Жизнь и деятельность А.С. Макаренко

13 марта 2018 года отмечается 130 лет со дня рождения российского педагога и писателя Антона Семеновича Макаренко. Советский педагог и писатель Антон Семенович Макаренко признан одним из четырех выдающихся педагогов мира наряду с Георгом Кершенштейнером и Марией Монтессори. Такой чести в 1988 году его удостоило ЮНЕСКО.

Трудовые коммуны и воспитание коллектива звучат как атавизм, но если вдуматься – за этими словами стоят такие полезные вещи, как социальная адаптация, ответственность, товарищество, любовь к труду, что вполне можно назвать современным «дефицитом». А значит, переосмыслив систему Макаренко, можно лучше понять причины его успеха и справиться с этим «дефицитом».

«Есть люди счастливой судьбы. Счастливой не в том смысле, что жизнь щедро рассыпала перед ними свои дары – бери и пользуйся. Напротив. Путь этих людей кремнист и труден. Все новые и новые преграды возникают впереди. Но идут вперед эти люди. Идут потому, что не могут не идти. Это их путь. Единственный. Другого для них нет. Преодолевая одни препятствия, они обретают силы для борьбы со следующими ради конечной высокой цели, которая владеет всеми их помыслами. В этом их счастье. Счастье трудного пути. Счастье творческого дерзания. Самое высокое на земле счастье – жить с людьми и для людей.» А.С.Макаренко.

За 16 лет своей деятельности в качестве руководителя колонии имени М. Горького и коммуны имени Ф.Э. Дзержинского А.С. Макаренко воспитал в духе идей коммунизма более 3000 молодых граждан Советской страны Многочисленные труды А.С. Макаренко, особенно «Педагогическая поэма» и «Флаги на башнях», переведены на многие языки. Велико число последователей Макаренко среди прогрессивных педагогов всего мира.

Таким был Антон Семенович Макаренко, человек непоколебимой убежденности и широкой души, блестящий педагог-практик и теоретик, поднявший науку о воспитании на новую ступень, наконец, талантливый писатель.

Увлеченность Макаренко проблемами воспитания была следствием его активного отношения к жизни, его влюбленности в жизнь. «Я живу потому, что люблю жить, – делился он сокровенными чувствами с бывшим своим воспитанником, – люблю дни и ночи, люблю борьбу и люблю смотреть, как растет человек, как он борется с природой, в том числе и со своей собственной природой».

Подходя к человеку неизменно с «оптимистической гипотезой», Макаренко считал, что «хорошее в человеке приходится всегда проектировать, и педагог это обязан делать». К этому следует добавить, что процесс воспитания никогда не сводился для Макаренко к формированию в человеке неких хороших качеств вообще. Ясно представляя перспективу развития нашего обществами, он с самого начала ставил перед педагогикой проблему коммунистического воспитания.

Умению проектировать «хорошее в человеке» педагог Макаренко учился, по его словам, у писателя Горького. Уроки Горького имели неоценимое значение и для Макаренко писателя. Как и его учитель, Макаренко убежденно стоял на позициях социалистического реализма.

«Я отвечаю за то… – писал он, – чтобы в моем художественном слове не было искажения перспектив и обмана. Там, где я вижу победу, я должен первым поднять знамя торжества, чтобы обрадовать бойцов и успокоить малодушных и отставших. Там, где я вижу прорыв, я должен первым ударить тревогу, чтобы мужество моего народа успело, как можно раньше прорыв ликвидировать».

Литература, по его мысли, «должна быть литературой конфликта и его разрешения», она призвана бороться за совершенствование человека, за улучшение его жизни.

И еще одна важная ее черта: «Советская литература должна не только отражать то, что происходит. В каждом ее слове должна заключаться проекция завтрашнего дня, призыв к нему, доказательство его рождения… она – разведчик будущего».

Таким же разведчиком будущего был и сам Макаренко, человек, избравший себе достойнейшую специальность – жить для людей.

Его отец, Семен Григорьевич, сначала старший маляр Белопольского железнодорожного депо, а затем мастер малярного цеха в Крюковских железнодорожных мастерских, был для сына олицетворением высоких традиций рабочего человека. Честный и добросовестный работник, требовательный к себе и своим домашним, прямой и независимый по отношению к начальству и в то же время готовый поддержать в нужный момент своего брата-рабочего, Семен Григорьевич сумел воспитать эти ценные качества и в своем сыне.

Мать писателя, Татьяна Михайловна, удачно дополняла своего сдержанного и внешне сурового мужа. Будучи натурой живой и одаренной, заботливая хозяйка, талантливая рассказчица, обладавшая к тому же прекрасным даром – чувством юмора, она как бы представляла в семье творческое начало.

Родителям Макаренко не пришлось учиться в школе. Тем сильнее стремились они дать образование сыну. Окончив двухклассное начальное училище первым учеником, Антон поступает в Кременчугское четырехклассное городское училище. Поражает широта интересов мальчика.

Обладая хорошим слухом, он учится играть на скрипке и поет в школьном хоре. Изучает изобразительное искусство и сам неплохо рисует. Он регулярно посещает театр и участвует в импровизированных школьных спектаклях. Наконец, серьезно занимается гимнастикой, иной раз, даже заменяя на уроке учителя.

Нужно ли говорить, какое место среди увлечений юного Макаренко занимали книги? Это были не только любезные сердцу каждого подростка книги о путешествиях и приключениях. Мальчик с упоением читает русскую классику, особенно Гоголя и Чехова, помнит наизусть множество стихотворений Пушкина, Лермонтова, Некрасова и других поэтов.

По окончании училища А.С. Макаренко работал учителем русского языка, черчения и рисования в двухклассном железнодорожном училище пос. Крюково Полтавской губернии. В своей работе он стремился осуществить прогрессивные педагогические идеи: установил тесные связи с родителями учеников, пропагандировал идеи гуманного отношения к детям, уважения их интересов, пытался ввести труд в школе.

Естественно, что его настроения и начинания встретили неодобрение со стороны косервативного школьного начальства, которое добилось перевода Макаренко из Крюкова в школу захолустной станции Долинская Южной железной дороги.

Заявление в Центральный институт организаторов народного просвещения

Прошу зачислить меня студентом на основное отделение института.

Я родился в 1888 г., сын железнодорожного рабочего. После окончания двухгодичных педагогических курсов в 1905 г. был народным учителем. В 1914 г. поступил в Полтавский учительский институт, который и окончил в 1917 г. с золотой медалью.

В 1917-1919 гг. был заведующим большой железнодорожной школой при Крюковских вагонных мастерских (до 1000 учащихся).

Приход деникинцев и разрушение ими школы и ее отдельных трудовых организаций заставили меня в августе 1919 г. переехать в Полтаву. В 1920 г. Полтавским губнаробразом мне было поручено дело организации и управления колонией для малолетних (несовершеннолетних) правонарушителей.

Два года, проведенные мною в колонии в обществе 5 воспитателей с 80 воспитанниками, среди большого соснового леса, дали мне возможность при самой тяжелой обстановке создать одно из интереснейших учреждений.

В настоящее время колония процветает, но мне бы хотелось огромный опыт двух лет, вызвавший множество вопросов, обработать научным образом. Занятый ежедневно по 16 часов, вдали от научных центров, я не имею возможности сделать это, оставаясь в колонии. Как видно из прилагаемых документов, мне делают очень лестные предложения, но только педагогическая научная работа в Москве представляется мне заслуживающей того, чтобы оставить колонию.

К сожалению, я не хочу подвергать себя риску коллоквиума. Я не знаю, в чем он будет состоять, а напряженная работа последних лет, естественно, не давала мне возможности регулярно восстанавливать в памяти то, что забывается в различных отраслях знания, тем более что на мою долю выпало очень мало непосредственной классной работы в школе по некоторым предметам. Поэтому очень возможно, что на многие вопросы приемной комиссии, касающиеся формальных сторон знания, я не отвечу. Возвратиться же из Москвы ни с чем будет чересчур тяжело: я имею в виду не только самолюбие, но и нужную мне на будущее, хотя бы в той же колонии, энергию.

Кроме того, я не обладаю средствами для такой поездки. Поэтому я прошу комиссию принять меня без устного коллоквиума. Для того же, чтобы комиссия имела представление о моей подготовке, посылаю краткое изложение «Вместо коллоквиума».

Как родившийся в 1888 г., учетной карточки не представляю. Документы об образовании находятся в Харькове и будут доставлены в случае поступления.

В случае принятия меня в институт, прошу сообщить: Полтава, до востребования. Антону Семеновичу Макаренко. По тому же адресу, в случае отказа, прошу выслать документы. Марки на ответ прилагаю.

Вместо коллоквиума

К настоящему дню из тригонометрии помню только общие основания, забыл многие теоремы алгебры и законы физики, с логарифмированием сейчас, пожалуй, не справлюсь.

Природоведение. Разумеется, совершенно свободно себя чувствую в области физиологии животных и растений. Анатомические знания слабы. Забыл многие частности из геологии. Астрономию знаю хорошо и занимаюсь практически в Полтавском музее. Впрочем, знания по астрономии и космографии у меня продукт увлечений юношества.

Солидные знания имею в общей биологии. Несколько раз прочитывал всего Дарвина, знаю труды Шмидта и Тимирязева, знаком с новейшими [проявлениями] дарвинизма, читал Мечникова и кое-что другое.

Химию практически не знаю, забыл многие реакции, но общие положения и новейшая философия химии мне хорошо известны. Читал Менделеева, Морозова, Рамзая. Интересуюсь радиоактивностью.

Почти на память знаю Ключевского и Покровского. Несколько раз прочитывал Соловьева. Хорошо знаком с монографиями Костомарова и Павлова-Сильванского. Нерусскую историю знаю по трудам Виппера, Аландского, Петрушевского, Кареева. Вообще говоря, вся литература по истории, имеющаяся на русском языке, мне известна.

Специально интересуюсь феодализмом во всех его исторических и социологических проявлениях. Прекрасно знаком с эпохой Великой французской революции. Гомеровскую Грецию знаю после штудирования Илиады и Одиссеи.

По социологии кроме социологических этюдов указанных исторических писателей знаком со специальными трудами Спенсера, М. Ковалевского и Денграфа, а также с Ф-де Куланжем и де Роберти. Из социологии лучше всего известны исследования о происхождении религии, о феодализме.

В области политической экономии и истории социализма штудировал Туган-Барановского и Железнова. Маркса читал отдельные сочинения, но «Капитал» не читал, кроме как в изложении. Знаком хорошо с трудами Михайловского, Лафарга, Маслова, Ленина.

Считаю социализм возможным в самых прекрасных формах человеческого общежития, но полагаю, что пока под социологию не подведен крепкий фундамент научной психологии, в особенности психологии коллективной, научная разработка социалистических форм невозможна, а без научного обоснования невозможен совершенный социализм.

Логику знаю очень хорошо по Челпанову, Минто и Троицкому.

Читал все, что имеется на русском языке, по психологии. В колонии сам организовал кабинет психологических наблюдений и эксперимента, но глубоко убежден в том, что науку психологию нужно создавать сначала.

Самым ценным, что было до сих пор сделано в психологии, считаю работы Петражицкого. Читал многие его сочинения, но «Очерки теории права» не удалось прочесть.

С философией знаком очень несистематично. Читал Локка, «Критику чистого разума» [Канта], Шопенгауэра, Штирнера, Ницше и Бергсона. Из русских очень добросовестно изучил Соловьева. О Гегеле знаю по изложениям.

Люблю изящную литературу. Больше всего почитаю Шекспира, Пушкина, Достоевского, Гамсуна. Чувствую огромную силу Толстого, но не люблю, терпеть не могу Диккенса. Из новейшей литературы знаю и понимаю Горького и А.Н. Толстого. В области литературных образов много приходилось думать, и поэтому мне удалось самостоятельно установить их оценку и произвести сопоставление.

В Полтаве пришлось довольно удачно поработать над составлением вопросника к отдельным произведениям литературы. Я думаю, что обладаю способностями (небольшими) литературного критика.

О своей специальной области – педагогике много читал и много думал.

В Учительском институте золотую медаль получил за большое сочинение «Кризис современной педагогики», над которым работал 6 месяцев.

А.С. Макаренко восторженно встретил Великую Октябрьскую социалистическую революцию. В период гражданской войны и иностранной интервенции в южных украинских городах скопилось огромное число беспризорных подростков, органы Советской власти начали создавать для них специальные воспитательные учреждения, и А.С. Макаренко был привлечен к этой труднейшей работе. В 1920 г. ему было поручено организовать колонию для малолетних правонарушителей.

Из воспоминаний Макаренко

В шести километрах от Харькова был когда-то Куряжский монастырь. В 1920 году монахи разбрелись кто куда, и в помещении монастыря была открыта колония для беспризорных ребят.

За восемь лет дружной совместной работы горьковцы выработали много интересных способов коллективного самоуправления. Руководили всем коллективом выросшие вместе с колонией комсомольцы. Все горьковцы разделялись на отряды по десять – пятнадцать человек. Отряды выбирали своим командиром самого лучшего, дельного парня или девушку.

Распоряжение своего отрядного командира ребята выполняли по-военному, беспрекословно. Все командиры собирались на совет командиров, и совет, вместе со старшими, решал все главные жизненные вопросы.

Бывшие беспризорники с увлечением обрабатывали сто гектаров монастырской земли, прекрасно вели сельское хозяйство, разводили свиней, коров и лошадей.

Для тех, кто имел охоту заняться ремеслом, налажены были разные мастерские: столярная, сапожная, швейная.

Став настоящими советскими ребятами, горьковцы высоко держали честь своей коммуны. Они гордились ею и любили ее так же крепко, как своего шефа – Алексея Максимовича Горького. Алексей Максимович жил в Италии, когда мы написали ему первое письмо, и так как адреса мы хорошо не знали, на конверте написали коротко: «Италия. Максиму Горькому».

Ответ получили через месяц, и после этого мы написали уже письмо настоящее. В колонии было 28 отрядов, у каждого отряда были свои дела и особенности, каждый отряд захотел написать отдельно. И до самого приезда Алексея Максимовича в Союз, в 192 8 году, колонисты придерживались такого способа переписки.

Всегда получался очень большой пакет. Я не протестовал против такого обилия, хотя и думал, что Алексею Максимовичу некогда будет читать все отрядные письма. Алексей Максимович обыкновенно присылал также не одно письмо в конверте, а два: одно для меня, другое для ребят, но в этих письмах отвечал так подробно, что и в самом деле выходило: все отрядные дела ему известны.

В 1928 г. М. Горький посетил колонию, носившуюс1926 г. его имя. Он писал по этому поводу: «Кто мог столь неузнаваемо изменить, перевоспитать сотни детей, так жестоко и оскорбительно помятых жизнью? Организатором и заведующим колонией является А.С. Макаренко. Это бесспорно талантливый педагог Колонисты действительно любят его и говорят о нем тоном такой гордости, как будто сами создали его».

Наша дружба с великим писателем крепла с каждым месяцем, и когда в начале 1928 года стало известно, что Алексей Максимович едет в СССР, никто в колонии не сомневался, что он обязательно побывает и у нас.

Не сомневался в этом и Алексей Максимович. Он писал нам, что в Союз он прибудет в июне, а к нам приедет в июле. Так и вышло.

В начале июля, в самый разгар жатвы, почетный караул горьковцев с оркестром и знаменем выстроился на перроне харьковского вокзала. Алексея Максимовича встречали тысячи людей. Выглянув из окна вагона, он сразу узнал нас и приветливо протянул к нам руки.

На другой день он приехал в колонию. Ребята встретились с ним как родственники, с глубочайшей теплотой дружбы, и как читатели, и как граждане Советской страны. Алексей Максимович прожил у нас три дня. В здании школы ребята приготовили для него большую комнату, любовно украсив ее зеленью и цветами.

Алексей Максимович вставал вместе с нами – в шесть часов утра. Ему не пришлось тратить время на ознакомление с нашими делами: все было ему известно; многочисленные письма наших двадцати восьми отрядов, все до одного, были им прочитаны, и он ничего не забыл из того, что было там написано.

Он знал не только фамилии, но имена всех командиров, а также и других ребят, о которых ему писали. Он знал, как ведется наше хозяйство.

Ему хорошо были известны дела свинарни – главного нашего богатства.

В колонии была замечательная свинарня, устроенная по последнему слову техники. В ней воспитывалось триста чистокровных английских свиней.

Даже расположение наших построек было ему знакомо. В первое же утро, зайдя в его комнату, я уже не застал в ней нашего дорогого гостя. Я увидел его только за завтраком в общей столовой. Он сидел, тесно окруженный ребятами одиннадцатого отряда, и деревянной ложкой ел гречневую кашу. За его спиной стояла в белоснежном халате «дежурная хозяйка» – одна из девушек-воспитанниц – и чуть не плакала:

– Алексей Максимович, как же это так: для вас завтрак готовили, а вы взяли и пришли сюда, в отряд. А мы там хороший завтрак…

Он лукаво поглядывал на ребят, пригласивших его завтракать, и оправдывался:

– Послушай… чего ты пристала? Это же каша… такая замечательная.

Ребята были в большом затруднении: с одной стороны, им хотелось, чтобы Алексей Максимович завтракал за их столом, с другой стороны, выходило как-то неловко – они лишили Алексея Максимовича какого-то лучшего завтрака, приготовленного для него дежурной хозяйкой. Петька Романченко нашел выход из положения:

– Алексей Максимович сначала у нас позавтракает, а потом съест твой завтрак, Варя, хорошо?

Горькому этот выход очень понравился. Он оглянулся на хозяйку и добродушно развел руками:

– Ну, вот, видишь. Чего же ты волнуешься? А твоего завтрака на нас хватит?

– На кого – на вас?

– На меня и на них… вот… на одиннадцатый отряд.

– Так они… Вот еще новости! Их же пятнадцать человек!

– Не хватит, значит?

Дежурная хозяйка в панике бросилась на кухню. По дороге налетела на меня и с возмущением забормотала:

– Эти… одиннадцатый… все напутали…, все испортили.

Я ей посоветовал подать «горьковский» завтрак на стол одиннадцатого отряда. Там началось пиршество, и Горький смеялся больше всех, глядя на кусок зажаренной свинины, одиноко лежавший на тарелке. Одиннадцатый отряд, конечно, краснел и отказывался от встречного угощения. Так ничего и не вышло из отдельной кухни, организованной для гостя заботами наших юных хозяек.

В 1928-1935 г.г. Макаренко руководил организованной харьковскими чекистами коммуной имени Ф.Э. Дзержинского. Работая здесь, он смог подтвердить жизненность и действенность сформулированных им принципов и методов коммунистического воспитания. Жизнь коммуны отражена А.С. Макаренко в его произведении «Флаги на башнях».

Коммуна имени Ф.Э. Дзержинского открыта 29 декабря 1927 года. Она в начале своего пути была совсем маленьким детским коллективом, перешедшим из колонии имени М. Горького. Этот коллектив обладал только одним домом, небольшой мастерской полукустарного типа, в которой даже первые 60 воспитанников не могли разместиться. За пять лет коммуна превратилась в мощное учебно-воспитательное учреждение, воспитанники которого не только учились, но и работали на построенных ими заводах электроинструментов и фотоаппаратов.

Сотни коммунаров ежедневно 4 часа учились в школе или на рабфаке, а четыре часа работали, выпуская электроинструменты и фотоаппараты «ФЭД», от реализации которых коллектив коммунаров имел средства для своего содержания, расширения производства. Введенный хозрасчет помогал коммунарам видеть плоды своего труда, у них появилось чувство хозяина.

Коммунарское воспитание давало стране культурного рабочего, способного быть не только командиром в любой отрасли, но и способного подчиниться товарищу. Командиры, как выборные единоначальники, обладающие большой властью» по рукам и ногам были связаны в тех случаях, когда они начинали противопоставлять узколичное начало общественному.

В коммуне, как и в колонии, были правильно организованные отношения между первичными коллективами (отрядами) и общим коллективом. Общий коллектив коммуны был связующим звеном между личностью и обществом. В каждый момент воздействия на коммунара происходило воздействие и на коллектив.

В то же самое время воздействие на коллектив было также воздействием на личность. Система организации коллектива в коммуне была такой же, как и в колонии. Высшим руководящим органом было общее собрание коммунаров. Большую роль играл совет командиров производственных отрядов. Во главе совета командиров стоял секретарь. Важную роль в жизни коммуны играли комсомольская и пионерская организации.

В коммуне и в колонии в практические дела включались элементы игры с юношеским задором, с чувством радости. Учеба была обязательной для всех. Дежурство, хозяйственные работы, наряды не освобождали воспитанников от школьных занятий.

Были клубы, кинотеатр, библиотека. В театре спектакли ставились воспитанниками. Коммунары часто посещали харьковские театры. Много внимания уделялось физическому воспитанию коммунаров. В период летних каникул они вместе с педагогами во главе с Антоном Семеновичем уходили в туристические походы: бывали в Крыму, на Кавказе, в Москве, Донбассе, путешествовали по Волге. А.С.Макаренко считал походы могучим фактором патриотического воспитания, социального роста и физической закалки детей, повышения их культурного уровня.

Ежегодно в коммуне подводились итоги учебно-воспитательной работы, организовывались производственные и художественные выставки. А.С. Макаренко добивался, чтобы трудовые показатели сопутствовали обучению и воспитанию. Коллектив постоянно рос и богател. Стали тоньше, более углубленно рассматриваться проблемы духовного развития воспитанников, формирования активной гражданской позиции.

Звание коммунар воспитанники гордо пронесли через всю жизнь.

В 1935 г. Макаренко был переведен в Киев для заведования педагогической частью трудовых колонии НКВД Украины. В 1936 г. он переехал в Москву, где занимался теоретической педагогической деятельностью. Он часто выступал среди педагогов и перед широкой аудиторией читателей своих произведений.

В 1937 г. было опубликовано крупное художественно-педагогическое произведение А.С. Макаренко «Книга для родителей». Ранняя смерть прервала работу автора, предполагавшего написать 4 тома этой книги. В 30-е годы в газетах «Известия», «Правда»,

Первого апреля 1939 года Макаренко возвращался в Москву из дачного поселка Голицыне. Он вез на киностудию свой новый сценарий. Здесь, в вагоне, он скоропостижно скончался. Сказались дни и ночи напряженного труда на протяжении долгих лет. Умевший четко организовать режим для своих воспитанников, Макаренко, однако, был безжалостен к себе. Он работал почти без отдыха, на износ.

Большой писатель, талантливый педагог, Макаренко был настоящим человеком. Он не ушел от нас бесследно. Остались славные его воспитанники, сохранившие в себе часть щедрой его души. Осталась его педагогическая система. Пусть не все ее стороны разработаны Макаренко с одинаковой полнотой, и отдельные ее положения вызывают возражения у специалистов.

Но то, что им сделано, достойно называться «педагогикой завтрашнего дня», педагогикой, воплощающей основные принципы коммунистического воспитания.

Замечательные книги Макаренко еще долгие годы будут нашими помощниками и друзьями, нашими мудрыми советчиками. Они несут в себе заряд великолепного макаренковского мажора. Они учат нас самому главному – человечности.

Теоретик и методолог А.С.Макаренко всегда подчеркивал, что в общении с членами колонии необходима не только требовательность, но и уважение к каждому подростку. Необходимо создавать атмосферу взаимного уважения.

Ряд российских и зарубежных исследователей педагогической и литературной деятельности А.С. Макаренко считают, что успех Макаренко, тем более под контролем НКВД, был неимоверно раздут советской пропагандой, назвавшей его действия новым словом в педагогике, подтверждением коммунистического мифа о «создании нового человека».

Утверждалось, что Макаренко изменил всю мировую систему воспитания. Как позже выяснилось, подобный успех был связан, прежде всего, с личностью самого Макаренко, и после его смерти ничего подобного уже добиться никому не удалось. Автор «Марша 30 года» (1932), «Педагогической поэмы» (1935), «Флагов на башнях» (1938) и т.д., которые неизменно входили в школьную программу, – в целом были не очень высокие по художественному уровню произведения.

Советская пропаганда пристально следила за литературным творчеством писателя.

Цензура

«Комсомолка» впервые приводит цитаты, вырезанные из книги в советские времена:

«Техника – это то, что можно вывести только из опыта. И стружка дерева не могла бы привести к фуговальному станку, если бы не было обыкновенного стругалика… Наше педагогическое производство никогда не строилось по технической логике, а всегда по логике моральной проповеди, а в последнее время даже не моральной, а абстрактно-психологической»,

«Я всегда честно старался разобраться в теории (имеется в виду теория воспитания коммунистической личности. – Ред.), но с первых ее строчек у меня немедленно разжижались мозги… никому ведь в голову не приходило составить хотя бы список признаков настоящей коммунистической личности…»

«Я не мог понять, как это случилось, что огромной практической важности вопрос о воспитании миллионов детей… решается при помощи простого, темного кликушества и при этом на глазах у всех».

Слухи о Макаренко ходили самые разные. Например, он слишком «любил детей».

Директор Центра им. Макаренко Владимир Морозов считает обвинения учителя в педофилии – «наследием перестройки»:

– Говорили и что Любовь Орлова – лесбиянка, и ее супруг Александров – гей.

А Макаренко к богеме не имел отношения, ему навесили ярлык не столь изящный.

Ну, представьте, зачем тогда Антону Семенычу надо было ежедневно писать длиннющие любовные письма будущей жене Галине Салько? А потом в стужу и слякоть носить их за несколько верст на почту. Почитайте их. Например, «Ты научила меня плакать…».

На деле это была не социалистическая в тогдашнем уравнительном смысле общественная система, а, наоборот, коммерциализированная. Коммунары производили электрооборудование и фототехнику по австрийской и немецкой технологиям, получая своим трудом немалый доход, которым делились с государством.

Выплаты государству с детского труда Макаренко, видимо, рассматривал как своеобразные «откупные», необходимые для того, чтобы ему не мешали выстраивать собственную систему. Ничего коммунистического, по сути, в предпринимательской деятельности его предприятия не было. Скорее, это была модель акционерного общества с участием (хотя и не оформленном юридически) на паевых началах всех работающих.

Подобная модель организации производства в западных странах стала широко практиковаться только после второй мировой войны и дала положительный эффект в плане личной мотивации сотрудников, которые были не только работающими по найму за зарплату, но и совладельцами.

Можно предполагать, что великий писатель не мог не видеть литературной беспомощности автора педагогических книг. Однако же он протежировал их издание.

Советский государственный аппарат, также раскусил суть учения Макаренко и принялся целенаправленно выдавливать педагога из системы образования, что, в конце концов, ему удалось.

В Президиум Харьковского окрисполкома 24 декабря 1927

Колонию имени М. Горького в течение года посетили следующие иностранные делегации:

28/VIII–26 – американская,

31/VIII–26 – английская,

8/IХ– 26 – американская,

8/IХ–26 – голландская,

17/IХ–26 – немецкая,

16/Х– 26 – французская,

13/IХ–27 – американская,

5/Х–27 – Анри Барбюс,

27/Х–27 – немецкая,

3/Х1–27–французская,

«…– итальянская,

«– английская,

26/Х–26 – английская,

27/Х–26 – итальянская,

28/Х–26 – немецкая,

22/V–27 – бельгийская,

25V–27 – профессор из Берлина,

27V–27 – делегация международного союза «Помощи детям»,

29/VI – 27 – данцигская,

7/VII–27 – пионерская немецкая,

9 ЛХ –27 – немецкая,

10/IХ–27– американский профессор

«– польская,

«… – немецкая,

19/XI–27 – красные фронтовики,

19/XI–27– аргентинская, парагвайская,

20/XI–27 – итальянская,

20/XI–27 – скандинавская,

24/XI–27 – эстонская,

30/XI–27 – бельгийская,

7/ХП–27 – палестинская,

11/XII–27 – немецкая

Всего 32 делегации.

Принимая эти делегации, колония всегда находится в чрезвычайном затруднении. Для одежды, для ремонта, на учебную часть колония получает по обычным соцвосовским нормам, и, как и всякое учреждение соцвоса, колония только при исключительном напряжении может кое-как сводить концы с концами и жить удовлетворительно.

Все же в обыкновенный рабочий день наш внешний вид далеко не блестящ: часть воспитанников одета в старую одежду, иногда даже в рваную, для черных работ, связанных с порчей одежды, в колонии выдается такая «спецодежда», к которой не привык заграничный глаз. Точно так же мы имеем бедно обставленные классы, полное отсутствие учебных пособий, хотя и просторные, но также бедные клубы.

Колония формально считается опытно-показательным учреждением, но никаких дополнительных ассигнований она не получает…

Тем более в теперешнем положении колонию нельзя показывать иностранцам, которые могут неправильно истолковать нашу нужду.

Всего 10 000 руб.

Если такие дополнительные ассигнования невозможны, колония ходатайствует о распоряжении ОкрИК соответствующим учреждениям о том, чтобы иностранные делегации в колонию не привозились.

Зав. колонией А. Макаренко

В условиях тоталитарного идеологического контроля остатки воспитательной системы Макаренко также были уничтожены. Его ученики продолжали нести в себе его учение и даже применяли отдельные элементы на практике, но в сложившейся системе образования не осталось места для главного элемента системы Макаренко – для первичного коллектива, сплоченного не призывами истеричных классных дамочек, а реальным делом, таким, как настоящее высокотехнологичное производство (а не собирание бумажек возле здания школы).

Макаренко выступал против использования для детей элементов тюремного режима в пользу усиления производственного уклона и общевоспитательных методов.

В настоящий момент, после преобразования экономики России на рыночных принципах, появилась возможность возродить модель воспитания Макаренко как воспитательную систему. Однако эта система по-прежнему остается несовместимой с действующей в стране системой образования.