Правовые основания и пределы влияния решений Европейского Суда на правовую систему России

Конституция Российской Федерации признала общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации составной частью правовой системы страны.

Также она установила правило, согласно которому если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора (ч. 4 ст. 15).

Оценивая юридическое значение данного принципа, необходимо иметь в виду, где именно он расположен в тексте Конституции, – он включен в раздел «Основы конституционного строя».

Такое местоположение в конституционной системе означает, что ни одна другая норма Конституции, не говоря уже про другие правовые акты, не может противоречить толкованию и применению нормы ч. 4 ст. 15 Конституции.

Конституция тем не менее не определила место международных договоров в системе российского законодательства. Целесообразно предположить, что правовая система государства должна строиться таким образом, чтобы не только не расходиться с общепризнанными нормами, но и содействовать их реализации.

Однако вопрос о месте Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция) в иерархии нормативно-правовых актов Российской Федерации вызывает наибольшие споры среди ученых и практиков в части соотношения с Конституцией.

Это обусловлено главным образом тем, что Конвенция – единственный международный договор в области прав человека, предусматривающий право на подачу индивидуальной жалобы в международный суд, решения которого являются обязательными для государства-ответчика.

На данный момент Конвенция ратифицирована 47 государствами – членами Совета Европы. Ее ратификация является условием членства в Совете Европы.

Такой высокий уровень защиты при соблюдении всех критериев приемлемости жалоб в Европейский Суд по правам человека в Страсбурге (далее – Европейский Суд) стал доступен каждому, находящемуся под юрисдикцией государства-ответчика и считающему себя жертвой нарушения прав, защищаемых Конвенцией.

Интересно
Федеральным законом от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» Российская Федерация ратифицировала подписанную 28 февраля 1996 г. Конвенцию о защите прав человека и основных свобод и ряд Протоколов к ней.

Как указано в ст. 1 федерального закона, Российская Федерация в соответствии со статьей 46 данной Конвенции признала ipso facto (лат. «в силу самого факта») и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации.

Нормы законодательства и обязательные для применения постановления Пленума Верховного Суда РФ и Конституционного Суда РФ развивают так называемый монистический принцип, разъясняя необходимость непосредственного применения Конвенции, а также прецедентного права Европейского Суда в российских судах.

Необходимо отметить, что несмотря на то, что Федеральный закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» был принят намного раньше всех процессуальных кодексов.

Начался в 2001 г. процесс процессуального закрепления возможности пересмотра конкретных дел после вынесения Европейским Судом постановления, установившего нарушение Конвенции, был завершен только с принятием Кодекса административного судопроизводства в 2015 г.

Этому в значительной степени способствовал Конституционный Суд, который в своем Постановлении от 26 февраля 2010 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.А. Дорошка, А.Е. Кота и Е.Ю. Федотовой» указал, что наличие в правовой системе государства процедур пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений, в связи с вынесением которых были констатированы нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, выступает в качестве меры, обязательность осуществления которой в целях реализации предписаний данной Конвенции вытекает из ее ст. 46 во взаимосвязи со ст. 19, 46 и 118 Конституции Российской Федерации.

Следовательно, требует законодательного закрепления механизма исполнения окончательных постановлений Европейского Суда, позволяющего обеспечить адекватное восстановление прав, нарушение которых выявлено Европейским Судом.

Соответственно, федеральный законодатель обязан гарантировать возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в случаях установления Европейским Судом нарушения положений Конвенции при рассмотрении судом общей юрисдикции конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд.

Так, в настоящее время, в соответствии со ст. 1 Уголовно-процессуального кодекса, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство.

Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные Кодексом, то применяются правила международного договора.

В соответствии со ст. 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации вступившие в законную силу приговор, определение и постановление суда могут быть отменены и производство по уголовному делу возобновлено ввиду новых обстоятельств.

К ним кодекс относит установленное Европейским Судом нарушение положений Конвенции при рассмотрении судом Российской Федерации уголовного дела, связанное с применением федерального закона, не соответствующего положениям Конвенции, а также и иными нарушениями положений Конвенции.

Аналогичные положения содержатся в ст. 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации, ст. 392 Гражданско-процессуального кодекса РФ, ст. 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации.

Поскольку Конвенция отличается от традиционных международных договоров, необходимо взглянуть на ее место в системе Российской Федерации с позиций реальной значимости этого международного договора, особого статуса среди других международных договоров.

Когда речь идет о правах человека и гражданина, Конституционный Суд активно прибегает к толкованию норм Конституции через прецедентную практику Европейского Суда.

Однако если в течение первого десятилетия действия Конвенции в России вопрос о пределах влияния решений Европейского Суда на правовую систему России обсуждался только в научном сообществе, и между толкованиями Конституционного Суда и Европейского Суда не обнаруживалось сколько-нибудь значимых противоречий, то с новой остротой он встал после вынесения Европейским Судом ряда резонансных постановлений по делам, имеющим политическую окраску, и постановлений по делам, по которым ранее Конституционный Суд выносил определения об отказе в приеме жалоб к рассмотрению, и, таким образом, образовалась коллизия между позициями Конституционного Суда и Европейского Суда.

Эта ситуация повлекла ответные действия от Российской Федерации, что в конечном счете выразилось в создании механизма, позволяющего блокировать некоторые постановления Европейского Суда в России.

В рамках данной главы представляет интерес концепция, отличающая практику Европейского Суда от практики как Конституционного Суда, так и от практики других высших судов России – это концепция, которая именуется «живым инструментом» и подразумевает буквально следующее: текст Конвенции служит всего лишь отправной точкой в понимании защищаемых прав и свобод.

Содержание и смысл прав с течением времени изменились. Европейский Суд применяет динамическое толкование Конвенции, признавая тот факт, что она должна интерпретироваться в свете современных условий.

Действительно, понимание Конвенции часто требует иного подхода, чем тот, что преобладает в национальном правосознании.

Положения Конвенции должны толковаться в соответствии с Венской конвенцией «О праве международных договоров» от 23 мая 1969 г., которая предписывает Европейскому Суду учитывать в своей работе нормы международного права, применимые к Конвенции или законодательству государств – участников Конвенции.

Как следствие, в распоряжении Европейского Суда имеются многочисленные международные документы. Дополнительно Европейский Суд может обращаться к национальному законодательству государств-членов.

Во главе угла в коллизии между Конституционным Судом РФ и Европейским Судом стоит вопрос о толковании, которое может различаться у этих двух судов.

Однако с целесообразностью учета концепции «живого инструмента» и необходимостью взятия ее на вооружение российскими судами сложно не согласиться, поскольку меняющиеся социальные, экономические и политические реалии требуют более гибкого подхода к толкованию прав человека, нежели тот, который был проявлен Конституционным Судом, например, по делу Константина Маркина первоначально при вынесении Определения от 15 января 2009 г. № 187-О-О, которым отказано в приеме его жалобы.

В этом деле наиболее остро встал вопрос жизненного интереса частного лица, находящегося в сложной жизненной ситуации, и консервативного регулирования, которое существует в российском законодательстве относительно прав отцов, проходящих военную службу:

  • положениями ст. 13 и 15 Федерального закона «О государственных пособиях гражданам, имеющим детей»;
  • ст. 10 и 11 Федерального закона «О статусе военнослужащих»;
  • ст. 32 Положения о порядке прохождения военной службы;
  • и п. 35 и 44 Положения о назначении и выплате государственных пособий гражданам, имеющим детей.

В Постановлении от 14 июля 2015 г. № 21-П Конституционный Суд провел анализ практики Конституционных судов государств – членов Совета Европы и взял за модель практику Федерального Конституционного Суда ФРГ:

  • «…Во внутреннем правопорядке Конвенция … имеет статус федерального закона и наряду с практикой Европейского Суда … служит лишь ориентиром для толкования при определении содержания и сферы действия основных прав и принципов Основного Закона ФРГ и лишь при условии, что это не ведет к ограничению или умалению основных прав граждан, защищаемых Основным Законом ФРГ;
  • решения Европейского Суда по правам человека не всегда обязательны для исполнения судами ФРГ, но и не должны полностью оставаться без внимания;
  • национальной юстиции следует учитывать эти решения надлежащим образом и осторожно приспосабливать их к внутреннему законодательству.

Вместе с тем, как полагает Федеральный Конституционный Суд ФРГ, средство достижения согласия с Европейским Судом – это избегание конфликтов между внутренним и международным правом на начальном этапе рассмотрения дела в национальном суде.

Они в принципе должны быть сведены к минимуму, поскольку оба суда используют одинаковую методологию (постановление от 14 октября 2004 г. по делу 2BvR 1481/04 (BVerfGE 111, 307)».

В пользу примата Конституции можно привести еще ряд аргументов.

Во-первых, в силу ст. 125 Конституции не вступившие в силу международные договоры подлежат проверке на конституционность Конституционным Судом, что изначально предопределяет подконституционное место рассматриваемых договоров в системе источников права.

Во-вторых, из смысла ст. 79 Конституции РФ следует вывод об однозначном приоритете двух ее первых глав, где закрепляется возможность участия РФ в межгосударственных объединениях в соответствии с международными договорами, если это не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя.

Вместе с тем, поскольку в Конституции закреплена норма о ее высшей юридической силе, очевидно и то, что по юридической силе Конвенция находится между Конституцией, с одной стороны, и федеральными конституционными законами и федеральными законами – с другой.

Конституция установила более высокий иерархический статус международных договоров относительно противоречащих им актов внутреннего законодательства.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)