Коллективизация сельского хозяйства 1928-1940 годы

На XV съезде партии (1927) был утвержден курс на коллективизацию сельского хозяйства. При этом решительно заявлялось, что создание коллективных хозяйств должно быть сугубо добровольным делом самих крестьян.

Но уже летом 1929 года начавшаяся коллективизация приняла далеко не добровольный характер. С июля по декабрь 1929 года было объединено около 3,4 млн крестьянских дворов, или 14% от их общего числа. К концу февраля 1930 года уже насчитывалось 14 млн объединившихся крестьянских хозяйств, или 60% их общего числа.

В этой статье утверждалось, что широкие слои крестьянства готовы к вступлению в коллективные хозяйства, подчеркивалась также необходимость решительного наступления на кулачество. В декабре 1929 года Сталин объявил о конце нэпа и переходе от политики ограничения кулачества к политике ликвидации кулачества как класса.

В декабре 1929 года руководство партии и государства предложило провести сплошную коллективизацию с установлением жестких сроков. Так, в Нижнем Поволжье, на Дону и на Северном Кавказе ее следовало завершить к осени 1930 года, в Центрально Черноземных областях и рай онах степной Украины — к осени 1931 года, в Левобережной Украине – к весне 1932 года, в остальных районах страны – к 1933 году.

Для проведения коллективизации из городов в деревни направили 25 тыс. рабочих коммунистов, которым были даны большие полномочия по насильственному объединению крестьян. Тех, кто не хо тел идти в общественное хозяйство, могли объявить врагами советской власти.

Еще в 1928 году был принят закон «Об общих началах земле пользования и землеустройства», по которому новым совместным хозяйствам устанавливались определенные льготы при получении кредитов, уплате налогов и др. Им была обещана техническая помощь: к весне 1930 года планировалось поставить на село 60 тыс. тракторов, а через год – 100 тыс.

Это была огромная цифра, если учесть, что в 1928 году в стране имелось всего 26,7 тыс. тракторов, из которых около 3 тыс. – отечественного производства. Но поставка техники шла очень медленно, поскольку основные мощности тракторных заводов вошли в строй только в годы второй пятилетки.

На первом этапе коллективизации еще не совсем было ясно, какую форму примут новые хозяйства. В некоторых регионах они становились коммунами с полным обобществлением материальных условий производства и быта. В других местах принимали форму товариществ по совместной обработке земли (ТОЗ), где обобществление проходило не полностью, а с сохранением индивидуальных крестьянских наделов.

Но постепенно основной формой объединения крестьян стали сельскохозяйственные артели с обобществлением основных материальных ресурсов (земли, тяглового и крупного рогатого скота, техники) и с сохранением личного подсобного хозяйства крестьян. Позже сельскохозяйственные артели (коллективные хозяйства) повсеместно получили название колхоз, под которым они и вошли в историю СССР.

Наряду с колхозами в этот период получили развитие и советские хозяйства – совхозы, т.е. сельскохозяйственные предприятия, принадлежавшие государству. Но их количество было невелико. Если в 1925 году в стране насчитывалось 3382 совхоза, то в 1932 году – 4337. В их распоряжении было примерно 10% всей посевной площади страны.

В начале 1930 года руководству страны стало очевидно, что невероятно высокие темпы коллективизации и связанные с ними потери наносят вред самой идее объединения крестьян. К тому же весенняя посевная кампания находилась под угрозой срыва. 2 марта 1930 года в газете «Правда» была опубликована статья И. Сталина «Головокружение от успехов», в которой он возложил всю вину за нарушения и искажения генеральной линии партии на местных руководителей и исполнителей.

После публикации статьи было позволено выходить из колхозов тем, кого заставили войти туда насильно. Колхозы стали разваливаться, как карточные домики, так как крестьяне массово покидали их. В Центрально Черноземных областях, например, где к марту 1930 года было охвачено коллективизацией 82% хозяйств, к маю осталось лишь 18% крестьянских дворов, входящих в колхозы.

Но осенью, после уборки урожая, кампания по обобществлению крестьянских хозяйств началась с новой силой. В сентябре 1931 года было снова объединено около 60%, в 1934 году – 75%, а к лету 1936 года – 90% хозяйств.

С конца 1929 до середины 1930 года было раскулачено свыше 320 тыс. кулацких хозяйств, а их имущество стоимостью более 115 млн руб. передано в неделимые фонды колхозов, что составило более 34% всей стоимости колхозного имущества.

Раскулачивание привело к тому, что деревня лишилась наиболее крепких, предприимчивых хозяев, которые могли держаться твердо и независимо. Кроме того, судьба раскулаченных и выселяемых на Север и в Сибирь крестьян должна была служить примером того, как советская власть расправляется с теми, кто не идет в колхозы.
Раскулачиванию подлежали не только кулаки.

Основную долю среди них составляли крепкие середняцкие хозяйства, которые и отдален но не подходили под категорию кулаков. Следует отметить, что чет кого определения «кулак» не было. Кулаками считали и тех, кто нанимает батраков, и тех, у кого в хозяйстве есть две лошади или две коровы, или просто крепкий большой дом. Поскольку не было точных критериев, то для разных регионов устанавливалась своя норма раскулачивания. И если норма коллективизации была везде единой – 100%, то норма раскулачивания – разной, в среднем 5-7% от общего количества крестьянских дворов.

Если же для выполнения разнарядки по раскулачиванию не хватало кулацких хозяйств, сюда присоединяли так называемых подкулачников, т.е. крестьян из числа середняков и даже бедняков, которых подвергали репрессиям вместе с кулаками как «сочувствующих». В отдельных районах на каждого выселенного кулака приходилось по три четыре высланных «подкулачника».

Имеются свидетельства того, что крестьяне Украины, Кубани, Дона, Средней Азии, Сибири с оружием в руках выступали против коллективизации. На Северном Кавказе и в ряде районов Украины против крестьян были направлены регулярные части Красной армии.

Крестьяне, пока хватало сил, отказывались идти в колхозы, старались не поддаваться агитации и угрозам. Они не желали передавать свое имущество в общественную собственность, предпочитая оказывать пассивное сопротивление всеобщей коллективизации, сжигать постройки, уничтожать скот, поскольку переданный в колхоз скот все равно чаще всего погибал из-за отсутствия подготовленных помещений, кормов и ухода.

О размерах катастрофического сокращения поголовья свидетельствуют такие цифры: если в 1928 году в стране было 33,5 млн голов лошадей, то в 1932 году их осталось 19,6 млн; коров – соответственно 70,5 и 40,7; свиней – 26,0 и 11,6; овец и коз – 146,0 и 52,1 млн голов. В общей сложности за 1929-1934 годы погибло почти 150 млн голов скота, а их ценность намного превышает ценность выстроенных в это время огромных заводов и фабрик.

Истребление скота, полная дезорганизация работы в колхозах, репрессии по отношению к кулакам, резкий рост объема вывезенного из деревни продовольствия привели в 1932-1933 годах к страшному голоду, по своим масштабам далеко оставившему за собой голод 1921—1922 годов. Но если в 1921 году советское правительство обращалось к западным странам за помощью, то теперь власти старательно замалчивали факт продовольственной катастрофы, о которой долгое время запрещалось сообщать в печати под страхом наказания.

Особенно тяжелой была весна 1933 года на Украине, хотя в 1932 году было собрано хлеба не меньше, чем в предыдущем году. На Украине, которая всегда славилась своими урожаями, вымирали от голода целые семьи и села. Крестьяне направлялись в город, надеясь там получить продукты питания.

Они шли пешком, так как купить билет на поезд можно было только по справкам, заменявшим паспорта, но эти справки имели немногие крестьяне. В городах обстановка была тоже очень напряженной, продовольствия не хватало даже по карточкам. Люди стояли в очередях за хлебом по несколько суток, умирая прямо на улицах, не получив ничего.

Демографические итоги коллективизации были катастрофическими. Если во время Гражданской войны в ходе «расказачивания» (1918-1919) было уничтожено около 1 млн казаков на юге России, и это было огромной бедой для страны, то гибель в мирное время на селения с ведома собственного правительства можно рассматривать как трагедию. Число жертв периода коллективизации точно подсчитать не представляется возможным, поскольку данные о рождаемости, смертности, общей численности населения после 1932 года в СССР перестали публиковать.

В эти же годы деревня пережила и огромные социальные потери, когда фактически произошел разгром векового хозяйственного уклада. Коллективизация привела к раскрестьяниванию деревни, в результате чего аграрный сектор лишился миллионов самостоятельных работников, «старательных» крестьян, превратившихся в колхозников, которые, потеряв собственность, нажитую предыдущими поколения ми, утратили интерес к эффективному труду на земле.

Следует еще раз подчеркнуть, что основной целью коллективизации было решение зерновой проблемы, поскольку изымать сельскохозяйственную продукцию у колхозов было гораздо удобнее, чем у миллионов разрозненных крестьянских хозяйств. Но форма изъятия продукции у колхозов в пользу государства была найдена не сразу.

Первоначально только что созданные колхозы включили в систему контрактации, т.е. в систему договоров об обязательной поставке сельскохозяйственной продукции государству в обмен на товары промышленного производства. В 1933 году она была заменена системой обязательной сдачи продукции (так называемая первая заповедь колхозника) по твердым нормам с каждого гектара посевных площадей и твердым государственным ценам.

Таким образом, колхозы постепенно потеряли свой исходный кооперативный характер и превратились в государственные предприятия, включенные в государственные планы по производству и сдаче сельскохозяйственной продукции. Более того, те немногочисленные крестьяне, которые не входили в колхозы, так же были обязаны сдавать государству свою продукцию: мясо, молоко, шерсть, зерно, картофель и др.

Следует особо подчеркнуть, что четверть века (с 1929 по 1953 год) закупочные цены на основную сельскохозяйственную продукцию оставались почти неизменными, в то время как розничные цены постоянно росли. Если взять индекс цен в государственной и кооператив ной торговле 1928 года за 1, то в 1932 году он составил 2,6, а в 1940 году – 6,4. Это объясняется тем, что практически весь объем заготовок продовольствия на селе производило Всесоюзное объединение «Заготзерно».

В 1935 году, например, этот монопольный скупщик закупал у колхозов и совхозов пшеницу в основных зерносеющих рай онах страны по 80 коп. за центнер (в ценах 1961—1991 годов), а про давал ее по 10,4 руб., из которых 1,5 руб. шло на покрытие расходов самого «Заготзерна», а 8,9 руб. изымалось в государственный бюджет в качестве налога с оборота, и таким образом происходило финансирование индустриализации за счет сельского хозяйства.

В это же время происходило постоянное отставание темпов роста закупочных цен от розничных цен на продовольственные товары. Если общий индекс государственных розничных цен с конца 1920 х до начала 1950 х годов вырос более чем в десять раз, то заготовительные цены на картофель в эти же годы вы росли в 1,5 раза, на крупный рогатый скот – в 2,1 раза, свиней – в 1,7 раза, молоко – в 4 раза.

И хотя расходы на оплату труда, на закупку техники, семян, удобрений были весьма небольшими, колхозы, как правило, имели очень невысокие доходы. Большинство колхозов были убыточными, а их убытки погашались за счет государственных кредитов, которые обычно не возвращались, а списывались.

Совхозам, как известно, являвшимся государственными предприятиями, просто предоставлялись дотации из государственного бюджета. Так, в 1940 году себестоимость центнера зерна в совхозах составляла примерно 3 руб., а заготовительная цена в среднем равнялась 86 коп. И подобная практика была распространенным явлением долгие годы.

С 1930 года в колхозах началось широкое распространение трудодней, которые служили условной единицей соизмерения затрат тру да отдельных членов колхоза и определения их доли в конечных результатах деятельности хозяйства. Нормы выработки и расценки за выполнение определенных работ утверждались в каждом отдельном хозяйстве.

Трудодень соответствовал единице простого неквалифицированного труда, затраченного человеком в течение рабочего дня, и на его основе соизмерялись затраты сложного труда (на пример, за работу колхозного сторожа начислялся один трудодень, а доярки – два трудодня).

Еженедельно в трудовую книжку колхозника записывалось количество выработанных им трудодней. В конце года после обязательных поставок продукции и расчетов с государством весь оставшийся фонд оплаты труда делился на общее количество трудодней всех членов колхоза (определялся «вес» одного трудодня), а потом происходило начисление продукции на трудодни отдельных колхозников.

Как показывала практика многих лет, за работу в общественном хозяйстве колхозники получали по трудодням буквально копейки, а порой и вовсе ничего, так как оказывалось, что после расчетов с государством и банком у хозяйств не оставалось средств для оплаты трудодней. Так, в относительно благополучном 1939 году из 240 тыс. колхозов страны в 15,7 тысячи хозяйствах люди не получили на трудодни вообще ничего.

Был установлен минимум трудодней, который необходимо было выполнить колхозникам, работая в общественном хозяйстве. К нарушителям трудовой дисциплины применялись меры строгого наказания вплоть до уголовного. Позже одной из распространенных форм наказания стало изъятие у этих колхозников приусадебных участков, что фактически означало для них нищету и голод, ведь других источников продовольствия у крестьян не было.

Колхозники паспортов не получали. Чтобы сменить место жительства (уехать в город, на стройку), крестьяне должны были получить справку из сельсовета, но это было ограничено многими обстоятельствами. Таким образом, долгие годы (до середины 1960 х годов) колхозники были принудительно прикреплены к земле, работали, как на барщине, получая при этом за свой труд скудную плату.

В июне 1929 года в стране были созданы государственные машинно тракторные станции (МТС), где сосредоточивалась сельскохозяйственная техника для обработки полей и уборки урожая, поскольку техники не хватало для того, чтобы обеспечить ею каждый колхоз, да и квалифицированные кадры механизаторов еще не были подготовлены в нужном количестве.

Каждая МТС обслуживала несколько колхозов в округе. За свою работу МТС брали плату натурой – примерно 20% урожая у тех хозяйств, чьи поля они обрабатывали. В 1932 году в стране было 2446 таких станций, которые имели 74 тыс. тракторов. Они обрабатывали около половины всех посевных площадей колхозов.

Так, в 1933 году были арестованы по обвинению во вредительстве 34,4% всех колхозных кладовщиков, 25% бухгалтеров, потому что Сталин в одном из выступлений указал, что врагами советской власти в деревне после кулаков являются счетоводы, кладовщики, завхозы.

Каковы же были итоги первых лет коллективного ведения сельского хозяйства? Предполагалось, в частности, что валовой сбор зерна сразу же после объединения крестьян увеличится примерно вдвое, но в действительности он снизился в 1928-1934 годах почти на 8%. Средняя урожайность зерна в 1932 году составила 5,7 ц с гектара против 8,2 ц в 1913 году. Но зато заметно выросли объемы государственных заготовок зерна.

Насильственная коллективизация привела к снижению эффективности сельскохозяйственного производства, поскольку принудительный труд оказался менее производительным, нежели он был в частных хозяйствах.

Снижение уровня эффективности аграрного сектора можно проследить и на примере экспорта хлеба. Так, за годы первой пятилетки было вывезено всего 12 млн т зерна, т.е. в среднем по 2-3 млн т ежегодно, тогда как в 1913 году Россия экспортировала более 9 млн т при производстве 86 млн т.

Увеличение государственных закупок в 1928-1935 годах можно было обеспечить без чрезвычайного напряжения и потерь, связанных с коллективизацией, так как темпы ежегодного прироста во второй половине 1920 х годов составляли стабильно не менее 2%.

Если бы страна продолжала развиваться такими же умеренными темпами и дальше, то к 1940 году среднегодовой сбор зерна составил бы при мерно 95 млн т. При этом крестьянство не только не стало бы жить хуже, чем в 1920 е годы, но и смогло бы дать средства на индустриализацию и прокормить городское население. Это произошло бы только в том случае, если бы в деревне сохранились крепкие крестьянские хозяйства, охваченные кооперацией.

На II съезде колхозников ударников в 1935 году был принят «Устав сельскохозяйственной артели», в соответствии с которым колхозники получали право иметь небольшие приусадебные участки, держать корову, свиней, овец, птицу. Излишки продукции с приусадебного участка можно было реализовывать на городских рынках, на которых горожане покупали значительную часть продовольствия.

Об уровне эффективности сельскохозяйственного производства в конце 1930 х годов можно судить по такому показателю, как доля единоличных и подсобных хозяйств в производстве основных видов продукции. И хотя на долю этих хозяйств приходилось лишь 13% посевных площадей страны, в них производилось 65% общего объема картофеля, 48% овощей, основная масса фруктов и ягод, 12% зерна.

Кроме того, эти хозяйства, имевшие 57% крупного рогатого скота (в том числе 75% коров), 58% свиней, 42% овец и 75% коз, произвели 72% всего мяса в стране, 77% молока, 94% яиц. И это при том, что в этих хозяйствах не было никакой техники по сравнению с колхозами.

Таким образом, коллективные хозяйства играли ведущую роль лишь в производстве зерна, сахарной свеклы, подсолнечника и других технических культур, а основная часть продовольствия, как и до коллективизации, поступала от единоличных хозяйств и приусадебных участков крестьян.