Правила универсальной практики
Помимо правил частной практики, относящихся к ограниченным областям человеческой деятельности, существуют правила всякой, или универсальной, практики.
Это — правила логики и математики, регламентирующие изготовление определенных логических и математических объектов, используемых во всякой деятельности (логически правильных рассуждений, определений, классификаций и т. п., математически правильных вычислений, построений, доказательств и т. п.).
Прескриптивная интерпретация правил универсальной практики
Как и правила частной практики, правила универсальной практики являются описательно-оценочными утверждениями, но с гораздо более отчетливо выраженным прескриптивным моментом, что иногда служит основанием для истолкования правил логики и математики как чистых предписаний, не содержащих обобщения (и, значит, описания) предшествующей универсальной практики.
По мнению Витгенштейна, если утверждению придается статус неопровержимо достоверного, оно тут же начинает употребляться как правило соответствующей языковой игры, или практики, и становится стандартом оценки всех других утверждений данной игры. Эту идею Витгенштейн распространяет и на утверждения математики: их достоверность и неопровержимость объясняются тем, что они представляют собой правила.
Как и в случае любых правил, в них нельзя усомниться и нет смысла говорить об их истинности, поскольку они не могут быть ложными. Витгенштейн признает существование утверждений, которые в одних ситуациях выступают как описания и доступны эмпирической проверке, а в других функционируют как правила для проверки других утверждений.
Вместе с тем, как полагает Витгенштейн, есть утверждения, настолько закрепившиеся в функции правил, что они потеряли возможность быть ложными, поэтому бессмысленно говорить об их истинности. Они входят в структуру некоторой языковой игры и предшествуют всякому определению истинности и соответствия реальности.
В число таких утверждений, полностью утративших свое описательное содержание и превратившихся в чистые предписания, или правила, Витгенштейн наряду с аналитическими высказываниями, правилами измерения, таблицами мер и т. п. включает также утверждения логики и математики.
Последние, подобно всем иным утверждениям, употребляемым как несомненно достоверные и неопровержимые, играют роль того «масштаба», на основе которого обычные утверждения способны оказываться описаниями реальности.
Говорить об истинности или неистинности утверждений логики и математики бессмысленно, так как они являются правилами и должны оцениваться не сами по себе, а только в составе тех игр, которые направляются ими. «Опасность состоит, я полагаю, в том, — пишет Витгенштейн, — что пытаются дать обоснование нашей процедуры, тогда как здесь не может быть такой вещи, как обоснование, и мы должны просто сказать: так мы это делаем».
Витгенштейн прав, настаивая, что системное обоснование правил всякой практики играет исключительную роль и обоснование таких правил не может быть сведено к приведению аргументов. Правила логики и математики обосновываются главным образом не сами по себе, а в составе тех теорий, в которых они используются.
Внутреннее обоснование данных правил, т. е. их обоснование в рамках чистой логики или чистой математики, — всего лишь первый этап обоснования, хотя именно на этом этапе они получают статус логических и математических истин.
Второй этап обоснования — это внешнее обоснование, т. е. обоснование той содержательной теории, в структуру которой входят соответствующие утверждения логики и математики. Приемлемость такой теории одновременно служит свидетельством приемлемости лежащей в ее основе логической и математической структуры.
Двойственность правил универсальной практики
Вместе с тем правила универсальной практики вряд ли допустимо истолковывать как чистые предписания. Подобно правилам частных практик, правила всякой практики являются двойственными утверждениями и имеют не только оценочное (прескриптивное), но и описательное содержание.
Последнее находится в гораздо более глубокой прескриптивной тени, чем в случае правил частной практики, но тем не менее оно существует. Если бы это было не так, осталось бы совершенно непонятным, как можно какую-то теорию, имеющую определенную логическую и математическую структуру, сопоставлять с реальностью и говорить об истинности или ложности теории, если структура последней содержательно пуста. Непонятно было бы также, откуда, если не из внешних обоснований, конкретные логические и математические теории получают импульсы для своего развития.
Кроме того, если бы даже правила всякой практики являлись, как полагает Витгенштейн, чистыми предписаниями, это не означало бы, что они вообще не нуждаются в обосновании. В отличие от описаний предписания не могут быть истинными или ложными. Но предписания, как и описания, бывают обоснованными или необоснованными, хотя способы обоснования предписаний своеобразны, в частности, они не могут быть эмпирическими.
Витгенштейн проводит различие между обоснованием языковой игры и причиной ее принятия: обоснование — это приведение доводов в поддержку обосновываемого тезиса, причина же принятия языковой игры лежит в сфере практики. Эту мысль Витгенштейна можно было бы попытаться истолковать как указание на принципиальные особенности обоснования предписаний в сравнении с обоснованием описаний, в частности как указание на то, что если описания обосновываются прежде всего путем сопоставления их с реальностью, то предписания обосновываются в первую очередь путем ссылки на их эффективность.
Однако Витгенштейн оснований для такой интерпретации не дает, ибо полагает, что языковая игра не может быть охарактеризована ни как обоснованная, ни как разумная, поскольку «она пребывает — как наша жизнь».
