Интерперсональные подходы

Большинство рассмотренных ранее подходов к изучению объектных отношений рассматривают их как важный фактор формирования и развития личности или ее отдельных подструктур (Эго, Суперэго, Самости).

“Личность обнаруживается только тогда, когда человек так или иначе ведет себя по отношению к одному или нескольким другим людям”. Вместо изучения раннего опыта душевных переживаний Салливан прямо рассматривает устойчивые паттерны (последовательности, сценарии, формы) межличностного взаимодействия как основные составляющие личности.

Базовая основа межличностного взаимодействия по Салливану — это тревога. Возникновение тревоги он связывает с эмоциональными нарушениями или проблемами значимой личности (мать), а часто повторяющееся тревожное переживание способствует формированию примитивного (первичного) страха. Позже опыт примитивного страха и первичной тревоги воспроизводится вновь и дает начало шизофренической симптоматике.

Все переживания, которые может испытывать человек, образуют пространство, крайними точками которого являются полная эйфория (состояние полного счастья и удовлетворенности) и невыносимое, вызывающее ужас напряжение.

Неудовлетворенные потребности тоже ощущаются как психическое напряжение: “Активность младенца, которую мы имеем возможность наблюдать, порождаемая напряжением потребностей, вызывает напряжение у материнской фигуры, переживающей это напряжение как заботу и воспринимающее его как стимул к деятельности, направленной на удовлетворение потребностей младенца… Так можно определить заботу — безусловно, очень важное понятие, принципиально отличающееся от многозначного и по сути бессмысленного термина “любовь”, использование которого вносит неразбериху в решение множества вопросов”.

Как видим, Салливан решительно отказывается от привычных понятий, характеризующих межличностные отношения. Сущность тревоги он также понимает по-своему. В отличие от эмоций, вызванных потребностями, или заботой, сила тревоги неконтролируема (первичная тревога обусловлена действиями матери, влиять на которую младенец не может).

Тревога подавляет все другие виды напряжений, возникающие параллельно с ней, это чувство является всеобъемлющим и неуправляемым. Защитой от тревоги первоначально являются апатия и сонная отчужденность, позднее эту роль начинает выполнять взаимодействие ребенка с другими людьми. Первой, базовой формой интерперсонального (межличностного) переживания является грудное кормление.

Постепенное развитие ребенка, его социализация, по мнению Салливана, происходит под влиянием поощрений (так формируется персонификация Я-хорошии), возрастания тревоги (Я-плохой) и внезапной сильной тревоги (ужаса), персонифицирующейся в форме не-Я. Эти три Я-репрезентации формируют вторичную систему самости, которую человек переживает как свою личность и демонстрирует окружающим в различных ситуациях.

В детстве у ребенка складываются множество форм взаимодействия с людьми, среди которых наиболее важными являются требуемое (правильное) поведение, а также необходимость скрывать свои действия и вводить в заблуждение окружающих. Каждая из них усиливает соответствующие персонификации, малыш “учится” сопровождающим переживаниям (радость, раздражение, негодование, недоброжелательность, гнев, злоба и т.п.).

“Именно в этот период, — пишет Салливан, — ребенок вступает в систему социальных взаимоотношений. Те, кто задержался в ювенильной эре, позднее не смогут адаптироваться к жизни среди своих ровесников” . В этом возрасте присутствие других людей сильно усложняет окружающий ребенка мир, так что он вынужден выработать индивидуально-своеобразную концепцию ориентации в среде. Степень адекватности ориентации в жизни отражает то, что принято называть зрелой личностью с хорошим, плохим или индифферентным характером.

Интерперсональный подход Салливана является хорошей основой для понимания тяжелых форм нарушения отношений (шизофрения, аутизм). В терапевтической работе удобно использовать его представления о различных формах Я. Интересными и полезными являются описанные им устойчивые формы психической и личностной активности (динамизмы), однако в целом взгляды Салливана, насколько я знаю, мало используются отечественным психотерапевтами, особенно вне психиатрии.

Близким к салливановской концепции является интерсубъективный подход, предложенный рядом американских аналитиков в рамках преодоления “отчуждающих тенденций” психоаналитической терапии. Подчеркивая необходимость эмпатического взаимодействия с клиентом и противопоставляя активную эмпатию классической позиции “бесстрастного зеркала”, Д.Этвуд и Р.Столороу полагают фокусом терапии межличностное взаимодействие в форме встречи — особого экзистенциального события.

Это встреча двух различных субъективных миров, по-разному организованных субъективных истин, представляющая высокую ценность для обоих участников.
Ключевое для данного подхода понятие интерсубъективности заимствовано из работ Э.Гуссерля, рассматривавшего ее как особую часть (или структуру) субъекта, благодаря которой возможно общение и взаимопонимание различных, непохожих друг на друга индивидов: “Посредством интерсубъективности трансцендентальное Я удостоверяется в существовании и опыте Другого… Другой во мне самом получает значимость через мои собственные воспоминания и переживания”.

Иными словами, интерсубъективность помогает человеку понять, “как устроены” мысли и чувства других людей при том, что все мы разные и непохожи друг на друга. Это понятие очень важно и для других психотерапевтических школ, в частности, для структурного психоанализа.

Этвуд и Столороу соединили эти феноменологические представления с идеями Хайнца Кохута о важности удовлетворения сэлф-потребностей в раннем детстве и в процессе психоанализа и разработали продуктивную форму терапии нарушений, связанных с отчуждением и одиночеством.

О различиях с классической парадигмой сами авторы пишут следующим образом:
“Концепция интерсубъекгивности отчасти является реакцией на достойную сожаления тенденцию классического психоанализа рассматривать патологию в терминах процессов и механизмов, локализованных исключительно внутри пациента.

Такой изолирующий фокус не позволяет уделить должное внимание не поддающейся упрощению связанности (engagement) каждого индивидуума с другими человеческими существами и ослепляет клинициста, толкая на запутанные тропы. Мы пришли к убеждению, что интерсубъективный контекст играет определяющую роль во всех формах психопатологии: и психоневротических, и явно психотических”.

Рассматривая психоаналитический процесс как интерсубъекшвный диалог между двумя жизненными мирами, Этвуд и Столороу связывают его этапы и терапевтические факторы со становлением межличностного пространства особого типа — интерсубъективной реальностью.

Последняя через в процессе взаимопонимания артикулируется, выражается в речи (психоаналитическом дискурсе) и способствует тому, что пациент узнает и заново переживает те смыслы и организующие жизненные принципы, которые были сформированы внутренними бессознательными стремлениями. Аналитик может помочь в изменении отдельных сторон или свойств субъективной реальности пациента, но при этом исходит из того, что его собственное знание и понимание — точно такая же субъективная реальность.

Позицию аналитика авторы интерсубъективного подхода определяют как непрерывное эмпатическое исследование, а осознание бессознательных содержаний и процессов происходит с помощью взаимной рефлексии в рамках интерсубъективного диалога между терапевтом и клиентом. Ключевую роль в терапии играет анализ трансфера и сопротивления.

Цель анализа переноса — изучение субъективной реальности клиента по мере ее кристаллизации в интерсубъекгивном поле терапии, а анализ сопротивления позволяет установить моменты травматических срывов в раннем детстве, в ходе которых разрушались значимые для клиента отношения с близкими и любимыми людьми.
Уделяя большое внимание трансферу как особой форме организации опыта, Этвуд и Столороу рассматривают различное понимание переноса, сформулированное в работах их предшественников, в зависимости от его роли и функций в психоаналитическом процессе.

В терапевтическом анализе также полезно различать:

• перенос как регрессию к ранним стадиям психосексуального развития;
• перенос как перемещение и навязчивое повторение чувств и переживаний, при котором “пациент смещает эмоции, относящиеся к бессознательной репрезентации вытесненного объекта, на его психическую (ментальную) репрезентацию во внешнем мире”;
• перенос как проекцию объектных конфликтов на фигуру терапевта;
• перенос как искажение объективной реальности в форме ее специфического объяснения и понимания;
• перенос как организующую активность, в рамках которой пациент ассимилирует аналитические взаимоотношения и интерпретации и использует их для трансформации личного субъективного мира.

Терапевт, внимательный к возникновению различных форм трансфера, может целенаправленно использовать его динамику для самых разных целей. Например, для того, чтобы прояснить бессознательные желания и потребности клиента, обеспечив для него в то же время возможность морально самоограничивать себя.

В рамках организующей активности переноса можно “содействовать адаптации к трудной реальности; сохранить или восстановить ненадежные, склонные к дезинтеграции образы Я и объекты; защитно отразить те конфигурации опыта, которые переживаются как конфликтные или угрожающие”.

В ходе терапевтического анализа одна из описанных ранее клиенток, госпожа Б., последовательно проходила через различные формы трансферентных отношений. Сначала она стремилась к навязчивому удовлетворению инфантильных нарциссических потребностей, используя меня в качестве сэлф-объекта, способного подтвердить уникальный характер ее личности, потребностей и стремлений.

На этой стадии г-жа Б. бурно радовалась во всех случаях, когда замечала, что наши с ней вкусы, ценности и жизненные принципы одинаковы или хотя бы похожи. Она охотно раскрывала свой внутренний мир, пыталась обсуждать со мной свои любимые книги, фильмы, активно интересовалась моим прошлым.

Затем произошла сильная регрессия на оральную стадию — клиентка страстно желала быть “накормленной” любовью, вниманием и заботой аналитика. В то же время она испытывала сильную тревогу по поводу моего отношения к ней, обесценивала похвалу и отвергала мою поддержку, явно ревновала к другим пациентам.

В ходе анализа постепенно выяснилось, что госпожа Б. спроецировала на отношения со мной мощный конфликт с матерью, ставший частью ее видения родительской семьи. Госпожа Б. родилась недоношенной, и ее мать (как она сама считает) была уверена в том, что девочка не выживет. Выхаживала ребенка бабушка, и ее образ всегда был для г-жи Б. главным воплощением родительской любви и заботы.

Бессознательные проекции клиентки превратили меня в противоречивую фигуру. Любимая и любящая бабушка была медиком и “простой женщиной”, а отстраненная и холодная мать (олицетворявшая интеллектуальные достижения) — критикующей и отвергающей. Трансферентный образ аналитика сочетал в себе эти черты, так что клиентка в конце концов прибегла к расщеплению.

Чем более позитивной была терапевтическая динамика, тем сильнее нарушались отношения интеллектуального сотрудничества со мной, и наоборот — трудности в отношениях научного руководства вели за собой лавинообразный рост нуждающегося в аналитической проработке материала. (Замечу в скобках, что именно на этом примере я убедилась в необходимости тщательного соблюдения одного из важных принципов психоаналитической подготовки: пре-подаватель психоанализа ни в коем случае не должен быть аналитиком своих студентов.) В конечном итоге эта проблема была вскрыта и проработана, и госпожа Б. перестала видеть во мне манифестацию родительских фигур.

Однако трансформация субъективной реальности отношений переноса была достигнута только в результате бурного конфликта. Г-жа Б., столкнувшись с неуклонно проводимой мною стратегией четкого разделения аналитических и неаналитических отношений, смогла, наконец, уяснить, что участливая доброта терапевта не распространяется на достаточно суровую позицию научного руководителя.

Она временно прервала анализ и попыталась достичь согласия со мной, активно работая над темой своего научного исследования. И лишь значительно позже, научившись не путать трансферентные аспекты наших отношений с объективно заданными отношениями субординации, клиентка перестала испытывать трудности в общении и продолжила анализ.