Правовые предпосылки воссоздания функции судебного контроля в российском уголовном процессе

Начало ХХ века отмечено процессом обширных реформ. К 1907 году, проанализировав действие на практике Судебных Уставов 1864 года, приняв во внимание зарубежный опыт, российские юристы и реформаторы в полный голос говорили о необходимости нормативно закрепить гарантии прав и свобод человека. В первую очередь это относилось к сфере уголовного процесса, где, как мы уже отмечали, граждане оказываются в наиболее уязвимом положении.

6 марта 1907 года, представляя депутатам 2-ой Государственной Думы законопроекты, подготовленные Министерством внутренних дел, П.А. Столыпин отмечает острую необходимость законодательно урегулировать свободу слова, собраний, печати, союзов, и, что связано с предметом нашего исследования, неприкосновенность личности, жилища, тайну корреспонденции.

2 июня 1907 г. Комиссия Государственной Думы второго созыва представила законопроект “О неприкосновенности личности, жилища и тайне корреспонденции”. Первый пункт данного документа содержал положение, которым руководствовались авторы проекта при составлении каждой последующей нормы: “Личность каждого неприкосновенна”.

Исходя из этого было определено, что задержание, заключение под стражу, личный обыск, полицейский надзор или иное ограничение свободы возможно лишь по предъявлении и вручении копии постановления надлежащего судебного органа (ст.4).

Исключение из этого правила составляли случаи, когда лицо было застигнуто при совершении преступного деяния или сразу же после его совершения, когда очевидцы прямо указали на подозреваемое лицо, когда на подозреваемом или в его жилище найдены явные следы преступления и когда вещи, служащие доказательством преступного деяния принадлежат подозреваемому или оказались при нем.

Все указанные случаи задержания были возможны только в том случае, если подозреваемый мог скрыться. Более того при каждом варианте задержания лица без письменного постановления судебной власти следовало либо немедленное освобождение задержанного, либо доставление его к судье или судебному следователю в течение последующих 24 часов. Контроль за соблюдением установленных законом правил задержания возлагался авторами закона на судью и прокурора.

Согласно проекту судебное постановление должно было требоваться также в случаях ограничения в избрании места пребывания, осмотра, выемки, обыска (здесь исключения были возможны, если полиция застигла совершающееся или только что совершившееся деяние и когда до прибытия на место происшествия представителя судебной власти следы преступления могли исчезнуть), нарушения тайны почтовых, телеграфных и телефонных сообщений.

Данный законопроект не был единственным представленным Государственной Думе и касающимся неприкосновенности личности. Однако все подготовленные тогда материалы связывали защиту прав человека в сфере уголовного судопроизводства с наличием функции судебного контроля, возвышением статуса судебной власти и были объединены общей идеей: Россия вступает на путь правого развития.

В объяснительной записке к законопроекту “О неприкосновенности личности”, внесенному в Государственную Думу 9 апреля 1907 года, отмечалось, что основным условием действенности подобного закона является восстановление общего и единого для всех суда и права.

“Охрана личной неприкосновенности в духе настоящего закона, отмечают авторы, может стать действенной и практически осуществимой лишь в том случае, если на страже гражданской свободы будет стоять суд авторитетный и влиятельный, не знающий рядом с собой никаких других судов и подчиняющий всех велению единого и равного для всех закона…

Только при этом условии возможно ожидать практического осуществления настоящего закона, и только в этом случае получат силу провозглашаемые им начала. Что касается этих начал, то в основу их положено одно общее требование: непрерывный и неизменный надзор общего суда над администрацией.

Это повсюду испытанное средство ограждения личности от произвольных действий исполнительной власти есть вместе с тем и единственное средство, которым располагает в данном случае право.”

Мы намеренно подробно привели здесь положения законопроектов и мнения их авторов с тем, чтобы проиллюстрировать тот уровень правовой мысли, которого достигла Россия накануне Октябрьской революции, и хотя идеи эти так и не были законодательно оформлены (в силу объективных причин), уже само стремление провести их в жизнь со стороны ученых и политиков того времени было существенным прорывом по пути построения правового государства.

Более того, если рассматривать данные законопредложения с позиций исследуемой нами темы, то можно смело констатировать факт окончательного оформления в теории российского уголовного процесса идеи судебного контроля.

Предоставив судам столь широкие контрольные полномочия в сфере уголовного судопроизводства, законодатели, тем самым, добились бы, во-первых, возвышения роли и статуса судебной власти и, во-вторых, на нормативном уровне оградили бы личность, ее права и свободы и свободы от возможных злоупотреблений со стороны административной власти.

Решение этих задач в российском уголовном процессе пришлось отложить более чем на 80 лет. “Пролетарская революция, – писал Н.Н. Полянский,- смела до основания старый суд. Слом старых судебных учреждений повлек за собой и крушение дореволюционной буржуазной науки о суде.” Несмотря на то, что новая социалистическая, пролетарская наука все же не смогла отказаться от многих дореволюционных институтов русского уголовного процесса, задачи и цели, которые теперь ставились перед уголовным судопроизводством были искажены до неузнаваемости.

Сегодня уже далеко в прошлом остались ленинские декреты, сталинские репрессии, правовой нигилизм Брежневского периода. С началом перестроечных процессов и падением железного занавеса Россия стала критически относиться к своему историческому прошлому и более пристально, без однозначно негативной оценки, вглядываться и осмысливать исторический опыт Запада.

Провозгласив демократический путь развития и поставив цель построения правового государства, мы, наконец, стали обращаться к тем положениям в области прав и свобод человека, которые уже не одно столетие являются неотъемлемыми и естественными для всех цивилизованных стран мирового сообщества.

Огромное значение в этом плане имеет Всеобщая декларация прав человека 1948 г., ставшая ориентиром в создании национальных концепций по правам человека не менее чем для 90 государств. Однако разработка Декларации носила для российской истории весьма трагичный характер. Дело в том, что в процессе обсуждения текста данного документа выявились довольно острые, а порой – и неразрешимые противоречия между странами социалистического лагеря и западными капиталистическими державами.

Позиция Советского Союза основывалась на том, что человек получает свои права исключительно от государства, “которое по своему усмотрению закрепляет их в законодательстве.”

Западные страны придерживались точки зрения, опирающейся на законодательные документы, закрепляющие как и Декларация естественные права человека. Более того, предоставление их не в коей мере не должно зависеть от места проживания лица, а “их содержание не может определяться исключительно государством.”

Тем не менее принятие данной позиции означало бы для Советского Союза отказ от проводимой политики и шло вразрез с социалистической идеологией и правом. Если сегодня мы приводим внутригосударственное законодательство в соответствие с общепризнанными нормами международных документов, то тогда при подготовке Декларации глава российской делегации настаивал на включении в ее текст положений, закрепленных в Конституции СССР 1936 г.

Под давлением социалистических государств из Пактов о правах человека полностью были изъяты “какое-либо упоминание о праве владеть собственностью и о запрещении насильственного и произвольного лишения этого права.7 Во всем мире уже давно бесспорным стал тот факт, что в любом обществе определяющими являются отношения власти и собственности.

На практике это может означать прямую зависимость прочности личных, политических, экономических, социальных прав граждан от возможности реализовывать последними права собственности. “При неразвитости права собственности, – пишет И.Б. Михайловская, – его монополизации государством юридические гарантии прав человека теряют свою надежность и легко превращаются в декларацию.”

Тем не менее, институт частной собственности полностью противоречил представлениям коммунистов о равенстве и свободе и являлся (по их же мнению) фундаментом эксплуатации человека. Декларация все же оказалась довольно гибким документом, способным соотносить права личности, общества и государства в странах с различным общественно-экономическим строем.

Несмотря на то, что Декларация носит рекомендательный характер, ее положения давно стали общепризнанными нормами международного права в области прав и свобод человека. На ее текст ссылаются большинство наиболее значимых документов, созданных в мире за последние пятьдесят лет.

Так, Конвенция о защите прав и основных свобод 1950 года в преамбуле содержит следующую формулировку: “Принимая во внимание Всеобщую декларацию прав человека, провозглашенную Генеральной Ассамблеей Организации объединенных наций 10 декабря 1948 года, учитывая, что эта Декларация имеет целью обеспечить всеобщее и эффективное признание и соблюдение провозглашенных в ней прав..” Концепция более подробно регламентирует вопросы защиты личности.

Статья 5 содержит незыблемый постулат о том, что никто не может быть произвольно лишен свободы и личной неприкосновенности.

Исключение составляют случаи законного содержания под стражей на основании признания виновности лица компетентным судом, законного ареста или задержания лица за невыполнение решений суда либо каких-то иных законных предписаний, законного ареста или задержания лица, произведенных в целях передачи его компетентному судебному органу по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что таким образом будет предотвращено совершение преступления либо лицо скроется после его совершения.

Важным моментом является также и то, что Конвенция именно на суд возлагает функцию проверки законности задержания лиц.

П. 4 ст. 5 закрепил правило, согласно которому каждое лицо, лишенное свободы путем ареста или задержания, имеет право на судебное разбирательство, в ходе которого суд быстро решает вопрос о законности его задержания и выносит постановление о его освобождении, если задержание незаконно.

Подобные положения содержит также Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 года. В ряду данных международных документов нельзя не упомянуть о Хартии Европейского Союза об основных правах, подписанной в 2000 году в Ницце.

Исследователи международного права называют ее уникальным документом, подводящим итог работы человечества по правовой защите прав и свобод за два тысячелетия и отражающим тенденции и перспективы развития правового статуса человека и гражданина на национальном, региональном, интеграционном, региональном и международном уровнях.

В действительности многие входящие в Европейский Союз страны уже давно на конституционном уровне закрепили функцию судебного контроля в качестве эффективного механизма защиты личности в уголовном судопроизводстве. Так, Конституция Королевства Дании содержит положение, по которому любое лицо, взятое под стражу должно предстать перед судьей в течение двадцати четырех часов (п. 3 ст. 71).

Статья 72 предусматривает также, что обыск жилища, арест и перлюстрация писем и других документов, нарушение тайны почтовых, телеграфных отправлений, телефонных переговоров могут иметь место только на основании судебного приказа, если исключения не установлены законом.

Статья 6 Конституции Греции гласит: “Никто не может быть подвергнут аресту либо тюремному заключению без обоснованного судебного ордера, который должен вручаться в момент ареста или задержания. Исключение составляет арест на месте преступления”.

Статья 9 предусматривает иммунитет жилища и возможность любого домашнего обыска только в присутствии представителя судебной власти. Подобные нормы содержатся также в Конституциях Австрии и Бельгии.