Спрос и предложение: теория предельной полезности и предельной производительности

Каким правилам должен следовать человек, чтобы его поведение соответствовало принципам рациональности? Этому вопросу посвящена работа Германа Генриха Госсена, вышедшая в Германии в 1854 г. под названием «Развитие законов общественного обмена и вытекающих отсюда правил человеческой деятельности». Она объясняет способы получения максимально полезного результата из хозяйственных операций субъектов.

В своей книге Госсен сформулировал два постулата, которые впоследствии получили название первого и второго законов Госсена. Для начала необходимо определить меру полезности — в каких единицах ее считать? На основе своих наблюдений Госсен пришел к выводу о том, что полезность блага означает не только его потребительную стоимость, она зависит и от процесса потребления. Это замечание Госсен отразил в первом законе, который сформулировал в двух положениях:

• в одном непрерывном акте потребления полезность последующей единицы потребляемого блага убывает;
• при повторном акте потребления полезность каждой единицы блага уменьшается по сравнению с ее полезностью при первоначальном потреблении.

Вывод положений первого закона заключается, по мнению автора, в том, что «единичные атомы одного и того же потребительского блага имеют очень различную ценность». Значение первого закона Госсена для экономической науки состоит в возможности различать общую полезность некоторого запаса блага от предельной полезности блага. В связи с этим появилась возможность оценивать стоимость ограниченных природных ресурсов, ярким примером чего является ценовая политика в нефтяной отрасли.

С другой стороны, первый постулат об убывании полезности при потреблении последующих единиц блага позволяет экономическому агенту прийти к рациональному потреблению ограниченных ресурсов, извлекая максимум результата от этого процесса.

Чтобы лучше понять логику размышлений Госсена, экономисты сопровождают описание его постулатов конкретными жизненными ситуациями. К примеру, на рынке встречается большое количество людей, обладающих разными вкусами и суммами наличности в кошельках. Чтобы купить какой-то товар например, арбуз, покупатель должен взвесить свое желание его купить — насколько сильно он хочет его съесть — и оценить свои финансовые возможности, выраженные в том, какую сумму он готов потратить на его покупку.

Но даже если покупатель очень любит арбузы, после того как он съест один с огромным удовольствием, второй будет не столь желанным, хотя приятным на вкус. Третий он, наверное, осилит, но, пожалуй, с трудом, а вот от четвертого ему может стать очень плохо, и любитель арбузов откажется от него.

Общая полезность от съеденных арбузов становится все больше, но каждый следующий арбуз добавляет в копилку полезности все меньшее ее количество. Теоретически (практически это было бы невозможно в силу физиологии человека) четвертый съеденный арбуз вызвал бы у его «поедателя» приступ отвращения, другими словами, отрицательную полезность.

Таким образом, общая полезность от последовательного потребления арбузов складывается из суммы полезностей каждого следующего арбуза (дополнительных полезностей) и увеличивается до того уровня, когда дополнительная полезность (другим словами, предельная полезность) очередного арбуза будет равна нулю. Предельная полезность является индикатором того, сколько единиц товара (в нашем случае — арбуза) купит конкретный человек, обладающий индивидуальными предпочтениями и покупательной способностью.

Дело вот в чем: главные потребности человека современного, о котором и ведет речь экономическая наука, не в таких простых потребностях: съел яблок или арбузов (не более пяти) — и порядок. Базовые потребности другие (забудьте и Абрахама Маслоу с его пирамидой потребностей, для Госсена все еще примерно так и обстояло, как он описывает, но сейчас ситуация уже другая): деньги определяют бытие человека, а уже потом — бытие сознание. И вот чудо потребления — потребность в деньгах не имеет предела насыщения (как в случае яблок), никогда к ним не возникнет отвращения.

Правда или нет? Или возьмите потребности в творчестве или самосовершенствовании самого человека — имеют ли они предел? Есть ли предел прочитанным книгам и прослушанным музыкальным произведениям, с каждой прослушанной композицией полезность следующей убывает? Или потребность в информации или знании (эта потребность доступна для некоторых)? Или потребность в общении (она для всех) — не поэтому ли все теперь только и делают, что говорят (ненужное) по мобильным телефонам? Или потребность в удовольствиях?

Вспомните пример крысы с вживленным электродом в центр удовольствий в мозгу — крыса нажимала на педаль, раздражая этот участок мозга до тех пор, пока не упала, выбившись из сил. Не напоминает ли вам эта крыса наркопотребителя, и вообще в целом — тот режим удовольствий, который сейчас так распространен?

Этот список потребностей, не имеющих физического предела, можно продолжать, но и в случае с яблоками все не так просто — почему в нашем современном мире развито переедание? У человека, как, впрочем, и у другого животного, нет четкого предела потребления еды. Этнография дает определенный ответ на вопрос: съест ли якут лошадь? Съест-то он съест, да кто ж ему даст?

Но потом хвалили свою удачу и вспоминали этот случай с радостью — такое вряд ли могло скоро повториться. Закон таков: если есть, что есть, все будет съедено. Современный человек (не якут, но все же) тоже ест все больше и больше, даже самый умеренный в питании человек потребляет катастрофически больше калорий, чем шимпанзе — опыт совместной жизни исследователей с приматами показывает, что в первую очередь человек не может —  не привык — так мало есть и так много передвигаться.

Потребность человека в еде (а еда — это, безусловно, человеческая и социальная потребность) крайне избирательна и зависит от культурных традиций. Например, в XVIII в. японцы, выброшенные на русский берег штормом, готовы были умереть от голода зимой, но не ели мяса, требуя рыбу — согласно своему национально-культурному рациону. Так что вопрос о пределах физических довольно спорный. А вот есть ли социальный предел? Безусловно, предел в потреблении социально обусловлен (неприлично съесть все, надо сохранять меру, как подобает культурному человеку, а не варвару — говорили римляне); надо соблюдать умеренность во всем.

«Моральная выпрямленность» требовала в качестве основной добродетели умеренность («проживи незаметно» — советовали нам стоики). Итак, пределы не в самой вещи и физических свойствах живого организма, а в конструировании их обществом и культурой.