Сравнение социальной стратификации и классового разделения

Сторонники теории социальной стратификации считают, что социальное неравенство имеет позитивное функциональное значение как источник жизнедеятельности общества.

Другими словами, не будь общество стратифицировано, т.е. наступи «коммунизм», и, как мы уже это видели, никто не захочет работать больше, чем другой.

Как известно, марксистский вариант социального развития общества предлагал иной вариант развития социальной структуры общества.

Во-первых, в марксизме, особенно в ленинском варианте, теория социальной стратификации не признавалась. В разное время к ней относились, то внешне терпимо, чем к другим социальным теориям Запада (видимо, в советском обществоведении существовало представление об абсолютном превосходстве теории классового деления общества над стратификационными теориями), то активно ее ругали, называя реакционным «буржуазным социологическим учением», искажающим социальную структуру общества.

Правда, в ответ западные теоретики выдвигали встречную претензию о том, что именно марксистская наука не учитывает главные элементы.

Таким образом, два подхода в объяснению социальной структуры общества – западный (стратификационный) и марксистский (классовый) – с самого начала находились в противоборстве. Итак, два подхода. Раскроем их содержание.

Ленин определил классы, как «большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают».

Значит, главное, к какому классу принадлежит человек, по марксизму, определяется первым фактором в этой ленинской фразе – это отношением к средствам производства.

Другим словами, имеешь средства производства – ты капиталист, не имеешь средства производства – ты наемный работник. Классы существуют потому, что есть неравенство, а неравенство – следствие несправедливых социально-экономических отношений.

Таким образом, по сути, марксисты отождествляют социальную стратификацию с неравенством людей.

Западный подход к социальной структуре общества берет за основу другие элементы деления людей.

Если в марксистском подходе, по сути дела, один ведущий признак деления людей – это отношение к средствам производства (экономический признак), то западная социология называет четыре ведущих признака – власть (властная должность), экономический доход, уровень образования и, наконец, престиж того социального положения, который человек занимает в обществе.

Власть измеряется тем, на какое количество людей влияют наши решения (по сути, власть это возможность навязывать другим людям свою волю).

Так, решения президента страны могут иметь воздействие на 150 млн. человек, а решение бригадира – на 7-10 человек. Престиж – уважение статуса, сложившееся в обществе.

Социальная стратификация определяет социальный статус человека в обществе, хотя он может менять свой социальный статус и, следовательно, переходить в другую социальную страту.

В чем же принципиальное различие в этих подходах? Ну и что, если одни берут за основу класс, а другие страту, одни считают ведущими факторы власти, образования, а другие настаивают на том, что все определяется тем, является ли человек хозяином основных средств производства или нет?

Сторонники теории социальной стратификации не отрицают термин класс, но, в отличие от марксистского подхода, считают, что в действительности класс это только условное, собирательные понятие и не классы определяют жизнь общества, что классовая структура общества, разделенная только на два основных крупных класса, это большое обобщение и упрощение, не показывающее действительную структуру общества.

Сторонники теории социальной стратификации убеждены, что ленинский критерий – отношение к средствам производства, точнее, владение или невладение ими, не является первичным фактором, ибо он сам определяется такими факторами как уровень экономического дохода, близость к рычагам власти или обладание властной должностью.

Например, Савва Морозов был крупным российским капиталистом в начале ХХ в., но он когда-то происходил из крестьянской семьи, его предки, кажется, были крепостными.

А при пролетарской революции главным стало только сегодняшнее состояние этого человека, т.е. его могли подвергнуть экспроприации и даже физическому уничтожению за то, что он сегодня капиталист. Но почти все капиталисты вышли из иной социальной среды.

В этом определении, которым советское обществоведение пользовалось до последнего времени, заключена определяющая роль отношения к средствам производства, но совершенно не анализируются условия, при которых один человек становится собственником средств производства, а другой нет.

Другими словами, советское определение классовой структуры характеризует только сформировавшееся отношение к средствам производства той или иной группы людей, но от чего это зависит, об этом не говорится.

В действительности, рабочий класс никогда не находился у власти, а личностные, групповые, клановые интересы были реально выше классовых  или, в лучшем случае, выдавались за классовые.

Кроме того, труднопредставить, что можно реально отражать интересы всего класса, например, рабочего, или, к примеру, всей интеллигенции.

В 90-х гг. XX в. российская действительность стала это подтверждать: интересы работников легкой промышленности, энергетики, шахтеров, железнодорожников, которые в марксистской теории представлялись одним классом, стали не совпадать, апреобладать групповые, отраслевые интересы.

Напротив, теория социальной стратификации говорит о более мелком делении общества, чем только на крупные классовые образования и видит различия между близкими социальными группами, даже принадлежащими к одному и тому же классу (в современной социологии класс рассматривается просто как крупная социальная страта, отличающаяся от других доходом, образованием, властью и престижем).

Стратификация позволяет выделять и изучать социальные статусы, например, учителей средних школ и преподавателей вузов, или, скажем, видеть различия статусов учителя начальных классов и классов основного звена, между имеющими среднее образование и высшее и т.п. (в марксистском понимании они вообще не классы, ибо не имеют никого отношения к основным средствам производства).

В 30-е годы при принятии советской конституции Сталиным была предложена формулировка о том, что социальная структура советского общества состоит из двух дружественных классов, между которыми прослойка – интеллигенция.

А так как в классовом подходе главное – это отношение к средствам производства, а интеллигенция, как правило, не имеет никакого отношения к средствам производства, то получалось, что интеллигенция это не класс и вся власть находится у двух основных классов.

Так как интеллигенция это не класс, ибо не имеет отношения к средствам производства, то чиновничество и партийная номенклатура исчезли из определяющей роли общества, хотя именно они в советскую эпоху в действительности распоряжались всей собственностью и, по мнению М.Восленского, составили новый господствующий и эксплуатирующий класс.

Последнее верно, хотя бы потому, что эти люди жили на полном государственном обеспечении, фактически, за счет работающей части остального населения: и зарплата, и условия жизни представителей господствующего слоя были неизмеримо выше и лучше, чем основной массы рабочих (несмотря на официальные заявления, что чиновник находится только на службе у государства рабочих и крестьян).

Известно, что нефтяники или угольщики добывали продукцию, которая за рубежом продавалась по мировым ценам, а в самом СССР зарплата была фиксированной.

Естественно, рабочий класс не получал разницу в оплате за свой труд и проданной по мировым ценам продукции, которая шла в первую очередь на потребности советской номенклатуры как господствующего класса советской эпохи.

Тот, кто задумывался над реальными расхождениями между теорией и практикой советской социальной системы, рано или поздно приходил к пониманию, что социальная структура общества более сложная, чем простое деление ее на два основных класса.

Тем более что при таком макровзгляде из социальной структуры общества выпадали и интеллигенция, и бюрократия, и чиновничество, не приходилось говорить о массе и элитах, характерных, как оказывается, для любого типа общественной системы.

Укрупнение и, как следствие, неизбежное упрощение социальной структуры общества должны были идеологически обосновать поступательное продвижение советского общества к состоянию социальной однородности, что подавалось как важнейший фактор продвижения к коммунизму.

Теория социальной стратификации не признавалась в советское время, ибо она исходила из вечности неравенства людей, при которой нарисованный образ коммунизма построен быть не может.

Более мелкая социальная стратификация (т.е. изучение жизни конкретных социальных слоев и их отличий друг от друга) могла легко обнаружить значительные элементы социального неравенства между людьми, а крупный классовый подход был удобен для демонстрации отсутствия дифференциации общества при формальном признании ведущей роли рабочего класса.