Эдвард Сепир

Развитие лингвистики в США в 20—30-е гг. далеко не исчерпывалось дескриптивизмом. Другим важным направлением была так называемая этнолингвистика, крупнейшим представителем которой был Эдвард Сепир (1884–1939).

Э. Сепир родился в Германии, но когда ему было пять лет, его семья переселилась в США. Он был учеником Ф. Боаса и со студенческих лет занимался полевым исследованием индейских языков.

В 1910–1925 гг. он работал в Оттаве, столице Канады, где им была написана самая известная книга «Язык» (1921). После возвращения в США он был профессором в Чикагском, а затем в Йельском университете. Им было подготовлено много учеников.

Э. Сепир был ученым очень широкого профиля. Если его современники-дескриптивисты, как и многие другие структуралисты, старались жестко ограничивать свою деятельность проблематикой внутренней лингвистики, то ему был свойствен совсем иной подход.

Как пишет А. Е. Кибрик в предисловии к изданию трудов ученого, «большую часть своей академической карьеры Сепир занимал должности по отделению антропологии, и это наложило особый отпечаток на все его научное мировоззрение. Но главным делом его жизни был, несомненно, язык.

Такая двойственность научной деятельности Сепира обернулась в конечном счете великим благом, потому что это позволило ему избежать распространенного соблазна профессионального изоляционизма, сохраняло в нем способность и готовность к интегральному взгляду на природу языка, который как объективная данность существует не сам для себя, а в сокровенной связи со всеми проявлениями человеческого духа.

Открытый, незашоренный взгляд Сепира на язык естественно приводил его к размышлениям, сближавшим его концепцию с идеями, находящимися на стыке смежных наук о человеке — этнологии, психологии, социологии, психиатрии, фольклористики, теории религии».

Такой широкий подход к предмету исследований выделял ученого не только среди американских лингвистов, но вообще среди языковедов его эпохи. Даже систематически выходившие за пределы внутренней лингвистики пражцы не занимались столь разнообразным кругом проблем.

Среди многочисленных работ Э. Сепира мы видим исследования по общему языкознанию, по описанию индейских языков, по компаративистике, психолингвистике, социолингвистике, культурологии и др. Безусловно, он был ученым энциклопедического типа, достаточно редкого в эпоху, когда все более преобладала узкая специализация.

Ему принадлежит до сих пор сохраняющая свое значение генетическая классификация языков Северной Америки. Одним из первых он разрабатывал методику полевых исследований. Весьма интересная его работа «Речь как черта личности» посвящена проблеме, до сих пор не получившей в лингвистике должного освещения, — выяснению того, как отражаются в языке индивидуальные особенности человеческой личности. Ряд его публикаций выходит за пределы лингвистики и посвящен общим проблемам культуры, человеческого поведения и т. д.

Представление о Э. Сепире как ученом дает изданный в 1993 г. в Москве сборник его сочинений «Избранные труды по языкознанию и культурологии». В сборник входит и его книга «Язык», в 1934 г. уже издававшаяся в русском переводе.

Книга «Язык» рассчитана на достаточно широкого читателя. Она сочетает в себе популярность и доходчивость изложения с высоким научным уровнем, в ней просто говорится о серьезном.

В этом отношении книга Э. Сепира сходна с появившейся одновременно с ней книгой Ж. Вандриеса, однако теоретические взгляды двух лингвистов достаточно различны. Если у Ж. Вандриеса еще многое принадлежит XIX в., то книга Э. Сепира отражает уже следующий этап развития науки.

В книге Э. Сепира «Язык» рассматриваются самые различные вопросы внутренней и внешней, синхронной и диахронной лингвистики. Наряду с рассмотрением языковых структур большое место уделено таким проблемам, как язык и культура, язык и литература, специальная глава посвящена языковым контактам.

Важна для Э. Сепира почти переставшая к тому времени интересовать лингвистов проблема языка и мышления.

Ученый выступал против традиционного представления о том, что язык — лишь внешняя форма мысли: «С точки зрения языка мышление может быть определено как наивысшее скрытое или потенциальное содержание речи, как такое содержание, которого можно достичь, толкуя каждый элемент речевого потока как в максимальной степени наделенный концептуальной значимостью.

Из этого с очевидностью следует, что границы языка и мышления в строгом смысле не совпадают. В лучшем случае язык можно считать лишь внешней гранью мышления на наивысшем, наиболее обобщенном уровне символического выражения». Постоянно в книге говорится о выявлении наиболее общих свойств языка, позднее идеи Э. Сепира оказали влияние на становление лингвистики универсалий.

Но более всего книга «Язык» известна в связи с рассмотрением в ней типологической проблематики. Впервые после краха стадиальных теорий и временного прекращения интереса к типологии была вновь поставлена проблема системного сопоставления языков независимо от их генетических связей.

Э. Сепир писал: «Мы можем сказать, что все языки друг от друга отличаются, но некоторые отличаются значительно более, чем другие, а это равносильно утверждению, что возможно разгруппировать их по морфологическим типам».

Однако традиционная морфологическая классификация языков не могла его удовлетворить по многим причинам: количество привлекаемых языков было ограниченным, все языки старались классифицировать лишь с одной точки зрения, пытаясь все свести к «единой простой формуле», как взаимоисключающие явления рассматривались флексия, агглютинация и т. д., хотя эти признаки могут сосуществовать в конкретных языках.

Тем более, конечно, устарели стадиальные идеи. Тем не менее Э. Сепир осознавал, что традиционные понятия вроде флексии или агглютинации не следует отбрасывать, поскольку они отражают существенные стороны языковой структуры.

На смену традиционной одномерной Э. Сепир предложил многомерную классификацию. Выделяются три основных признака, на основе которых могут классифицироваться языки. Во-первых, это степень сложности слова: аналитические, синтетические и максимально сложные полисинтетические (инкорпорирующие).

Во-вторых, это степень спаянности элементов внутри слова: выделяются языки изолирующие, агглютинативные, фузионные (флективные) и символические (для которых характерно выражение грамматических значений путем внутренних изменений в корне).

Наиболее оригинален и важен для Э. Сепира третий признак, связанный с типами языковых значений. Все значения он подразделял на основные (конкретные), выражаемые отдельными словами или корнями; менее конкретные деривационные, обычно выражаемые словообразовательными суффиксами; еще более абстрактные, но с некоторой долей конкретности конкретно-реляционные; наконец, имеющие лишь синтаксическое значение чисто-реляционные.

Два последних типа значений могут выражаться аффиксами, внутренними изменениями корня, а чисто-реляционные — и позицией (порядком слов). Два полярных типа есть, согласно Э. Сепиру, во всех языках, два средних — не во всех; в зависимости от возможности существования обоих классов или только одного из них выделяются четыре типа языков. Последняя классификация признается наиболее важной, поскольку она затрагивает не «внешнюю языковую технику», как две первые, а передачу значений в языке.

Хотя Э. Сепир отмечал, что в конкретном языке могут сосуществовать разные назначения одного итого же признака, но он, как и типологи XIX в., считал, что каждый язык может быть отнесен к некоторому определенному классу, критерием такой принадлежности для него являлась типичность для языка того или иного признака (изоляции, агглютинации и др.).

В этом отношении более новаторский подход, связанный с выделением изолирующего, агглютинативного и пр. эталонов, с каждым из которых сопоставляется тот или иной язык, был предложен В. Скаличкой несколько позже, в 30-е гг.

В книге «Язык» речь идет не только о синхронной, но и о диахронной типологии. Отказавшись от стадий, Э. Сепир в то же время осознавал существование закономерностей в развитии строя языков. В связи с этим он выдвинул понятие дрейфа (drift) языка. Хотя индивидуальные изменения в языке случайны, но развитие языка не случайно: «Дрейф языка осуществляется через не контролируемый говорящими отбор тех индивидуальных отклонений, которые соответствуют какому-то предопределенному направлению…

Изменения, которые должны произойти в языке в ближайшие столетия, в некотором смысле уже предвосхищаются в иных неясных тенденциях настоящего и… при окончательном осуществлении их они окажутся лишь продолжением тех изменений, которые уже совершились ранее». В связи с этим Э. Сепир анализировал ряд примеров из английского языка, которые он интерпретировал как проявление дрейфа к неизменяемости слова.

Подобные идеи ранее высказывал И. А. Бодуэн де Куртенэ, который однако отрицал типологию. Идеи же Э. Сепира естественно связываются с закономерностями перехода от одного значения типологического признака к другому: для английского языка от синтетизма к аналитизму.

Идея дрейфа однако разобрана Э. Сепиром лишь для одного языка, какие-либо более общие закономерности он не выявлял. Объектом систематического исследования диахронные типологические закономерности стали лишь с 70-х гг. в американской, а затем и в отечественной науке.

Помимо своей главной книги Э. Сепир излагал свои теоретические идеи в статьях, среди которых особо надо выделить работы «Статус лингвистики как науки» и «Язык», в сокращенном виде включенные в хрестоматию В. А. Звегинцева (в сборнике трудов Э. Сепира 1993 г. они переведены полностью).

Статья «Статус лингвистики как науки» (1928) посвящена проблеме взаимоотношения языкознания с другими науками. В отличие от дескриптивистов Э. Сепиру была чужда идея жесткого отграничения лингвистики от других наук о человеке.

В статье, как и в ряде других его работ, подчеркивается необходимость сотрудничества лингвистов с культурологами, психологами, социологами. Хотя ученый указывает на значительные успехи, уже достигнутые лингвистикой, прежде всего в области сравнительно-исторических исследований, для него было важным рассмотреть задачи, которые остаются нерешенными и которые лингвистика не может решить самостоятельно.

Среди всех смежных наук Э. Сепир в первую очередь выделяет антропологию (в англо-американском смысле) и историю культуры: «Язык приобретает все большую значимость в качестве руководящего начала в научном изучении культуры.

В некотором смысле система культурных стереотипов каждой цивилизации упорядочивается с помощью языка, выражающего данного цивилизацию». В связи с этим он возвращается на новом этапе развития науки о языке к идеям, когда-то высказанным В. фон Гумбольдтом: «Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе…

„Реальный мир“ в значительной степени неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности. Миры, в которых живут различные общества, — это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками…

Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества». Идея об обусловленности человеческого поведения языком была в дальнейшем развита учеником Э. Сепира Б. Уорфом, см. следующую главу.

Взаимодействие языкознания и культурологии, согласно Э. Сепиру, не исчерпывается проблемами влияния языка на культуру.

Сюда же входят и такие вопросы, как изучение культуры тех или иных народов на основе использования тех или иных пластов культурной лексики; см., например, реконструкции культуры индоевропейцев на основании единственного доступного источника — реконструкций индоевропейского словаря.

Столь же важно взаимодействие между лингвистами и социологами: «Социолога не могут не интересовать способы человеческого общения. Поэтому крайне важным для него является вопрос о том, как язык во взаимодействии с другими факторами облегчает или затрудняет процесс передачи мыслей и моделей поведения от человека к человеку».

И, безусловно, важный пограничный вопрос — изучение «социальных стилей» речи. Общению лингвистов с социологами однако препятствует недостаточная разработка указанных проблем.

Следующий важный вопрос — связь лингвистики и психологии. К концу 20-х гг. и европейский структурализм, и американский дескриптивизм шли по пути последовательного отхода от всякого психологизма. Иначе смотрел на эту проблему Э. Сепир: «Обнадеживающим представляется тот факт, что языковым данным все большее внимание уделяется со стороны психологов».

Как и Л. Блумфилд, Э. Сепир исходил из бихевиористской психологии, но если Л. Блумфилду обращение к ней нужно было главным образом для того, чтобы отграничить изучаемые лингвистикой явления от нелингвистических, то для Э. Сепира важно и интересно изучение соотношений между психическими и языковыми стимулами и реакциями, символическая роль языковых фактов (у него есть и специальная работа «Психологическая реальность фонем»).

В статье также рассматривается взаимоотношение лингвистики с философией и естественными науками — физикой (прежде всего акустикой) и физиологией. На основе всех выявленных междисциплинарных связей Э. Сепир ставит итоговый вопрос: «Каково же, наконец, место лингвистики в ряду других научных дисциплин? Является ли она, как и биология, естественной наукой или все-таки гуманитарной?».

В целом ученый склоняется ко второй точке зрения. У лингвистики есть элементы сходства с естественными науками, в том числе непривычная для обычных гуманитарных наук строгость метода, в основе которой лежит «регулярность и стандартность языковых процессов». Однако такая регулярность есть везде, пусть и с разной степенью очевидности: «За внешней беспорядочностью социальных явлений скрывается регулярность их конфигураций и тенденций, которая столь же реальна, как и регулярность физических процессов в мире механики, хотя строгость ее бесконечно менее очевидна и должна быть понята совсем по-другому».

Главное не в этом: Язык — это в первую очередь продукт социального и культурного развития, и воспринимать его следует именно с этой точки зрения. Поэтому Э. Сепир уделяет основное внимание связям лингвистики с гуманитарными науками, связь с акустикой и физиологией считает менее значимой, а вопрос «лингвистика и математика», уже поднимавшийся в те годы, обходит совсем.

Делается важный вывод: «Языкознание лучше всех других социальных наук демонстрирует… возможность подлинно научного изучения общества, не подражая при этом методам и не принимая на веру положений естественных наук». Лингвистам же, «хотят они того или нет», «придется все больше заниматься теми проблемами антропологии, социологии и физиологии, которые вторгаются в область языка».

Первые десятилетия после появления данной статьи лингвистика скорее развивалась в направлении, обратном тому, к чему призывал Э. Сепир. Тенденция к обособлению лингвистики от других наук, прежде всего гуманитарных, усиливалась, а стремление полностью основываться на методах естественных наук и достигнуть полной математизации исследований языка достигло пика в 50—60-е гг.

Однако сейчас идеи Э. Сепира кажутся более современными и справедливыми, чем в момент их появления. В последние десятилетия наблюдается несомненная новая гуманитаризация лингвистики, о которой еще в 1928 г. говорил американский ученый.

Статья «Язык» (которую не надо смешивать с одноименной книгой) писалась для «Энциклопедии общественных наук» и была издана в 1933 г. Жанр энциклопедической статьи заставлял автора рассматривать самые разнообразные вопросы, касающиеся строения, функционирования и истории языка. Особенно интересны идеи Э. Сепира, связанные с выявлением многообразных функций языка.

Традиционно большинство языковедов в качестве основной языковой функции выделяли коммуникативную, функцию средства общения между людьми. Э. Сепир, разумеется, не отрицал ее, но в то же время подчеркивал, что она не является ни единственной, ни даже главной: «В качестве первичной функции языка обычно называют общение.

Нет надобности оспаривать это утверждение, если только при этом осознается, что возможно эффективное общение без речевых форм и что язык имеет самое непосредственное отношение к ситуациям, которые никак нельзя отнести к числу коммуникативных… Коммуникативный аспект речи преувеличен».

На первый план Э. Сепир выдвигал другую функцию языка — символическую. Это видно уже из его определения языка: «Язык в основе своей есть система фонетических символов для выражения поддающихся передаче мыслей и чувств».

Далее говорится: «Язык воспринимается как совершенная символическая система, использующая абсолютно однородные средства для обозначения любых объектов и передачи любых значений, на которые способна данная культура, независимо от того, реализуются ли эти средства в форме реальных сообщений или же в форме такого идеального субститута сообщения, как мышление.

Содержание всякой культуры может быть выражено с помощью ее языка». Коммуникативная функция производна от символической: «Более правильным представляется утверждение, что изначально язык является звуковой реализацией тенденции рассматривать явления действительности символически, что именно это свойство сделало его удобным средством коммуникации и что в реальных обстоятельствах социального взаимодействия он приобрел те усложненные и утонченные формы, в которых он нам известен ныне».

Символическая функция языка не означает простого замещения символами человеческого опыта: язык «в своем конкретном функционировании не стоит отдельно от непосредственного опыта и не располагается параллельно ему, но тесно переплетается с ним…

Даже пребывая на нашем культурном уровне, нередко трудно провести четкое разграничение между объективной реальностью и нашими языковыми символами, отсылающими к ней; вещи, качества и события вообще воспринимаются так, как они называются». То есть снова возникает проблема обусловленности культуры языком, идущая от В. фон Гумбольдта.

Э. Сепир выделял и другие языковые функции. С символической функцией тесно связана экспрессивная: «Одно и то же внешнее сообщение истолковывается по-разному в зависимости от того, какой психологический статус занимает говорящий с точки зрения его личных отношений, и с учетом того, не воздействовали ли такие первичные эмоции, как возбуждение, злоба или страх, на произносимые слова таким образом, что придали им противоположный смысл».

Далее, «язык — мощный фактор социализации, может быть, самый мощный из существующих». С социальной ролью языка связаны сразу несколько его функций.

Важна впервые отмеченная Э. Сепиром функция «символа социальной солидарности»: любая группа людей, даже самая малая, «стремится развить речевые особенности, выполняющие символическую функцию выделения данной группы из более обширной группы… „Он говорит, как мы“ равнозначно утверждению „Он один из наших“».

Другая социальная функция (позже названная Р. Якобсоном фатической) направлена на «установление социального контакта между членами временно образуемой группы, например, во время приема гостей. Важно не столько то, что при этом говорится, сколько то, что вообще ведется разговор».

И еще одна социальная функция связана с ролью языка в хранении и накоплении культуры. Культура передается из поколения в поколение прежде всего в языковой форме. Это относится к любым обществам, только на ранних стадиях человеческого развития передача происходит устно, а позже значительную роль приобретает письменность.

С другой стороны, «несмотря на то, что язык действует как социализующая и унифицирующая сила, он в то же время является наиболее мощным и единственно известным фактором развития индивидуальности». Личность всегда отражается в индивидуальных речевых особенностях, и связанная с этим функция также важна.

И последняя из выделяемых Э. Сепиром функций связана с ситуациями, когда слова прямо превращаются в дела: «Даже в самых примитивных культурах удачно подобранное слово, по-видимому, является более мощным свойством воздействия, нежели прямой удар» (см. также ситуации клятвы или предоставления слова в прениях, когда речевая деятельность одновременно является и содержанием сказанного).

Эта функция стала очень активно изучаться лингвистами в последнее время.

Если сравнить классификацию языковых функций в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» и в статье Э. Сепира, то очевидна большая разработанность последней, хотя Э. Сепир не выделяет такую функцию, как поэтическая, присутствующую у пражцев. В дальнейшем два подхода были синтезированы у Р. Якобсона.

В статье «Язык» также говорится о способах классификации языков, в связи с чем вновь излагаются типологические идеи Э. Сепира. Говоря о причинах языковых изменений (вопрос, мало разрабатывавшийся в 20—30-е гг., особенно в США), ученый разграничивает два типа изменений: исконные, обусловленные развитием языковой структуры, и обусловленные контактами, хотя при этом указывает, что между ними трудно провести четкую грань.

В целом же «наиболее мощными дифференцирующими факторами являются не внешние влияния, как они обычно понимаются, а скорее очень медленные, но могущественные неосознаваемые изменения в одном и том же направлении, которые заложены в фонематических системах и морфологии самих языков».

Упомянуты и «бессознательные стремления к экономии усилий при произнесении звуков или звукосочетаний». В связи с контактно обусловленными изменениями Э. Сепир обращает внимание на такой факт: на западном побережье Северной Америки «имеется много языков, принадлежащих, насколько мы можем судить, к генетически не родственным группам, но имеющих много общих важных и характерных фонетических особенностей».

Такое явление похоже на языковой союз у Н. Трубецкого. В отличие от последнего Э. Сепир однако считал, что такие явления встречаются лишь в области фонологии и лексики, а морфологическое воздействие одного языка на другой почти невозможно.

Однако в связи с этим он приводит не слишком удачный пример: в японском языке масса заимствовании из китайского, но «нельзя найти никаких следов влияния структуры китайского языка». Последнее однако неверно: такие влияния в японском языке достаточно заметны.

В статье также говорится о социолингвистических проблемах, в те годы также мало изучавшихся. Подчеркивается, с одной стороны, вытекающее из функции «символа социальной солидарности» значение языка для становления и развития национального самосознания, поэтому помимо коммуникативной функции в любом государстве важны символические функции того или иного языка для господствующей нации или же для меньшинства.

С другой стороны, коммуникативная функция создает «логическую необходимость в международном языке». Как и И. А. Бодуэн де Куртенэ, Э. Сепир относился с большим вниманием к языкам типа эсперанто и считал их перспективными, хотя указывал, что функцию международного языка естественным путем при благоприятном развитии событий может выполнить и «один из великих национальных языков — таких, как английский, испанский или русский».

Безусловно, Э. Сепир выделялся среди современных ему лингвистов не только в американской, но и в мировой науке постановкой и попытками решения многих широких и выходящих за пределы чистой лингвистики проблем. Эти проблемы продолжают оставаться актуальными и в наши дни.