Проблема типологии, структуры и функции религии

В целом, таким образом, религия выступает в двух образах – при рассмотрении ее «изнутри», с позиции верующего человека, и при рассмотрении ее «извне», с позиции чужого. В первом случае речь идет о личной вере, тогда как во втором – только об интерпретации, истолковании. На первый взгляд кажется, что только верующий может правильно рассказать о своей вере, тогда как посторонний человек может упустить нечто важное и существенное.

В действительности, однако, вера имеет парадоксальную природу, ибо «не только каждый тип веры не доступен никому, кроме его исповедующих, но и сама вера не доступна пониманию как таковая».

Верующие сами не могут «ведать» всей содержательной глубиной собственной религии уже по той простой причине, что она всегда предполагает «тайну» и, следовательно, вообще не может быть представлена как однозначная, законченная и ясная рациональная система некоторых формулировок, подобно инструкции по пользованию телевизором, которой можно и нужно «овладеть», чтобы с ним правильно взаимодействовать.

Веру не столько доказывают, сколько показывают, приобщая к ней от сердца к сердцу.
Точка зрения верующего сама весьма проблематична. Выше мы уже цитировали Ивана Ильина, который в «Аксиомах религиозного опыта» писал, что «современное человечество изобилует «православными», «католиками» и «протестантами», которым христианство чуждо и непонятно;
мы уже привыкли видеть в своей среде «христиан», которые суть христиане только по имени, которые лишены религиозного опыта и даже не постигают его сущности».

Отнюдь не всегда идентификация человека себя с тем или иным вероисповеданием означает его действительное вхождение в сферу религиозности. Очень часто такая идентичность носит поверхностный и неглубокий характер.

В качестве примера можно привести и данные современных социологических исследований религиозности современного российского населения, согласно которым до 20% респондентов, назвавших себя «православными», указали, что в Бога они не верят.

С другой стороны, часто извне бывает видно больше, чем изнутри. Кто, к примеру, лучше понимает суть преступности – сами преступники или правоохранительные органы? Кому можно больше доверять в описании нацизма – самим нацистам или их жертвам и противникам? Кто глубже в оценке марксизма – марксисты или их противники?

Религиоведение возникло в XIX веке именно как отстраненный и незаинтересованный взгляд на религию, противопоставляясь предвзятости апологетической теологии. До настоящего времени ему вменяют в вину эту непредвзятость, порой даже называя его отдельной «сектой», или «псевдорелигией».

Действительно, религиоведы интерпретируют вероучение той или иной группы в терминах социологических, психологических, философских или историчеких теорий, неизбежно создавая новый образ того, что уже получило свою интерпретацию в теологии. Возникает конфликт интерпретаций.

Иногда спрашивают, как слепой может рассуждать о живописи, а глухой – о музыке? Как вне религии находящийся человек может рассуждать о ней? В этом скепсисе есть, конечно, определенный резон, однако вся история самого христианства пронизана богословской полемикой с «Другими», иначе говоря, христиане себя считают вправе судить о других, «внешних».

Собственно, с теологической точки зрения принято полагать, что только Бог решает, кого ему спасать, а кто так и погибнет, кто является истинно верующим, а кто – нет, кто верно истолковал религиозность, а кто – ошибался. Любое богословское или религиоведческое утверждение пред-
ставляет собой только символическую систему.

Символы, как мы выше уже отмечали, по мнению Мартина Бубера (1878 – 1965), оказываются обладающими способностью «начинать желать стать большим, чем они есть, большим, нежели знак и намек на Бога. Дело всякий раз кончается тем, что они загораживают путь к Богу и он их покидает», необходимо «…выйти на новую встречу».

Этот путь лежит через любовь, которая выступает как способность человека выйти за «идею Бога», ибо Бог не «Благо», не «ценность», не «истина», не «красота», не нечто схваченное в идее вообще, ибо идея не может любить человека, так как одна личность может любить другую личность. Бог Библии, парадоксальным образом не сводясь и к «Личности», любит человека как личность, может любить личность.

Религия тем всегда и отличалась от магии, что Безымянное само и по своей воле выходит из «тайны своей отрешенности», тогда как в магии человек превращает Его в «пучок сил», над которыми он располагает «тайным знанием и тайной властью».

Бог желает свободно общаться со свободным человеком, который его не заклинает, но любит.
По этой причине «вопрос о том, как анализировать феномен религии в настоящее время, является одним из сложнейших в религиоведении»,поскольку исследователь попадает в логический круг.

С одной стороны, чтобы квалифицировать индивидуальную религиозность, он должен пользоваться общими категориями универсальной «всеобщей теории религии» и типологии «религиозности» как таковой, но чтобы создать такую типологию, он должен описать все многообразие индивидуальной и групповой религиозности.

К примеру, чтобы создать типологию минералов, нужно описать все многообразие природных образцов, обобщить их морфологическое сходство и различия, выделив виды, роды, классы и типы. В дальнейшем выяснится их состав и особенности кристаллической решетки, ко-
торые определяют, собственно, вид минерала, позволяя его синтезировать искусственно.