование. Механизм индивидуальной речевой деятельности Г.Штейнталь понимал так: <Мы должны ясно различать три момента, действующие при говорении: органическую механику, психическую механику и подлежащее выражению…понятийное или мировоззренческое содержание. Цель речи есть представление и отображение содержания с помощью психической и органической механики.

Мы можем представить себе органическую механику в виде органа, психическую механику в виде органиста, содержание – в виде композитора>. Обратим внимание, что для Г.Штейнталя <понятийное содержание> – это содержание индивидуального сознания, выявляемое путем самонаблюдения (интроспекции).

Другой последователь В. фон Гумбольдта, русский языковед Александр Афанасьевич Потебня, по своим взглядам был ближе к нему, чем к Г.Штейнталю. Правда, у А.А.Потебни речевой акт, как и у Г.Штейнталя, есть явление исключительно психическое, но язык, слово вносит в этот акт культурное, социальное начало: <Язык объективирует мысль… Мысль посредством слова идеализируется и освобождается от… влияния непосредственных чувственных восприятий… Язык есть потому же условие прогресса народов, почему он орган мысли отдельного лица>.

<Психическое…совершается в единичной душе, согласно общим законам индивидуальной психологии>, а поскольку язык есть явление психическое, то <всякое языковое творчество всегда индивидуально>, и (индивидуальная) психология является для языкознания <законоустанавливающей> наукой. Причем <психическая сторона речевой деятельности, как вообще все психическое, может быть познана лишь непосредственно, путем самонаблюдения>.

Совершенно противоположную позицию занимал великий лингвист И.А.Бодуэн де Куртенэ, для которого, как и для В. фон Гумбольдта, язык (в широком смысле) был одновременно и <…определенным комплексом известных составных частей и категорий, существующих только in abstracto…>, и <…беспрерывно повторяющимся процессом, основывающимся на общительном характере человека и его потребности …сообщать (свои мысли) …другим людям>.

В начале своей научной деятельности И.А.Бодуэн опирался на материалистическую концепцию физиолога и психолога И.М.Сеченова (через посредство его последователя, казанского физиолога Н.О.Ковалевс-кого), а во второй половине жизни склонялся к позициям В.Вундта и вдохновляемой им <экспериментальной психологии>. О И.А.Бодуэне как одном из непосредственных предшественников психолингвистики см.; там же приведена основная литература.

Основоположник лингвистики XX века Фердинанд де Соссюр четко разделял собственно язык (langue) как абстрактную надындивидуальную систему, языковую способность (faculte du langage) как функцию индивида (обе эти категории он объединял в понятии langage, или речевой деятельности) и речь (parole) – индивидуальный акт, реализующий языковую способность через посредство языка как социальной системы.

К сожалению, эта система понятий, введенная Ф. де Соссюром в его лекциях, читанных в Женевском университете, отразилась в каноническом тексте его <Курса общей лингвистики>, опубликованном после его смерти, в упрощенном и искаженном виде и была восстановлена только в 1950-х гг. Робером Годелем.

К концепции Ф. де Соссюра близка концепция Л.В.Щербы, который ввел понятие <психофизиологической речевой организации индивида>, которая <вместе с обусловленной ею речевой деятельностью является социальным продуктом>. Эта <речевая деятельность> – <процессы говорения и понимания>.

Наконец, Л.В.Щерба говорит о <системе языка>, подчеркивая, что это <…некая социальная ценность, нечто единое и общеобязательное для всех членов данной общественной группы, объективно данное в условиях жизни этой группы>. Именно взгляды Л.В.Щербы оказали наиболее сильное воздействие при возникновении отечественного направления психолингвистики.

О взглядах влиятельных школ западной лингвистики XX века (Пражская школа, различные школы американской дескриптивной лингвистики, Лондонская школа) см. Основные направления структурализма, 1964. Наконец, совершенно особое место занимают работы французского лингвиста Г.Гийома, создателя особой лингвистической дисциплины – психосистематики языка.

Г.Гийом сосредоточивается на анализе языка не под углом зрения отношения <человек-человек>; а в плане отношения <человек-мир (универсум)>. По Гийому, именно благодаря <отношениям всех и каждого к миру> люди могут общаться друг с другом. Таким образом, его взгляды близки к концепции <образа мира>. Перейдем к предшествовавшим появлению психолингвистики и в известной мере обусловившим это появление психологическим идеям конца XIX – первой половины XX века.

Их краткую характеристику мы начнем с так называемой <гештальт-психологии> (Gestalt – от нем. <образ>), представленной такими громкими именами, как М.Верт-геймер, В.Келер, К.Коффка, в известной мере К.Бюлер и КЛевин (первый был близок гештальтизму, но занимал самостоятельную позицию, а второй с течением времени отошел от ортодоксального гештальтизма): Геш-тальтисты разделяли мир переживаний и физический мир, лежащий <за> переживаниями.

Мир переживаний они в свою очередь рассматривали с двух точек зрения: как физиологическую реальность (мозговые процессы) и как психическую (феноменальную) реальность сознания. Сознание понималось как динамическое целое, <поле>, единицей анализа которого и считался <гештальт> – целостная образная структура, несводимая к сумме составляющих ее ощущений.

Наиболее интересные для нас работы гештальтистов принадлежали, впрочем, не перечисленным только что ученым, со временем ставшим классиками психологии, а психологам, так сказать, второго эшелона. Например, в экспериментах О.Нимайера (Niemeyer, 1935) было показано, что при восприятии предложения его грамматическая структура с самого начала воссоздается как единое целое, как гештальт.

Но особенно важна высказанная О.Дитрихом идея: <Не только язык, но и каждый отдельный акт речи и понимания речи не простая, но, напротив, крайне сложная психофизиологическая функция, и отсюда следует расчленение не только языка в целом, но прежде всего именно этих актов на различные слои, каждый из которых имеет свою относительную ценность в рамках каждого рассматриваемого случая>.

Позже эта идея получила конкретное психофизиологическое обоснование, в частности, в яркой работе Ф.Кайнца <К построению языка>. Между прочим, именно О.Дитрих еще в 1913 году высказал мысль о необходимости особой научной дисциплины (он называл ее <психологией языка>), не совпадающей ни с собственно психологией, ни с лингвистикой. Упомянутый только что Ф.Кайнц, автор многотомного труда <Психология языка>, в России почти не известен.

К.Бюлер заслуживает отдельной характеристики, так как, по словам Р.Якобсона, его книга <Теория языка> <все еще остается, быть может, самым ценным вкладом психологии в лингвистику>. Эта характеристика дана Т.В.Булыгиной и автором данной книги в их вступительной статье к русскому переводу этой книги К.Бюлера (Бюлер, 1993), к которой мы для экономии места и отошлем читателя.

Бихевиористская психология во многом солидаризуется с материалистической психологией, и не случайно она считает одним из своих предтеч великого русского физиолога И.П.Павлова. Она признает только объективные методы исследования психики, включает психику в общий контекст жизнедеятельности человека и считает ее обусловленной внешними воздействиями и физиологическими особенностями организма.

С этим спорить трудно. Но, провозгласив объективность методов психологии, бихевиористы заявили, что если что-то в психике не поддается непосредственному наблюдению и измерению, то этого <что-то> вообще не существует.

<Поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии… Все эти термины могут быть исключены из описания деятельности человека>.

Отказавшись от дуализма и считая психику продуктом внешних воздействий, бихевиористы понимают эти воздействия исключительно как стимулы, извне воздействующие на организм, а содержание психики человека низводят до совокупности реакций организма на эти стимулы и связей стимулов с реакциями, возникающих благодаря тому, что та или иная реакция оказывается полезной для организма.

<Человеческая жизнь складывается из определенных положений или ситуаций, с которыми мы сталкиваемся, из определенных ответов или реакций, которыми мы отвечаем на данные положения, и из определенных образующихся связей между бесчисленным множеством воздействующих на нас положений и соответственно таким же бесчисленным множеством вызываемых ими реакций>.

Конечно, обойтись только наблюдаемыми феноменами бихевиористы не могут, особенно при трактовке таких сложных форм поведения, как речевое. Поэтому в бихевиористскую теорию очень скоро было введено понятие <промежуточных переменных>, опосредствующих реакции организма на те или иные стимулы.

Но в <классическом> бихевиоризме они не имеют никакого содержательного смысла, т.е. являются операциональными фикциями: <…Единственные значения, которые в настоящее время имеют эти теоретические промежуточные конструкции, даны уравнениями, которые связывают их с определенными экспериментальными переменными… Такие уравнения образуют определение этих терминов>.

Впрочем, такая радикальная позиция характерна именно для классического, раннего бихевиоризма. Позже, не отказываясь от принципиальной схемы <стимул-реакция>, бихевиористы пришли к реалистической психофизиологической интерпретации <промежуточных переменных>. В частности, таковы были уже в 1950-е гг. взгляды одного из основоположников психолингвистики – Чарлза Осгуда.

Можно сказать, образцом бихевиористского подхода к речи являются работы американского лингвиста Леонарда Блумфилда. Они существуют и на русском языке (Блумфилд, 1965; 1968), и с ними легко ознакомиться. Язык для Л.Блумфилда – простая количественная прибавка к другим стимулам, лингвистические формы просто обеспечивают более тонкую, специфичную и тонкую координацию, чем другие средства, но качественно он от других стимулов не отличается и есть лишь <…форма поведения, благодаря которой индивидуум приспосабливается к социальной среде>.

Своеобразное явление в позднем бихевиоризме представлял собой Б.Скиннер, известный как специалист по обучению, но являющийся и автором теоретического труда <Речевое поведение>.  Если не считать Б.Скиннера и еще некоторых бихевиористов <старого закала>, бихевиоризм в целом за первую половину XX века испытал совершенно определенную эволюцию.

Охарактеризуем ее словами знаменитого американского лингвиста Уриэля Вейнрайха: <Мысль, психические процессы остаются все так же табу. Но считается возможным говорить о “скрытых состояниях”, “целевом поведении” и даже (о тень Уотсона!) выражать мысль, что “цель речи – передавать идеи”…

Может быть, и многие из нас, лингвистов, придут в один прекрасный день ко взгляду на речь как на осмысленную коммуникативную деятельность, а не только как на продукт набора формальных правил>. Одним словом, <так естественно допустить немножко разумного между стимулом и реакцией> (Миллер, Галантер, Прибрам, 1965). Психолингвистика как раз и возникла из этого <естественного допущения>.