Становление и развитие институционального направления в экономической науке (Дж.К. Гэлбрейт)

В 1950—1960-е гг. традиции первой волны институционализма были продол­жены Дж.К. Гэлбрейтом. По справедливому замечанию Б. Селигмена, Гэлбрейт, строго говоря, не принадлежит к лагерю институционалистов, однако его метод анализа и выделяемые в соответствии с ним объекты исследования — корпора­ции, государство, техноструктура — вполне солидарны с институционалистской традицией. Часто его относят к направлению неоинституционалистов. Среди ра­бот Гэлбрейта, несомненно, самая известная —“The new industrial state” («Новое индустриальное общество», 1967), а также работа «Экономические теории и цели общества» (1973). Гэлбрейта часто называют главной фигурой неоинституционального направления в экономической мысли. Однако это не так. В действительности связь его с традицией американского институционализма не так уж велика. Хотя в начале научной карьеры он испытал большое влияние Маршалла и Веблена, он не нашел у них сильной теории. В отличие от Веблена, взгляды Гэлбрейта были направлены в область политических решений. Он преодоле­вает точку зрения, что экономическая деятельность подчинена исключительно законам рынка. Не менее значима плановая деятельность корпораций. Можно сказать, что экономика подчинена требованиям техники и организации произ­водства. Техника как применение систематизированных знаний на практике по­зволяет решать стоящие задачи раздельно.

Центральная идея Гэлбрейта заключается в том, что социальная природа по­ ведения в экономической жизни коренным образом изменилась. В экономике произошли такие преобразования, которым уже не могут соответствовать ни не­оклассическая, ни кейнсианская теории, необходим новый подход к анализу но­вой экономики. Если в традиционной капиталистической экономике субъекты хозяйства были одинаковыми по своим качествам, то теперь экономика включа­ет в себя такие разнородные элементы, как, например, фермерское хозяйство и корпорация «Дженерал Моторе»; в экономике происходит интеграция «рыноч­ной системы» и системы крупных корпораций — «планирующей системы». Если рыночная система так или иначе предполагала, что люди распределяют свой доход в соответствии со своими целями и предлагаемыми товарами и услугами на рынке, эти желания людей передаются экономике через функцию спроса, причем чем выше спрос, тем выше цена, а следовательно, и предложение. Про­изводитель реагирует на спрос для того, чтобы получить максимум прибыли; он ориентируется на цены, которые служат для него источником оперативной информации, но, соблюдая собственный интерес, он вынужден соблюдать инте­ресы общества. Желание потребителя возникает самостоятельно, это исходный момент, природа которого вообще не подвергается анализу. Неоклассическая теория, считает Гэлбрейт, имеет и некий этический оттенок —это мораль гражданского общества: если есть конкуренция среди производителей, то цены и до­ходы никто не может фиксировать. Таков демократический контроль общества над экономикой.

Кейнсианская модель вводит некоторые изменения и дополнения: рыночная экономика не всегда сбалансирована, ее механизм саморегуляции необходимо до­полнить регулирующей силой государства, которое поддерживает социально при­емлемый уровень занятости, благосостояния, налаживает кредитно-финансовую систему, механизм налогообложения. Государство также сдерживает стремление некоторых производителей занять монопольное положение, устанавливает эконо­мическое законодательство, участвует в производстве там, где рыночные субъек­ты не в состоянии это сделать (оборона, образование, здравоохранение и т. д.). Но и кейнсианство предполагает, что экономика движется и контролируется согласно стремлениям потребителей, общество как бы заставляет экономику под­чиняться своим целям. Неокейнсианская и неоклассическая вера одинаковы: обе они определяются одинаковыми взглядами на власть рынка.

Эти экономические идеалы, используемые политическими силами, насаж­даются в обществе как некие этические императивы. «Это удобная социальная добродетель», — говорит вслед за Вебленом Гэлбрейт. То, что нужно правяще­му классу, объявляется удобным, нужным, правильным. Прилежный гражданин должен заботиться о потреблении — это его долг перед семьей; он должен тру­диться, так как труд — высшая ценность, долг перед обществом и фирмой; он должен верить в рыночную экономику, поскольку это гарантия свободы и демократии. Но если эта «удобная социальная добродетель» сохранилась и поддержи­вается сегодня, то само общество и экономика переменились существенным об­разом. Теперь главной силой является не государство, а корпорация —опасность пришла не с той стороны, откуда ее ждали: сторонники рыночной экономики боялись возрастающей силы государства, но ныне сила корпораций подчиняет себе и государство, и личность. Итак, по мнению Гэлбрейта, возникает новая ин­дустриальная система — мир корпораций, который сосуществует с мелкими хозяй­ственными субъектами, но теперь уже корпорации определяют «правила игры».

Чем характеризуется эта новая хозяйственная система?

Во-первых, мир корпораций — это мир крупных производителей, причем настолько крупных, что они способны изменить характер всей экономики. Кор­порация может контролировать рынок и удерживать цены, регулируя объемы производства и продажи. Все разговоры об антитрестовском законодательстве — лишь миф для поддержания удобных для правящего класса идеалов, считает Гэлбрейт. Регулируя цены, корпорации получают устойчивый доход, но кроме этого необходимо, чтобы потребители имели достаточный доход для обеспечения платежеспособного спроса — поэтому корпорации воздействуют на государство в целях поддержания стабильного денежного дохода потребителей. Да и сами корпорации уже не ограничивают заработную плату рабочих по минимуму —это раньше предприниматель не мог увеличивать заработную плату, поскольку не мог в условиях конкуренции повышать издержки и цену. Теперь корпорации включают возрастающий доход трудящихся классов в цену, получая стабильный рост платежеспособного спроса. При этом, конечно, возникает инфляционная спираль — рост заработной платы ведет к росту цен, рост цен — к еще большему росту заработной платы и т. д., но это уже не касается корпорации, цели которой реализуются за счет общества.

Во-вторых, корпорация может, используя силу государства, контролиро­вать и издержки —для устойчивого положения необходимы стабильные доходы, а для них — неизменные издержки. Поэтому корпорации стимулируют импе­риалистическую политику, для них новые рынки сбыта играют второстепенную роль, но рынки сырья и дешевой рабочей силы должны быть открыты.

Вообще взаимоотношения экономики и государства изменились в противо­положную сторону, считает Гэлбрейт. Если раньше предприниматель боролся против вмешательства государства в его дела, то теперь корпорация принимает вмешательство государства, подчиняя национальную политику государства своим интересам. В эпоху свободного рынка взаимосвязи государства и фирмы были опосредованы денежными связями — налогами, тарифами, денежной полити­кой. Теперь корпорация напрямую оказывает влияние на правительство через своих представителей, и государство само вынуждено считаться с почти равны­ми ему по силе корпорациями. Но в большинстве случаев интересы корпораций и государства едины, поскольку корпорации лучше всего осуществляют цели го­сударства.

Итак, корпорации контролируют цены, объемы, издержки производства. Они стремятся к стабильности, к сохранению своего положения, поэтому они вынуждены двигаться от стихии неустойчивого рынка к планированию: это уже иная система —«планирующая». Но самое замечательное состоит в том, что корпорации получили возможность контролировать характер спроса — не просто его наличие, но и структуру. Это связано с определенными внешними условия­ми — с изменением экономического поведения субъектов в условиях общества с высоким уровнем потребления. Если раньше потребности человека были свя­заны с самыми насущными благами, то в условиях общества изобилия (“affluent society”) потребности могут быть разнообразными и управляемыми. Последний доллар человек может истратить на еду, но купит он пылесос или электробрит­ву—это уже зависит от рекламы. Таким образом, по Гэлбрейту, корпорация через рекламу может убедить потребителя приобрести свои товары, и спрос по структу­ре становится регулируемым. Процессу регулирования спроса способствует так­же распространяемая «удобная добродетель» — все новое более полезно, удобно и хорошо для потребителя. К этому добавляется интенсивная реклама, и через некоторое время потребитель уже ориентирован на такие потребности, о кото­рых до этого ни он, ни кто-либо другой не догадывался. Есть и другой источник регулирования спроса. Корпорации способствуют тому, чтобы государство было крупнейшим потребителем, и через свое влияние на него добиваются крупней­ших заказов. Обоими способами корпорации подчиняют потребительский спрос своим целям и интересам: экономика получает самодовлеющие цели, отличные от общественных.

Какова социальная природа корпоративной экономики? Если за интере­сами фирмы раньше стоял предприниматель, объединявший собственность и управление, источником его власти был капитал, то теперь последний не дает власти — в корпорациях власть держателя акций сведена до минимума. Реаль­ной социальной силой, с позиции Гэлбрейта, становится власть «технострукту­ры» — менеджеров, специалистов, руководства. Причем это власть не отдельных личностей, а группы специалистов — как бы ни был одарен предприниматель, он не в состоянии управлять гигантской корпорацией. Даже Генри Форд, успеш­но начав дело, в конце концов не справился с управлением корпорацией и при­вел ее на грань финансового краха. Для корпорации необходим штат управля­ющих специалистов, и здесь уже не нужны такие предпринимательские черты характера, как индивидуализм, жестокость, риск, соперничество, властолюбие. Наоборот, значимыми становятся черты сотрудничества, коллективизма. Этими  способами корпорация еще и защищает свое положение от возможного непред­сказуемого поведения отдельной личности; теперь же ни собственник, ни управ­ляющий не способны повлиять на ее интересы. Меняется и природа интересов техноструктуры, в отличие от интересов предпринимателя. Если раньше капи­талист стремился к максимуму прибыли, то теперь корпорация может регули­ровать свои цели. Техноструктура имеет фиксированное вознаграждение — эта «наемная сила» сама себе определяет заработную плату, прибыль же акционеров интересует ее в последнюю очередь — она должна соответствовать лишь минимально приемлемому уровню. Изменяется структура мотивов — технострукту­ру в большей степени интересуют успех, власть в организации, продвижение по службе, а доход ее устанавливается в размерах, в среднем удовлетворяющих потребности. Человек начинает отождествлять свои интересы и интересы ор­ганизации. Техноструктура преследует защитные цели, стремясь избавиться от любого внешнего воздействия: от влияния собственника посредством нейтрали­ зации его минимальным уровнем дохода; от влияния общественности и правительства посредством «удобной» идеологии рыночной экономики, убеждающей в невозможности вмешательства в частные дела фирмы; от влияния потребителя через регулирование спроса; от влияния рынка посредством определения цен и объемов производства. Положительные цели техноструктуры связаны с ростом, который не является объективным, а напрямую определяется интересами тех­ноструктуры — рост дает возможность расширять номенклатуру должностей, выступая свидетельством успеха и процветания, дает гарантию сохранения тех­ноструктуры. Поэтому ею создается удобный идеал того, что экономический рост — наивысшая ценность общества, что экономический рост
обеспечивает стабильность и благосостояние граждан.

Итак, заключает Гэлбрейт, цели техноструктуры отличны от целей общества. Конкретные примеры убеждают в этом. В обществе, где все хорошо с производ­ством автомобилей, упаковок и тому подобных незначительных вещей и где есть трудности с социальным обеспечением, медицинским обслуживанием, жилищ­ным строительством, не все в порядке. Что же надо сделать для объединения це­лей общества и экономики? Гэлбрейт считает, что путь, предлагаемый для этого неоклассической теорией и политикой, ошибочен. Если пустить в ход механиз­мы, препятствующие развитию корпораций, то это отбросило бы общество назад. Стратегией реформ является не просто отделение государства от экономики, а прежде всего — освобождение государственной политики от влияния плани­рующей системы; не техноструктура должна подчинять своим целям прави­тельство, и наоборот, правительство должно использовать в интересах общества в целом планирующую систему. Сами по себе техноструктура и корпорации яв­ляются эффективным средством экономической политики; если они не ориен­тированы исключительно на собственные цели, они должны занять место техни­ческого инструментария, пишет Гэлбрейт. Но для того, чтобы общество оказало решающее воздействие на техноструктуру, необходимо раскрепощение мнений, избавление от догм и «удобной социальной добродетели», согласно чему про­изводство и потребление — условия счастья, труд в виде самоэксплуатации — высшая ценность, экономический рост — благо нации и т. п. Следует изменить представления людей об экономических ценностях и показать значение нема­териальных ценностей — знаний, образования, культуры, свободного времени. Удовлетворение потребностей не должно поглощать всю энергию человека.

Гэлбрейт видел, как в индустриальном обществе меняется роль профсою­зов. Их функции сокращаются и подчиняются нуждам системы. Одновремен­но с этим усиливается общественное значение ученых. Гэлбрейт приписывает академическим кругам функцию источника социальных изменений, которую прежде играли революционно настроенные пролетарии. Ученые предоставляют индустриальной экономике ее главный ресурс — квалифицированные кадры. Организован этот процесс под опекой государства. Это еще одно объяснение за­интересованности индустриального общества в государственном воздействии на экономику. Индустриальная система изменяет характер труда и отношение лю­дей к труду. Последний становится более квалифицированным, более привле­кательным. Появляются возможности выбора направлений приложения своего труда. Как следствие, личность освобождается из мира однообразия и коллек­тивизма. С точки зрения, появившейся среди американских ученых к середине XX в., как капитализм, так и социализм переросли рынок. Гэлбрейт полагал, что плановые системы социализма и капитализма различны не в целях, а в методах. Поэтому он предсказывал конвергенцию в сторону одних форм планирования. Индустриальную систему Гэлбрейт предлагал рассматривать как часть общества, а значит, на основе социологии. В связи с этим общественные цели довлеют над индустриальными, а не наоборот. Трудовая деятельность, которая в целом на­правлена на прибыль, тем не менее занимает человека лишь настолько, насколь­ко это необходимо для обеспечения известного уровня потребления. Исходя из этого, Гэлбрейт сводил экономическое развитие к изобретению способов пре­одоления человеческой склонности ограничиваться малым и не усердствовать чрезмерно. И, наконец, индустриальная система способствует развитию, побуж­дая к трудовой деятельности через внушение потребностей.

Вращаясь в элитных кругах западного академического и политического со­общества, Гэлбрейт явно был во многом чужд идеологической линии первых ин­ституционалистов. Но в то же время, как сторонник классовой гармонии при капитализме, Гэлбрейт был близок к шведской группе экономистов и с конца 1930-х гг. дружил с известным институционалистом Мюрдалем. Их отношения отражали начало процесса широкой интернационализации институциональной экономики. Следует отметить, что неоинституциональная экономика отвечала на возросшую потребность социологического изучения общественно-экономических процессов и явлений, совершенствуя институциональный подход в направлении преодоления правовой иллюзии, так свойственной наивному институционализму. Критика неоинституционализма со стороны его оппонен­тов была сосредоточена на тенденции превращения экономической науки в социологическую и культурно-антропологическую дисциплину, на стремлении включить этические вопросы в изучение экономической деятельности, на про­паганде политики государственного вмешательства в экономику, на проведении теоретической линии, преувеличивающей экономическое значение технологий по сравнению с механизмом цен. Кроме того, к началу 1970-х гг. стала видна ограниченность практикуемых способов государственного регулирования капи­талистической экономики, чему способствовали как перемены внутри капита­листического сообщества, основанные на ускорении научно-технологического развития, изменении стратегий перераспределения, перегруппировке классовых сил, структурных изменениях в экономике, энергетическом и экологическом дисбалансе, так и борьба с социалистическими странами за влияние среди стран третьего мира, большинство из которых находились перед сложным выбором стратегии развития после освобождения от колониализма. В многообразии за­дач экономической теории стала выделяться проблема создания благоприятных условий для долговременного социально-экономического развития. Без разработанного и обоснованного институционального подхода такая проблема вряд ли могла быть решена.