Поэтическое отношение к природе у древних славян

По утверждению Н. А. Афанасьева, «миф есть древней­шая поэзия», а сам человек «был поэтом». В поэзии про­должает жить то единство человека с природой, которого может уже не быть в реальной практике.

Именно с этого разрыва между теорией и практикой начинается собственно поэтическое отношение к природе, которое теряет свое не­посредственное космическое измерение (хотя порой и возвращается к нему) и становится тем, что называется лирикой.

Таким образом, целесообразно различать поэтическое отношение к природе в широком смысле слова, которое при­суще культуре и на стадии образования языка, и на стадии мифологического единства с природой, и в узком смысле применительно к сфере искусства, хотя последнее конечно же связано с мифологией и словотворчеством.

Известные наскальные изображения, позволяющие гово­рить о возникновении искусства, относятся к эпохе верхнего палеолита. Здесь нет смысла подробно анализировать при­чины генезиса искусства, однако некоторые интересные со­ображения можно привести.

В палеолитическом искусстве привлекают внимание мифологические моменты, например изображение колдуна в маске оленя с ветвистыми рогами, нацарапанное в центре пещеры «Три брата» в Пиренеях.

Возможность такого производственного переряживания определялась, по-видимому, характерным свойством нерв­ной системы животных и особенно гоминид — имитатогенностью, склонностью к имитированию поведения других существ, что в большой степени свойственно современным обезьянам.

Последнее важно для различных форм единства человека с животным миром.

Таким образом, магия выво­дится Рыбаковым из практически-производственных задач древнего человека, а искусство, становление которого тесно связано с магией, есть основания выводить из потребностей магии или представлять как некое компенсирующее сред­ство.

По-видимому, для древнего человека, как, впрочем, и для современного, значение имели и та, и другая функции искусства.

Искусство нацелено на выполнение практических задач и в то же время идеально, оно и отражает, и воображает. Что является стимулом к этому? По мнению Б. Ф. Поршнева, древнейшие палеолитические изображения могут быть рас­смотрены в аспекте обхода или возмещения запрета при­косновения. З

Зарождение собственно образов, по Поршневу, есть попытка сбросить нервное бремя галлюцинаций от за­прета нормальных реакций на чувственное раздражение, который следует из появления частной собственности, т.е. социально обусловлено.

Расширяя эту мысль, можно сказать, что искусство есть своеобразная форма реакции на недостижение, особого рода компенсация практически-материального действия, способствующая уравновешиванию человека с миром, гар­монизации психофизиологических и социальных процессов личности.

Этим объясняется его важнейшее значение для всей системы взаимоотношений человека и природы.

Соединяясь с представлением о симпатическом сходстве, одним из основных в магии, оно почиталось как имеющее конкрет­ный практически-материальный смысл и готовящее к пре­образованию мира.

Так, изображение пронзенных стрелами животных считалось помогающим на охоте, а изображение дождя — способным вызвать дождь. Взаимопроникновение магии и искусства основывалось на тождестве функций, ко­торые они выполняли в первобытном обществе.

Мифологическое единство с природой было единством поэзии и практического познания. Как отмечает А. Н. Афа­насьев, «религия была поэзией и заключала в себе всю мудрость, всю массу сведений первобытного человека о природе».

В свою очередь, особенно на ранних стадиях поэтического творчества — в сказках и былинах, мифоло­гия занимает весьма существенное место.

Сказки, вообще говоря, и представляют собой обломки мифов и, стало быть, прежнего мифологического единства человека с природой (через антропоморфизм, аниматизм).

А. Н. Афанасьев на многочисленных примерах раскрыл связь сказок, былин и поэзии с мифологией. Он называл древнего славянина поэтом, который «жадно всматривал­ся в картины обновляющейся природы, с трепетом ожидал восхода солнца и долго засматривался на старые, но дев­ственные леса».

И первые его наблюдения, первые опыты ума, религия и познание «составляли одно целое, были проникнуты одним пластическим духом поэзии». Мифологи­ческая основа сказок обосновывается Афанасьевым посто­янством на огромных пространствах и во времени сходных сюжетов.

Поэтому следует признать, что «сказки создались на мотивах, лежащих в основе древнейших воззрений арийского народа на природу».

По всей вероятности, уже в эту давнюю арийскую эпоху и были выработаны главные типы сказочного эпоса. То, что сказки — не простые аллегории, а выражение древнего единства человека и природы, дока­зывает доселе сохранившийся обряд ряжения.

Предмет многих сказок — разнообразные явления всей одушевленной природы. В сказке чудесное неразрывно свя­зано с тем, что сама природа воспринималась в своих су­щественнейших моментах как чудесное. Поэтизация этого чудесного восприятия и воплощалась в сказках.

Вместе с фольклорными произведениями человек впи­тывал в себя с детских лет любовь к окружавшему его родному миру. В. А. Сухомлинский писал, что развитие человека, не испытавшего в детстве воздействия сказки, неполноценно.

А полноценна ли жизнь взрослого человека, не испытывающего состояния духовного подъема, не встающего на борьбу за высокие нравственные («сказочные») принципы?

Для сказок характерно сочувственное отношение героя — носителя высоких нравственных принципов — ко всему жи­вому. Когда героиня «Аленького цветочка» спешит вовремя вернуться к чудовищу, она знает, что видеть его снова будет непереносимо, но не может допустить мысли о его смер­ти.

Постоянный мотив русских сказок — помощь добрых людей природе и ответная забота природы об этих людях, когда им угрожает опасность («Гуси-лебеди», «Синеглазка» и др.). Этот мотив настраивает на заботу и любовь к приро­де, и, вероятно, он действовал на всем протяжении русской истории.

Как отмечает М. А. Некрасова, «в фольклоре при­рода всегда выразитель Красоты, Добра, она слита с нрав­ственным миром. Поэтому природа выступает как критерий человеческих ценностей».

Следует отметить, что сказки в их первоначальном ва­рианте не создавались для того, чтобы выразить какие-либо моральные установления.

Чем древнее сказка, тем спутан­нее ее этическое кредо, что служит еще одним подтвержде­нием ее первоначально мифологического содержания. Лишь потом, в эпоху разрыва поэзии и практики, сказки демифо­логизируются и одновременно морализируются.

На этой основе создается чисто поэтический жанр — басня.

Природа в сказке — активное действующее лицо сюжета, а не просто место действия и окружающая среда: она по­могает герою, сочувствует ему, сопереживает вместе с ним или, наоборот, активно противодействует.

Большое зна­чение природа как символ имеет в народной лирической песне, расширяя ее содержание и выводя его за рамки ин­дивидуальных чувств и переживаний. Сложнее положение с былинами, в которых на первом плане присутствует исто­рический и чисто человеческий мотив.

Однако и здесь, хотя и в более опосредованной форме, можно выделить природ­ную основу.

Например, известное сказание о богатыре Никите Ко­жемяке, запрягшем змея в соху весом 300 пудов и проло­жившем борозду до самого моря, отражает уподобление земного небесному.

Змеи мифологически выступали как демонические представители громовых туч, с которыми вел вечные, нескончаемые битвы молниеносный Перун. Это же уподобление земного небесному находим и в языке (пахать сокоренно пахнуть).

Отметим и такую форму поэтического отношения к при­роде, как произведения, приуроченные к определенным по­этическим праздникам (например, колядки, рифмованные заговоры). Здесь все мифологически значимо и в то время имеет свое особое поэтическое звучание.

Вполне понятно, почему русские символисты конца XIX в. обратили внима­ние на произведения подобного рода и находили в них от­ражение утраченного единства человека с природой.

Существенным моментом поэтического отношения к природе было представление о мире как красивом и гар­моничном, что нашло свое выражение в наименовании его «белым светом», аналогично тому, как древние греки на­звали Вселенную космосом (греч. kosmos — порядок и пре­красное).

«Белый свет» был одновременно и Вселенной — местом вселения, обитания, поскольку сам мир понимался практически, т.е, как мир, заселенный человеком.

Как отме­чает Д. С. Лихачев, древнерусское искусство «преодолевает окружающую человека косность, расстояния между людь­ми, мирит его с окружающим миром. Оно — доброе». Через добро русский человек стремился к миру с природой.

Рассматривать поэтическое отношение к природе пре­жде иных форм дает основания не только большая разра­ботанность этой темы применительно к начальным векам русской истории, но и свидетельства самих исторических памятников.

О славянских гуслярах известно с VI в. (со­общение византийского историка Феофилакта).

Миролюбие славян, зафиксированное историческими ис­точниками, по-видимому, сопровождалось и их миролюбием по отношению к природе, что проявилось в фольклоре.