Исторические предпосылки возникновения эргономики

Собственно эргономика возникла несколько десятилетий тому назад, однако можно считать, что ее истоки восходят ко временам первобытного общества, которое научилось сознательно изготовлять орудия, придавая им удобную для определенной работы форму и расширяя тем самым возможности человеческих органов.

Уже со времени второй межледниковой эпохи, как показывают археологические находки, критериями оценки вносимых изменений в орудия труда с целью их улучшения служили удобство применения и соразмерность с естественными органами человека.

В доисторические времена, отмечает Б. Шеккел, удобство и точное соответствие орудий труда потребностям человека были вопросом жизни и смерти, так как если он изготовил плохое оружие и не мог достаточно эффективно его применять, на свете очень скоро становилось одним плохим конструктором меньше.

Дж. М. Кристенсен также относит предпосылки возникновения профессии эргономиста ко временам первобытного человека, чем законно могут гордиться, считает американский ученый, специалисты в области эргономики.

«Специально отобранные камни, костяные ложки, простейшие орудия и посуда явились результатом специфических осознанных реакций на взаимодействия между человеком и средой… Разница между первобытной эпохой и нашим временем заключается главным образом в степени сложности. Эта сложность,— подчеркивает ученый,— является основанием для существования эргономики».

Орудия труда совершенствовались в процессе практической деятельности многих поколений. Поэтому многие старинные инструменты по конструкции и форме отвечают современным требованиям.

«Серп для жнеца — это смычок,— писал художник К. С. Петров-Водкин,— в нем все должно быть пригнано в размере и веседля работника. Хорошие серпы на базаре не покупались. У нас в городке было несколько кузнецов специалистов, знавших секреты кругления лезвия, нарезки и накала стали».

До определенного периода и степень совершенства технических объектов определялась эмпирическим путем, так как практическое использование процессов и материалов природы опередило формулирование основных законов, в соответствии с которыми люди добивались необходимых технических решений. Еще в середине 70-х годов прошлого столетия в создании станков безраздельно царствовали традиция, опыт, глазомер. Техника парового двигателя на полвека опередила его теорию.

Не только искусные ремесленники отдаленных времен, но и многие инженеры-конструкторы наших дней интуитивно и в меру полученного практическим путем знания законов психофизиологии проектируют машины, удобные в эксплуатации и легко управляемые.

Так, рулевое управление первых несовершенных в конструктивном отношении летательных аппаратов соответствовало логике движений пилота и гарантировало от ошибок в критических ситуациях. Чтобы набрать высоту, летчик тянул ручку «на себя», а при посадке «отдавал ручку от себя».

Однако на современном этапе научно-технического прогресса многие вопросы взаимодействия человека и техники уже невозможно решать только на основе здравого смысла, опыта и интуиции.

Обращение к анализу исторических предпосылок возникновения эргономики позволило в последнее время выявить целый ряд фактов и положений, которые ранее не могли быть введены в систему историко-научных знаний.

Термин «эргономия» предложен в 1857 г. польским естествоиспытателем Войтехом Ястшембовским, который опубликовал в еженедельнике «Природа и промышленность» статью под названием «Очерки по эргономии, или науке о труде, основанной на закономерностях науки о природе».

Работа представляет теоретическое исследование, в котором предпринята попытка построить модель трудовой деятельности человека, базирующуюся на законах естествознания.

Первые шаги в научном изучении трудовой деятельности обычно связывают с именем Ф. Тейлора и относят к периоду образования крупного капиталистического машинного производства, в условиях которого, как писал К. Маркс, «уничтожается более сложный труд, охватывающий различные виды деятельности, и на место этого более сложного труда ставится простой машинный труд.

Под простым машинным трудом мы понимаем те вспомогательные операции, которые должен выполнять человек, обслуживающий рабочую машину».

Создавая одну из первых научно обоснованных систем эксплуатации наемного труда, Ф. Тейлор проводит экспериментальные исследования простого машинного труда, результаты которых используются при его рационализации.

Руководствуясь при проведении этих исследований принципами технологического детерминизма, в соответствии с которыми рабочий рассматривается в качестве одного из элементов технологической системы производства Ф. Тейлор обосновывает необходимость разделения трудовых функций работающих на элементарные операции и стандартизированные движения.

«Нивелирование роли работника ведет к тому, что на первый план выдвигается рациональная структура производства. Это объективное обстоятельство дает повод рационалистически истолковывать производственный процесс, рассматривать систему «человек — машина» лишь как систему машин, абстрагировано от самого человека».

Продолжая работы, начатые Ф. Тейлором, Ф. Гилбрет выдвигает идею универсальных микродвижений (терблигов), из комбинации которых в различных сочетаниях и в различной последовательности должна состоять любая операция.

Трудовые функции предельно упрощаются на заводах Г. Форда. В рамках системы Ф. Тейлора зарождается и практически реализуется в капиталистическом производстве концепция «инженерного проектирования» методов работы.

Важную роль в формировании этой концепции сыграли труды Ф. Гилбрета, где обоснована необходимость перехода от изучения метода работы после ее начала к его изучению до начала работы, т. е. к проектированию процесса. В работах Ф. Тейлора содержится мысль о том, что максимальная подгонка человека к машине предполагает и соответствующее ее проектирование.

По технико-экономическим причинам принцип, согласно которому орудия труда должны соответствовать физической организации работника, был реализован на практике Ф. Тейлором лишь на примере конструирования простейших орудий труда — лопат различных размеров и форм.

Тейлоризм с его предельно механистическим подходом к изучению трудовой деятельности человека имеет много общего с формировавшимся приблизительно в то же самое время бихевиоризмом, в основе которого лежит понимание поведения, деятельности человека как механического сочетания элементарных реакций на воздействия внешней среды.

Определение рациональных перерывов в работе как способ борьбы с утомлением — один из принципов, выявленный Ф. Тейлором чисто эмпирически. Однако принцип этот не оградил систему Ф. Тейлора от проблемы борьбы с утомлением, которую капиталистическая система организации труда обостряла до предела.

В конце XIX и начале XX в. в Германии, Англии, США и других странах организуются специальные гигиенические и физиологические лаборатории, кафедры и институты, сотрудники которых изучают влияние на организм человека трудовых процессов и окружающей его производственной среды.

Первая мировая война и связанное с ней быстрое развитие военной промышленности привели к тому, что в результате интенсификации труда и удлинения рабочего дня до 13—14 часов перенапряжение рабочих и быстро развивающееся утомление достигли крайних пределов.

С утомлением было связано резкое увеличение количества травм на производстве. Положение было настолько серьезным, что вынудило образовать в Англии в 1915 г. Комитет по изучению здоровья рабочих, занятых в военной промышленности.

С этим Комитетом, в состав которого входило несколько лиц со специальной подготовкой в области физиологии и психологии, связывают в Англии первое организационное вторжение специалистов этого профиля в промышленность.

После войны комитет был преобразован в Совет по изучению здоровья промышленных рабочих, исследования для которого проводили физиологи, психологи, врачи и инженеры. Эти специалисты, во многих случаях работавшие совместно, проявили интерес к широкому кругу проблем, начиная с изучения рабочей позы и кончая использованием функциональной музыки на производстве. Некоторые из этих исследований можно с полным правом назвать междисциплинарными.

Технический прогресс и развитие производства поставили на повестку дня проблему профессионального отбора, т. е. выбора лиц, от которых можно ожидать с наибольшей вероятностью успешного выполнения определенной работы. Попытки в этом отношении с применением совершенно произвольных приемов предпринимал Ф. Тейлор. Одни из первых работ по определению профессиональной пригодности выполнил накануне первой мировой войны Г. Мюнстерберг.

К этому же времени относится возникновение психотехники, задачей которой явилось приложение психологии к решению практических вопросов, в основном связанных с трудовой деятельностью.

На первом этапе развития психотехники центральное место в ней заняли проблемы профессионального отбора. В дальнейшем в задачи психотехники включалось решение таких вопросов, как профессиональное обучение, рационализация труда, борьба с профессиональным утомлением и несчастными случаями, приспособление человека к машине и машины к человеку, психология воздействия средствами плаката, рекламы, кино и т. п.

По своему содержанию и методам психотехника в значительной части совпадает с психологией труда.

В психологии труда как таковой и в психотехнике появлялись идеи комплексного подхода к изучению и рационализации трудовой деятельности. Они намечались уже в предложенном Ф. Гизе различении психотехники объекта и психотехники субъекта.

Первая связана с поисками средств для наилучшего приспособления объективных производственных факторов к психологическим свойствам человека, а вторая — с приспособлением психических свойств человека к определенным объективным условиям и требованиям профессии.

В 20—30-е годы интенсивно развиваются физиология, психология и гигиена труда, а результаты соответствующих исследований получают широкое применение в производстве. В ходе названных дований накапливались знания об отдельных аспектах трудовой деятельности человека и факторах, ее определяющих.

Принципы технологического детерминизма в подходе к изучению трудовой деятельности, а точнее трудовых функций «частичного человека» в крупном машинном производстве, определяли направленность соответствующих исследований.

Физиология труда, биомеханика, психология труда и целый ряд других дисциплин решают задачи приспособления человека к машине.

Осуществляются отбор, приспособление, тренировка человека к соответствующим технологическим процессам, орудиям и машинам.

«Человек в системе «человек —машина»,— писал А. Н. Леонтьев, — необходимо подчиняется машине, приспосабливается к ней. Даже когда вопрос исследования формулируется в терминах «приспособления машины к человеку», то это выражает собой лишь частную задачу внутри той же общей проблемы подчинения человека машине. По существу, это вопрос о том, какие особенности человека должны учитываться при создании машины для того, чтобы человек мог ее обслужить».

В 20-е годы XX в. зарождается индустриальная социология, возникновение которой связывают с проведенным под руководством Э. Мэйо известного хоторнского эксперимента на предприятиях американской электротехнической компании «Вестерн электрик».

Новые условия производства, качественно изменившаяся рабочая сила, считал Мэйо, настоятельно требуют переноса центра тяжести в использовании рабочей силы с экономических на моральные и психологические стимулы.

Начав с критики тейлоризма, Э. Майо и не мыслил об отмене или замене этой системы, а лишь пытался «гуманизировать» ее методы (Организации производства, придать им «благопристойную форму», имея в виду при этом повышение производительности труда, укрепление существующей организационной структуры и сглаживание внутренних противоречий в системе капиталистической организации.

Этим целям служат теория и практика человеческих отношений, в ходе формирования которых вместе с тем было привлечено внимание к изучению факторов и стимулов положительного и отрицательного отношения к труду работников промышленного предприятия, закономерностей формирования трудовых коллективов и влияния коллектива на личность и т. д.

С именем Э. Мэйо связывается новый подход к проблемам оптимального использования трудовых ресурсов. «Основным полем деятельности «психосоциологии» стали отношения «рабочий коллектив — система производственной техники», заменившие в ходе развития технологической интеграции автоматизированного производства систему «человек — машина».

В 30-е годы экспериментальные исследования психологии групп и мотивации осуществляет Курт Левин, основатель теории групповой динамики. Изучением психологических взаимоотношений людей в малых группах занимается Дж. Морено, используя для этих целей социометрические тесты.

«Отныне психологи в промышленности начинают пристально следить за тем, что происходит в группе, выявляют взаимоотношения между ее участниками, причины низкой производительности, взгляды, настроения, проявления недовольства, распределения ролей между членами группы, их восприятие друг друга и своего лидера, их отношения к нанимателю и поведение вне предприятия… Они предлагают меры по созданию нужной социально-психологической атмосферы».

В 20—30-е годы предприниматели ряда стран и прежде всего США проявляют повышенный интерес к методам психологического воздействия на рабочих. В США в 1921 г. создается даже специальная компания под названием «Психологическая корпорация».

«Когда легко мобилизуемые резервы рабочего времени исчерпаны, капитал вынужден переходить к новым методам управления, учитывающим человеческий фактор в не меньшей, а позднее и в большей степени, чем фактор технический и материальный. Сохранение старых методов управления, связанных с тейлоризмом, ведет к гигантским и все возрастающим потерям, возникающим вследствие игнорирования человеческого фактора в производстве».

Действительное и полное развертывание творческих сил трудящихся в производстве и других сферах общественной жизни стало возможным только после победы Великой Октябрьской социалистической революции, которая ознаменовала коренное изменение в характере труда.

В условиях величайшей в истории человечества смены труда подневольного трудом на себя одной из главных, коренных и злободневных задач всей общественной жизни первого социалистического государства стала задача учиться работать. Советские ученые приступили к исследованию человека освобожденного труда как новой исторической фигуры и использованию средств науки с целью рационального построения,, его деятельности.

Предлагая объявить конкурс на учебник по научной организации труда, В. И. Ленин считал, что за основу такого учебника можно взять книгу П. Керженцева «НОТ».

Книга эта включала в себя три части:

1. изучение человека с точки зрения максимальной эффективности его работы, т. е. изучение субъективного момента труда;
2. изучение и приспособление материальной обстановки труда, орудий и пр.;
3. изучение рациональных методов организации труда, т. е. взаимоотношений между субъективными и объективными моментами работы.

По этой программе и начала разворачиваться научно-практическая работа в нашей стране.

Вопрос об изучении трудовой деятельности человека представителями разных наук, в каждой из которых она рассматривается под определенным углом зрения, подвергся серьезному обсуждению в 1921 г. на первой Всероссийской инициативной конференции по научной организации труда и производства.

На этой конференции с докладом по основным проблемам психологии, Физиологии и гигиены труда выступил академик В. М. Бехтерев. Критикуя систему Ф. Тейлора, Бехтерев сформулировал принципиально новый подход к проблеме, полностью отвечавший духу ленинских идей.

На выполнение человеком одноообразных, механических операций в процессе работы мы смотрим, продолжил, выступая на конференции, мысль своего учителя В. Н. Мясищев, как на временную меру, пока не создана соответствующая машина.

«Нам представляется,— подчеркнул он,— совершенно неприемлемым стремление Тейлора сделать из человека машину».

Многогранность и сложность изучения и организации трудовой деятельности с целью решения триединой задачи — повышение производительности труда, сохранение здоровья и развитие личности трудящихся — требуют комплексного подхода.

Идея такого подхода, содержавшаяся в докладах В. М. Бехтерева и В. Н. Мясищева, имела теоретические и экспериментально-методические предпосылки ее реализации. Такие предпосылки формировались в созданных в разное время и руководимых В. М. Бехтеревым многочисленных научно-исследовательских лабораториях и институтах.

Среди них прежде всего следует назвать Психоневрологический институт и Институт по изучению мозга и психической деятельности.

Своими истоками указанные предпосылки исследований уходят к идеям И. М. Сеченова, с работами которого — «Физиологические критерии для установки длины рабочего дня» (1897), «Участие нервной системы в рабочих движениях человека» (1900), «Участие органов чувств и работа рук у зрячего и слепого» (1901), «Очерк рабочих движений человека» (1901)—связывают зарождение отечественной физиологии и психологии труда.

Комплексный подход к изучению трудовой деятельности явился характерной особенностью исследований, которые проводились в первые годы существования Института по изучению мозга и психической деятельности, созданного в 1918 г. по решению Советского правительства на базе бывшего Психоневрологического института.

Изучение различных видов трудовой деятельности отвечало основной направленности работ вновь созданного института, а именно задаче всестороннего изучения человеческой личности, условий ее развития и деятельности.

«Впервые в отечественной и мировой науке Бехтерев объединил деятелей различных наук для синтетического и комплексного изучения мозга и личности в интересах воспитания, организации труда и личности человека».Уже в 1918 г. в составе Института по изучению мозга и психической деятельности был организован специальный отдел профессиональной психологии, который вскоре преобразовали в отдел труда с более широкими задачами и масштабами деятельности.

Сотрудники отдела проводили исследования как на заводах и фабриках, так и в лабораториях института.

В 1920 г. по просьбе Народного комиссариата труда и Военно-санитарного управления институт предпринял изучение трудовой деятельности радиотелеграфистов и врачей. Изучение осуществлялось под руководством В. М. Бехтерева специально созданными для этих целей комиссиями, в состав которых входили представители различных научных специальностей.

Цель названных исследований состояла не только в разработке практических рекомендаций, но и в уточнении путей и форм научного изучения трудовой деятельности в новых социальных условиях.

Подвергнув анализу достижения отечественной и зарубежной практики и обобщив двухгодичный опыт собственных исследований, В. М. Бехтерев и его сотрудники пришли к твердому убеждению, что для планомерного и всестороннего изучения трудовой деятельности работников различных профессий необходимо создать научно-исследовательскую организацию по образу и подобию Института по изучению мозга и психической деятельности, в которой реализовалась бы идея единства различных направлений исследования трудовой деятельности.

Развивая идеи В. М. Бехтерева о комплексном изучении трудовой деятельности, В. Н. Мясищев предложил создать особую научную дисциплину — эргологию. Он считал целесообразным синтезировать человеческие знания с точки зрения их отношения к труду и, «поскольку номенклатура есть орудие систематизации, объединить эту точку зрения единым термином эргологии, учение о работе человека».

Аргументируя необходимость такой науки, В. Н. Мясищев указывал: «Выделение в особую дисциплину может быть обоснованно, во-первых, тем, что деятельность (трудовая.— В. 3. и В. М.) не изучается в целом ни одной из существующих наук, во-вторых, тем, что она не умещается в рамки ни одного из существующих предметов, и, в-третьих, потому, что этот предмет является чрезвычайно важным, в чем, кажется, не возникает сомнения».

При создании оптимальных условий труда необходимо учитывать, подчеркивал В. Н. Мясищев, весь комплекс сложных, а иногда и противоречивых требований. Синтетическая природа проблем эргологии обусловливает необходимость их глубокой методологической проработки: «… если мы хотим труд организовать,— говорил В. Н. Мясищев,— то мы должны в первую голову организовать изучение его: должен быть организационный центр методологии работы, которая должна быть строго разработана.

Этот центр и есть эргологический институт». Новизну и перспективность предлагаемого подхода к изучению трудовой деятельности сразу же оценил С. Г. Струмилин, который заявил, что «… конференция должна поддержать эту идею —такую координированную работу всех специалистов, занимающихся вопросами труда».

Положительно оценивая итоги работы Первой Всероссийской инициативной конференции по научной организации труда и производства, В. М. Бехтерев поддержал мысль В. Н. Мясищева о создании специальной научной дисциплины о труде и предложил назвать ее «эргонологией», понимая под этим термином учение о законах работы. Он высказал надежду, что наука о труде получит в нашей стране соответствующее развитие.

В. М. Бехтерев и его сотрудники разработали проект создания Эргологического института (Институт труда), который должен был основываться на тех же научно-организационных принципах, что и Институт по изучению мозга и психической деятельности.

Более того, ученые настаивали, чтобы новый институт был создан при Институте по изучению мозга и психической деятельности, так как только при таком условии он мог в то время приступить к практической реализации идеи о комплексном изучении трудовой деятельности.

Проект нового института в 1920 г. был представлен на рассмотрение Петроградского совета профессиональных союзов, который одобрил предложение о его создании. Однако в силу целого ряда объективных причин проекту не суждено было осуществиться.

Многие из сформулированных В. М. Бехтеревым и В. Н. Мясищевым положений не утратили своего значения и в наши дни. Идеи, развивавшиеся В. Н. Бехтеревым и его сотрудниками, намного опережали реальные задачи и возможности того времени в области изучения и организации труда.

В 1924 г. в Петрограде изучением человека в труде занимается А. А. Ухтомский с сотрудниками, организуя для этих целей лабораторию и проводя исследования непосредственно на заводах.

Интенсивная деятельность Ухтомского в этом направлении позволила стать ему одним из создателей новой научной дисциплины — физиологии труда. Выступая на XV Международном конгрессе физиологов (Москва, 1935), А. А. Ухтомский подчеркнул, что исследованиям физиологии труда «в стране социализма принадлежит постоянное нормальное место, и поучительно видеть ее развитие здесь.

Целый ряд выдающихся физиологов Союза мог быть выдвинут нашей страной перед иностранными гостями: проф. М. Н. Шатерников, Н. А. Бернштейн, И. Л. Кан, К. X. Кекчеев, М. И. Виноградов и др.».

Созданный в 1921 г. Центральный институт труда ВЦСПС (ЦИТ) сосредоточил свои усилия на исследовании трудовых движений и разработке методов рационального производственного обучения.

Характеризуя науку о человеческом труде как своеобразную трудовую технологию, А. К. Гастев рассматривал инженерный расчет и анализ в качестве важных средств изучения человека в трудовом процессе. Вместе с тем он подчеркивал, что одной из основных задач ЦИТа должно быть синтезирование всех достижений психофизиологических исследований. Разрабатывая концепцию трудовой «установки», А. К. Гастев понимал ее как способ организации движений, предваряющий, направляющий и стабилизирующий «цепи» реакций.

Развивая идеи социальной инженерии, А. К. Гастев формулирует целый ряд положений, которые имеют явно кибернетическую направленность. Глубокая вера А. К. Гастева в неограниченные возможности творческой инженерии стимулировала работу его мысли в плане разработки идеи, созвучной современным положениям о проектировании конкретных видов трудовой деятельности.

Однако на этом пути А. К. Гастев не избежал серьезных методологических просчетов, связанных, как отмечает Е. А. Климов, с отрицанием стойких индивидуальных особенностей человека и пониманием трудовой деятельности как пассивного продукта объективной обстановки.

Перспективные подходы к изучению и управлению трудовой деятельностью, намеченные А. К. Гастевым, получили дальнейшее развитие и обоснование в трудах Н. А. Бернштейна, который в 20-е годы заведовал биомеханической лабораторией ЦИТа.

«Идейно-научная атмосфера этого учреждения (ЦИТ.— В. 3. и В. М.), где широко развернулись междисциплинарные исследования труда по новаторской гастевской программе, без сомнения воздействовала и на искания молодого Бернштейна».

Представляется продуктивной попытка Н. А. Бернштейна рассматривать целый ряд принципиальных проблем улучшения и оптимизации трудовой деятельности с позиций системно-структурных воззрений, которые формировались у него в процессе изучения физиологических механизмов регуляции и построения движений.

И дело не только в том, что ученый употребляет сам термин «система», но прежде всего в глубоком понимании системной природы объектов, в выделении тех признаков, которые считаются центральными при определении системы: определенная целостность, иерархичность, отношения и связи, структура.

«Производственный процесс, к какому бы виду производства он ни относился,— писал Н. А. Бернштейн,— выполняется системой, состоящей из:

• 1) орудия производств;
• 2) работника, обслуживающего это орудие.

Деятельность такой системы, очевидно, тем совершеннее, чем лучше она рассчитана в целом и чем ближе соответствие между частями системы — орудием и работником».

Основываясь на достижениях биомеханики того времени, и прежде всего на результатах собственных исследований, Н. А. Бернштейн неоднократно указывал на возможность биомеханического расчета указанных систем, по точности не уступающего инженерному расчету их механических частей.

Успехи биомеханики как научной дисциплины укрепляли также веру ученого принципиальную возможность расчета системы «человек — орудие труда» с позиций человеческого фактора в целом.

Термин «человеческий фактор» Н. А. Бернштейн употреблял в собирательном значении, довольно близком по содержанию современному его значению, для обозначения психофизиологических характеристик человека, определяемых в конкретных условиях его взаимодействия с орудием труда.

«Почему у Hutte нет таблиц его (человека.— В. 3. и В. М.) размеров, характеристик прочности, мощности, механической конструкции. И можно ли надеяться,—• заключает ученый,— на безупречную работу системы, одна из составляющих которой рассчитана по всем правилам новейшей сложной техники, а другая взята без всякого расчета и даже без всякого знания».

Оптимизация названных систем не может быть сведена только к решению задачи приспособления человека к орудию труда, машине. Н. А. Бернштейн показывает ограниченность такого подхода к проблеме, который являлся традиционным и доминировал в физиологии и психологии труда в 20—30-е годы.

«Профотбор,— отмечал ученый,— орудие далеко не гибкое; его применимость ограничена скромным размахом естественных биологических вариаций. Если нельзя приспособить работника к орудию и обстановке,— делает вывод Н. А. Бернштейн,— то следует приспособить орудие и обстановку к работнику».

Принципиальные установки ученого находили воплощение в прикладных исследованиях, одно из которых было связано с психофизиологической реконструкцией рабочего места вагоновожатого.

Анализ положений, содержащихся в работах Н. А. Бернштейна, позволяет сделать вывод, что рассматриваемые им системы «человек— орудие труда — производственная обстановка» характеризуются как многоуровневые, что предполагает наличие взаимосвязанных, но относительно автономных уровней их изучения и оптимизации.

Биомеханический подход является одним из уровней анализа и проектирования таких систем. Связывая надежды на реализацию в 30-е годы многоуровневого подхода к оптимизации указанных систем с охраной труда, Н. А. Бернштейн активно выступил против того, что она «часто становится бытовым компромиссом почти филантропического порядка, вместо того, чтобы лечь в основу норм и расчетов всей работающей системы в целом.

Работник охраны труда,— подчеркивал ученый,— должен по-настоящему не вносить поправки в готовую конструкцию, сделанную без его участия, а участвовать как необходимый сотрудник в самом созидательном процессе».

Предпосылки комплексного подхода к изучению и оптимизации трудовой деятельности формировались в 20—30-е годы в целом Ряде других исследований, прежде всего связанных с анализом сложных видов трудовой деятельности. Обобщая опыт исследовании предшествующих лет, Н. М. Добротворский в 1930 г. следующим образом формулировал задачи изучения летного труда. «Изучение летного труда,— писал он,— распадается на ряд задач.

1. Изучение орудий производства, т. е. самолета и его оборудования. Изучение орудий производства должно вестись с точки зрения, с одной стороны, приспособленности их к тому человеческому материалу, которым мы располагаем, и, с другой стороны, с точки зрения подбора человеческого материала, вполне соответствующего тем требованиям, которые предъявляют орудия производства.

2. Изучение условий летного труда. При изучении условий летного труда нам важно не безотносительное влияние этих условий, как это рассматривается в гигиене, а значение влияния этих условий, в зависимости от условий применения (форм тактического использования), дабы заранее учесть, какие люди будут наиболее подходящи для выполнения тех или иных боевых заданий.

Каким образом лучше осуществлять выполнение этих заданий, чтобы с возможно большей полнотой использовать те свойства, которыми обладает находящаяся у нас в части живая сила.

3. Изучение летно-трудовых процессов. Здесь наше внимание должно быть сосредоточено как на характере изучаемых трудовых процессов, так и условиях, повышающих их эффективность.

4. Изучение летного состава. Эта задача имеет в виду разрешение вопросов комплектования воздушного флота соответственного качества живой силой в соответственном летном виде».

В работе Н. М. Добротворского предельно четко и последовательно прослеживается подход к изучению и оптимизации трудовой деятельности летчика, который в современных условиях называется комплексным. Здесь присутствуют все элементы такого подхода и указаны необходимые взаимосвязи между ними.

Обращает на себя внимание глубина постижения Н. М. Добротворским взаимосвязи двух направлений исследований — приспособления человека к технике и приспособления техники к человеку.

«Мы считаем,— писал он,— что требования к человеку могут быть поставлены только лишь после того, как самолет будет приноровлен к требованиям, предъявляемым к нему средним человеком.

Мы отнюдь не склонны ставить требование, чтобы самолеты имели разнообразные конструкции соответственно разнообразию групп людей, могущих быть использованными для работы на самолете — известные ограничения должны быть в отношении человека поставлены, но внутри этих границ самолет должен удовлетворять тем требованиям, которые предъявляются ему для полноценного использования этой средней группы людей».

Характеристики человека в той или иной степени учитывались конструкторами при создании летательных аппаратов и на заре развития авиации. Однако последовательный научно обоснованный подход к их учету, содержащийся в работе Н. М. Добротворского,. далеко опережал научно-техническую мысль того времени.

В методическом отношении анализ Н. М. Добротворским кабины летчика и приборной доски с позиций человеческого фактора не утратил своего значения и в наши дни. Конкретные рекомендации не противоречат современным, хотя отдельные детали, обусловленные конструкцией летательных аппаратов и приборов того времени, представляют лишь исторический интерес.

Содержательная концепция Н. М. Добротворского о комплексном подходе к изучению и оптимизации трудовой деятельности летчика оказала существенное влияние на развитие соответствующих исследований в авиации.

В свете этой концепции не кажутся случайными и неожиданными выполненные Н. В. Зимкиным и Н. А. Эппле в русле психотехнических исследований работы пo изучению авиационных приборов, которые с достаточным на то основанием можно отнести к первым инженерно-психологическим исследованиям.

Стремление комплексно изучать человека в труде, рассматривая его не только как организм, но прежде всего как личность, намечалось в некоторых разделах психологии труда. Достаточно явно проявлялась тенденция к комплексному охвату многих, проблем изучения и рационализации трудовой деятельности в психотехническом движении в нашей стране в 20—30-е годы.

Представляя сложное и противоречивое явление, психотехническое движение выходило за рамки лабораторных психологических исследований и смыкалось, во-первых, с движением за научную организацию труда, реконструкцию и совершенствование производства, а во-вторых, с нарождавшимися проблемами целого-комплекса медико-биологических дисциплин.

Природу этих многосторонних связей можно лучше понять, если иметь в виду, что через толщу различных наслоений в психотехнике под давлением практики пробивалась тенденция к психологическому изучению предметной трудовой деятельности.

Не случайно обращалось внимание на синтетическую природу психологического анализа трудовой деятельности, отправного пункта многих психотехнических исследований. «Только…— писал И. Н. Шпильрейн, совмещая чисто профессиографические задачи с интересами биомеханики, охраны труда и НОТа,— психологический анализ профессий приобретает теоретико-практическую значимость.

В то же время, иллюстрируя единство в многообразии отдельных нотовских проблем, такого рода анализ вскрывает объективную ценность хотя и многопланового, но не эклектического в дурном смысле, и единством внутреннего содержания спаянного методического подхода к общей проблеме научной организации труда и производства».

Рассматривая вопрос о возможном участии психотехника в проектировании орудий труда («активного соучастника в построении основной идеи того или другого орудия труда»), а не только в осуществлении функций психофизиологического контроля и оценки уже сконструированных орудий труда, С. Г. Геллерштейн вплотную подходит к идее, созвучной современным положениям системного подхода в эргономике.

В работах И. Н. Шпильрейнатакже можно обнаружить движение научной мысли в этом направлении. Ученый обращал внимание на перспективность тех психотехнических работ, в которых предпринимались попытки органического сочетания двух направлений исследований:

• одновременного охвата всех факторов, влияющих на эффективность трудовой деятельности;
• выделения каждого фактора в отдельности я определения его влияния на эффективность трудовой деятельности.

Имея в виду исследования подобного типа, С. Г. Геллерштейн [10] писал, что психотехника в данном случае уже перестает быть собственно психотехникой, она перерастает свои границы и должна будет изменить свое название. Эти исследования отражали потребность в междисциплинарных исследованиях.

Предварительным условием эффективного участия психотехники в таких исследованиях явилось решение целого ряда методологических проблем, и прежде всего проблем предметной, трудовой деятельности.

В этой связи представляется существенным высказывание Л. С. Выготского о том, что в процессе сближения психотехники с экспериментальной психологией, генетической психологией и психопатологией происходила более углубленная трактовка проблем психотехники, изменение задач и методов психотехнических исследований. На этом же пути намечалось решение важнейших теоретических проблем, которые вставали перед психотехникой.

«Разрыв между двумя основными формами психотехнического исследования,— указывал Л.С. Выготский,— между аналитическим изучением отдельных, большей частью элементарных функций, на которые разлагается обычно та или иная сложная профессиональная деятельность, и имитативной подделкой всей профессиональной деятельности в целом с максимальным приближением к действительности — должен быть заполнен с помощью изучения высших, сложных синтетических интеллектуальных функций».

Поиски форм и методов комплексных исследований достаточно интенсивно велись в 20—30-е годы в русле работ по охране труда. Формулировались принципиально новые проблемы. «Самое содержание новой техники,— писал В. Строганов,—-должно постоянно расширяться и обогащаться.

Это значит, что развитие социалистической техники должно пойти новым путем, а не теми путями, которыми оно шло и идет в настоящее время в капиталистических странах. Идеи оздоровления и безопасности труда должны у нас стать органической частью развивающейся техники, а не дополнять эту технику как некий посторонний, самостоятельный привесок».

В 20—30-е годы в стране действовала широкая сеть психофизиологических лабораторий непосредственно на фабриках и заводах. Для тех лет было характерно тесное сотрудничество психологов, физиологов, гигиенистов труда, инженерно-технического персонала предприятий, специалистов по организации, охране труда и технике безопасности.

Решение практических задач совершенствования трудовой деятельности и улучшения условий труда на производстве и транспорте являлось той реальной основой, на которой укреплялись взаимосвязь и взаимодействие наук о трудовой деятельности.

В стране действовали лаборатории, которые проводили комплексные исследования трудовой деятельности (научно-исследовательский сектор отдела техники безопасности и промсанитарии Горьковского автозавода, возглавляемый К К. Платоновым, психофизиологическая лаборатория на Московском электрозаводе, возглавляемая А. Ф. Гольдбергом, и др.).

В 1932 г. в резолюции конференции по психофизиологии и организации труда, созванной по инициативе Всесоюзного электротехнического объединения, отмечалось, что «результаты работы психофизиологических лабораторий подтверждают целесообразность и своевременность постановки изучения человеческого фактора и его влияния на протекание трудового процесса в производственной обстановке».

На этой конференции всеобщее внимание привлек доклад А. Ф. Гольдберга, так как в деятельности руководимой им лаборатории нашли отражение некоторые общие тенденции изучения человеческого фактора на производстве.

Одной из особенностей работы лаборатории явилось то, что ее сотрудники действовали в тесном контакте с рабочими, которые были не только испытуемыми, но и активными участниками всех проводимых мероприятий.

«Проведя подробный производственно-психофизиологический анализ процесса работы на агрегатах,— говорил А. Ф. Гольдберг,— детально ознакомившись с санитарно-гигиеническими условиями цехов и основными психофизиологическими особенностями работающих на агрегатах, лаборатория дала ряд предложений, охватывающих рабочее место, сидение, рабочие движения, режим рабочего дня, рациональный пищевой режим и т. д.».

Автор определяет праксеологию как общую теорию успешной целеустремленной деятельности. Проблематика указанной дисциплины перекликается с эргономикой. Тридцать пять лет спустя прямо указал на это Т. Котарбинский в статье «Молодые эргологические науки» (1961):

«В последнее десятилетие мы стали свидетелями возникновения ряда дисциплин, предметом исследования которых служат действия, операции, работа и вообще любые формы деятельности личности, умеющей что-то делать, проявлять активность. Я позволю себе назвать эти науки эргологическими, исходя от названия одной из них — эргологии» .

Эргология (эргонология) не оформилась в 20—30-е годы в самостоятельное научное направление. Однако в это время были определены цели и задачи новой научной дисциплины, намеченыосновные ее проблемы и организационные формы исследований, указаны пути практического приложения и осуществлены первые прикладные работы.