Распределение доходов и формирование социальных классов: проблема справедливости

Проблема распределения в экономической социологии на сегодняшний день остается малоизученной. Распределению «повезло» меньше других, на него почему-то социологи не обращали должного внимания. Посмотрите: социология производства и труда есть, социология обмена и денег — есть, социология потребления — есть, а вот социологии распределения — нет.

И в учебнике экономической социологии Н. Смэлсера и Р. Сведберга только одна статья на эту тему, в отечественной экономической социологии нам известна только одна диссертация по социологии распределения. Странно, что социологи очень трепетно всегда относились к категории «неравенство», но природу распределения, которая и формирует неравенство, не изучали. А ведь само общество можно представить как многомерный процесс распределения и перераспределения — это касается не только доходов и собственности, но и пространства, и знания, и власти, и престижа, и вкуса, и — не в последнюю очередь — времени, в том числе и времени, отведенного на жизнь.

Известно, что социальные классы и профессиональные группы различаются по продолжительности жизни: высшие классы всегда лучше и дольше живут, а среди профессий лидируют буддийские монахи, оперные певцы, преподаватели университетов — между ними определенно есть нечто общее, да? Еще точно известно, что дольше живут люди семейные, чем одинокие — распределение общения и заботы влияет на качество и количество жизни.

Но продолжительность жизни зависит и от несоциальных факторов — люди низкого роста живут дольше высоких; мужчины, кроме Индии, живут меньше, чем женщины; а вот культура питания не очень влияет на продолжительность жизни — среди стран самая высокая продолжительность жизни в Японии (и вот, казалось бы, оправдание культуры рыбы и риса) и в Швеции, где культура питания совершенно другая — мясо, картошка с селедкой и пиво.

Экономисты изучали в основном распределение доходов и богатства и (надо отдать им должное) совершенно правильно связывали доходы и общественные классы. Смит утверждал, что заработной плате, прибыли и ренте соответствуют три основных класса — класс рабочих, класс буржуа и класс землевладельцев, а Маркс на основе своей теории распределения — теории прибавочной стоимости — правильно уточнил, что основных классов в индустриальном капиталистическом обществе только два — наемные работники и капиталисты.

Еще Маркс очень точно показал, что социальная структура теперь формируется по экономическому принципу. Российские марксисты, М.И. Туган-Барановский и С. И. Солнцев, в разработанной ими «социальной теории распределения», утверждали, что именно социальная и политическая борьба классов по поводу дележа прибавочного продукта формируют экономический характер распределения.

В социологической науке М. Вебер одним из первых в «Хозяйстве и обществе» указывал важность отношений распределения в описании социального порядка: с его точки зрения распределяются не только доходы и собственность, но и власть и престиж между основными социальными группами.

Так формируется неравенство между социальными группами, которое воспроизводится и закрепляется в социальных отношениях. На долгое время категория «неравенство» стала основной в дискурсе социологии. Затем социология добавила еще много того, что неравно распределяется в обществе — это права и обязанности, статусы и роли, здоровье и смерть, доверие и безопасность и т. д.

Поэтому и социальные классы стали рассматривать релятивистски — классы, как утверждал Бурдье, — это не индивиды, объединенные каким-либо объективным признаком (доходом, например), классы — это способ отношения одних индивидов к другим, и тогда в игру различения вступают такие факторы, как стиль жизни, вкус, вид спорта и т. д.

Обратите внимание, что класс богатых, как и раньше аристократия, всячески затрудняет проникновение nouveau riches в свои ряды; чтобы быть своим, надо не просто обладать состоянием, но обладать определенными техниками тела, которые просто так не купишь: уметь говорить определенным образом, знать то, что положено, обладать манерами в общении с равными и низшими (снисходительно, но свысока), иметь то, что принято считать вкусом, быть умеренным в питании, ну и, наконец, отличить айрон от вуда.

Социология, будучи функционалистской наукой (если что-то в обществе существует, то для чего?) по своей природе, определила и функциональное назначение (неравного) распределения — оказывается, как считали Кингсли Дэвис и Уилберт Мур, через стратификацию (и неравенство), т. е. распределение индивидов по социальным слоям, происходит формирование общего порядка в обществе, а всякое упорядоченное общество в противовес хаосу более эффективно.

Кроме того, стратификация обеспечивает мотивацию действия: те, кто внизу, хотят подняться наверх, а те, кто уже там, всячески хотят удержаться. Но распределение — это процесс, оно постоянно меняется, и социальная конкуренция ведет к перераспределению социальных позиций и социальной мобильности. Питирим Сорокин в работе «Социальная мобильность» (1927) настаивал на том, что нет и не было обществ абсолютно закрытых к передвижению индивидов по «социальной лестнице» как внутри групп, так и между ними.

И далее, в других работах Сорокин утверждал, что в истории не было обществ, в которых порядок сохранялся длительное время: история обществ — это скорее история войн и беспорядков. Общества находятся в постоянной флуктуации — все время пытаются наладить порядок из беспорядка, поэтому и ресурсы распределяются и перераспределяются. Но вот то, что, кажется, социология (за исключением Вебера) упустила из виду, рассматривая общество как систему распределения и обменов, — это ценности и оценивание. Взаимодействие людей — это не столкновение шаров на бильярдном столе, когда-то удачно заметил Норберт Элиас.

Человеческое взаимодействие — это процесс, в котором каждый последующий шаг будет зависеть от предыдущего. Люди осмысливают, оценивают и подстраивают свои действия согласно действиям других. Причем осмысливание происходит с помощью других: если поглядеть со стороны, то люди только и делают, что символически описывают свои действия другим (выгораживая себя зачастую в лучшем свете) и ждут необходимой реакции других — так жизнь человека превращается в рассказ от первого лица, а общество — в коммуникацию.

Коллективная (интерсубъективная) маркировка и оценка действий, событий, происшествий крайне важна для построения стратегического социального действия, без нее индивид теряет ориентацию в социальном пространстве, но наготове и на помощь у него (под рукой, так сказать) система ценностей, принятая в данном обществе и в данной социальной группе (класс или нация). Вступая в социальные отношения, конечно, индивид и не подозревает о конечном результате этих отношений для него, тем более об общественных или исторических последствиях, но это не означает, что он не планирует свои действия и не оценивает ситуацию (до и после).

Вебер, определяя социальное действие, указывал, что это действие обладает смыслом и ориентировано на другого. Что означает смысл действия — это не только чувственное восприятие (perception), ощущение (sensation) и построение смыслового образа (sense), но и цель (по отношению к средствам и мотиву) и ценность действия. Поэтому Вебер в качестве основных типов действия для современного общества выделяет целерациональное и ценностно-рациональное действия.

Тогда общественные отношения распределения — это не только объективный (в смысле, не произвольный, а закономерный) общественный процесс, но одновременно и процесс осознания перспектив и оценивания результатов этого распределения. Вот для этого оценивания необходимо в социологии понятие справедливости. Справедливость в социальном действии предполагает «другого как каждого» (это определение мы заимствуем у Поля Рикера) и выступает мерой в оценке действия и его результатов.

Например, соответствует ли распределение благ или почестей заслугам (или рангу) индивида в социальной общности: Педро III Арагонский в “Ordinacions” 1344 г. требовал, чтобы различия в ранге были соблюдены с большой точностью при сервировке королевского приема, « ..поскольку справедливо при предоставлении услуг, чтобы одним людям оказывали больше почестей, чем другим, исходя из их положения, мы желаем, чтобы на наш поднос положили еды, достаточной для восьми человек»; еды на шесть человек следует положить на поднос, предназначенный для принцев королевской крови, архиепископов, епископов; еды на четверых — на подносы других прелатов и рыцарей, которые сядут за королевский стол, и т.д.

Забавно, не правда ли? Но замечательно то, что в этом пассаже явно проявляется и принцип справедливости (так, как его понимали во времена Педро Арагонского): справедливо, чтобы одним людям оказывали больше почестей, чем другим, исходя из их положения. Таким образом, распределение зависело от социального положения индивида на социальной лестнице. Средневековый рыцарь или придворный имели обязанность тратить не считая (как достойно выглядит эта привлекательная обязанность с высоты нашей меркантильной и бухгалтерской рациональности!).

Ну а если деньги заканчивались? На что тогда милость короля? В нашу капиталистическую эпоху все по-другому: наше социальное положение случайно, оно зависит от экономической конъюнктуры; напомню слова Маркса: разорившийся дворянин оставался дворянином (ему пристойно вести тогда скромный, но все же праздный образ жизни), а вот разорившийся буржуа — нет. Капиталист получает свое социальное признание только благодаря капиталу и его функции.

Итак, современное общество — это система распределения, неравным образом в обществе распределяются доходы и соответствующие им классы и слои. Распределение не только отражается в общественном сознании, но и конструируется субъектами экономического действия. Справедливость необходима как социальная мера в оценке процесса и результатов распределения.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)