Палата прошений

Палату прошений принято относить к консилиарным судам, поскольку ее формирование как судебной инстанции неразрывно связано с историей развития Королевского совета.

Именно прочность этих связей не позволяет с точностью датировать момент возникновения Палаты в качестве самостоятельной судебной инстанции, что отразилось в полемике начала XVII столетия.

Впрочем, в упомянутой полемике речь шла в первую очередь именно о самостоятельности Палаты прошений или о неотделенности ее от Королевского совета.

Дж. Спенс, впервые обратившийся к проблеме датировки формирования данного суда, полагал, что его истоки можно возвести к правлению Эдуарда III (1349 г.), но более вероятной представляется более поздняя дата — 1390 г., когда Ричард II издал ордонанс, регулирующий порядок заседания Королевского совета.

В 1898 г. И. Лидэм опубликовал избранные документы, относящиеся к деятельности Палаты прошений в годы царствования Генриха VII, с обширным введением, в котором утверждал, что с достоверностью начало деятельности Палаты можно отнести лишь к 1493 г.

Буквально через несколько лет после публикации исторического обзора Лидэма были обнаружены и опубликованы неизвестные ему свидетельства активности Палаты прошений уже в 1483 г., причем о данной инстанции источник говорит уже как о реально действующем активном органе.

А. Ф. Поллард в своем небольшом очерке200 обращает внимание на то, что сложность определения даты возникновения Палаты диктуется сложностью прочтения источников, в частности — путаницей между понятиями counsel / советник (персона) и council / совет (институт).

Действительно, уже к царствованию Ричарда II относятся свидетельства о том, что лорд-хранитель Малой королевской печати повелевал, чтобы clericus consilii был определен для рассмотрения прошений «бедного люда».

Следует заметить, что во Франции в рамках Королевского совета также существовал аналогичный институт maîtres des requêtes ordinaires de l’hôtel du Roi — факт, который впоследствии будет использован против Палаты полемистами общего права, таким образом приписывавшими ей «иноземное» происхождение.

На протяжении XV столетия парламент неоднократно увещевал Королевский совет обращать больше внимания на «прошения бедного люда».

В 1483 г. Ричард III назначает двоих clerici, второй из которых, Джон Гарингтон, был назван clericus consilii nostril requisicionum ac supplicationum. Регистры суда начинают составляться с 1493 г.; к этому же моменту относятся сведения о регулярном назначении судей.

По сути, они продолжали являть собой постоянно действующую комиссию Тайного совета, однако именно регулярность и активность побуждали воспринимать Палату прошений как отдельный институт, пусть и не вполне самостоятельный. Главой суда был лорд-хранитель Малой королевской печати, который и назначал судей и клерков.

В контексте конституционный споров конца XVI – начала XVII вв. важно отметить важную особенность юрисдикции Палаты.

Ее юрисдикция не имела территориальных или административно-правовых ограничений: подать прошение о необходимости королевского правосудия мог представитель «бедного люда» из таких автономных в правовом отношении образований, как палатинаты, регальные владения, Пять портов и др., несмотря на то что тяжба могла попадать под юрисдикцию локальных трибуналов или судов общего права.

Тем не менее в ряде случаев Палата прошений направляла иски просителей в суды общего права — это могло объясняться загруженностью мастеров, неочевидностью статуса «бедняка», вопросами о держании земли или иными соображениями.

Интересно
Показательно, что Палата прошений (также именовавшаяся Судом по делам бедного люда) не только действовала на основе полномочий Тайного совета, но и в органичном взаимодействии с другими его комиссиями, прежде всего со Звездной палатой.

Первоначально оба трибунала заседали в одном помещении; оба они были ориентированы на рассмотрение дел «бедного люда»: в юрисдикции Звездной палаты находились уголовные дела, в юрисдикции Палаты прошений — гражданские.

Лорд-хранитель Малой королевской печати, председатель Палаты прошений, входил в состав судей Звездной палаты. Однако, в отличие от Звездной палаты, статус и юрисдикция Палаты прошений не были подтверждены парламентским актом.

Патримониальный характер суда Палаты прошений подчеркивался рядом церемониальных элементов: судьям следовало сопровождать монарха во время его поездок по стране, чтобы каждый мог приблизиться и подать соответствующую просьбу.

Согласно мнению сэра Юлия Цезаря, регулярные заседания Палаты прошений начались в Уайтхолле с 1496 г., однако вплоть до 1533 г. выездные сессии, на которых суд сопровождал путешествующего по стране монарха, периодически повторялись вплоть до 1533 г.

Церемония назначения мастера Палаты прошений (судьи) заключалась в принесении присяги в Королевском совете. С 1558 г.203 в дополнение к ординарным мастерам палаты мог назначаться мастер экстраординарный; первые получали ежегодный патент на выплату вознаграждения в размере 100 фунтов из средств Казначейства.

Ординарных мастеров в палате от начала ее существования до последнего года правления Елизаветы было не более двух.

Влиятельным протагонистом консилиарного правосудия был кардинал Уолси, сыгравший значительную роль в становлении и популяризации Палаты прошений.

Именно в правление Генриха Тюдора и его министра оформляется представление о «суде для бедного люда» как о трибунале, благодаря королевской милости доступном для тех, у кого не хватало средств на ведение процесса в судах общего права.

Сам термин «прошение» предполагал отсуствие вознаграждения судьям со стороны истца, поскольку, по сути, процесс начинался с личной просьбы о королевском правосудии.

С 1529 г. данный суд начинает именоваться Палатой прошений. Кроме того, предполагалось, что в данный трибунал могли обращаться и слуги королевского хаузхолда, для который монарх являлся первой судебной инстанцией в качестве главы дома.

Томас Кромвель продолжал покровительствовать «суду для бедного люда», поэтому можно предположить, что активная пропаганда патримониального облика короны воспринималась как средство сдерживания амбиций высшей знати.

Значительный приток дел в консилиарных судах, в том числе и в Палате прошений, был также обусловлен и целенаправленным вмешательством консилиарной юстиции в юрисдикцию манориальных судов, и событиями Реформации, прежде всего роспуском монастырей.

Как известно, роспуск монашеских обителей на всей территории Англии привел к ощутимым демографическим и социальным проблемам: многие из вчерашних монахов и монахинь, а также бывших держателей монастырских земель пополнили ряды «бедного люда», оказавшись, de facto вне чьей бы то ни было юрисдикции, кроме королевской.

К концу царствования Генриха VIII суд оказался настолько перегруженным, что мастера палаты советовали некоторым из просителей обращаться напрямую в Канцлерский суд.

Одному из судей, как правило, ординарному мастеру, приходилось отправляться в путь вместе с королем, в то время как экстраординарный мастер оставался слушать прошения в Уайтхолле.

При Елизавете положение дел сохранилось, кроме того, был назначен еще один экстраординарный мастер. Все судьи палаты были квалифицированными юристами, цивилистами или канонистами.

Интересно
В некотором отношении отсутствие у Палаты прошений статуса самостоятельного суда, независимого от Тайного совета, могло задевать их профессиональное честолюбие, однако компенсацией служили авторитет, статус членов Тайного совета и близость к персоне самодержца.

Кроме того, Палата прошений, так же как и суды Звездной палаты и Выской комиссии, имела репутацию суда, не пораженного одним из самых одиозных пороков судов общего права — коррупцией, поскольку мастера палаты получали жалование в качестве членов королевского хаузхолда. Как уже было сказано, доктора-цивилисты составляли основу корпуса судей, однако при необходимости мастера прибегали к консультациям юристов общего права.

Палата прошений являлась судом справедливости, процедура которого почти полностью формировалась цивилистами на основе процедуры других судов цивильного права.

Сначала на имя короля или королевы истцом направлялась петиция, в которой излагалась суть жалобы, затем отвечик должен был представить письменный «ответ».

Первоначально только эти два документа требовались для начала разбирательства, однако с развитием деятельности суда могли добавляться еще несколько последовательных «возражений» и «опровержений» истца и ответчика.

После этого издавалось предписание, скрепленное Малой королевской печатью, адресованное локальным магистратам, которым надлежало расследовать суть проблемы и представить результаты Палате прошений. Тяжущимся сторонам предписывалось лично явиться на слушание.

Это совершалось двумя способами: чаще всего издавалось предписание, адресованное каждой из сторон и скрепленное Малой королевской печатью, с приказом предстать перед королем и его советом.

Менее распространенной формой было издание так назваемой прокламации о мятеже (proclamation of rebellion), на основе которой формировалась комиссия о мятеже.

Термин «мятеж», впрочем, использовался чисто номинально, для того чтобы получить возможность препроводить ответчика в суд под надзором сержанта или пристава в строго означенный день. Затем судьи палаты вновь допрашивали истца, ответчиков и свидетелей и выносили окончательное решение. Все документы составлялись на английском языке.

Столкновение между Палатой прошений и судьями Вестминстера началось в 1590 гг. Суд Общих тяжб использовал уже опробованное средство — издание запрещений. Первое из них было издано в 1591 г., вскоре после того как сэр Юлий Цезарь был назначен мастером Палаты прошений.

В деле Лок против Парсонса ответчик, препровожденный в суд и отданный под стражу, подал жалобу в суд Общих тяжб, и запрещение было издано на основании Хартии вольностей. Тяжба продлилась несколько лет, и Палате удалось отстоять свой авторитет при поддержке Тайного совета, так же как и в сходном деле 1593 г.

Однако уже в 1598 г. в деле о выплате долга суд Общих тяжб сумел настоять на выполнении изданного им запрещения.

После 1599 г. Общие тяжбы издали запрещения против Палаты прошений на основе Habeas corpus act. С 1595 г. наступление Общих тяжб поддержал суд Королевской скамьи, также издавший собственное запрещение в деле Хоуби против Хигфорда.

Самой важной в конституционном отношении стала полемика о деле Степни против Флоуда, начавшаяся в 1594–1595 гг. Суть дела была простой.

Интересно
Степни, шериф графства Кармартен, получил скрепленное Малой королевской печатью предписание препроводить в суд Палаты прошений некоего Флоуда, который обвинялся в присвоении имущества своей жены, был вызван в суд, пообещал явиться на слушание в указанный день и не явился.

После чего шериф Степни арестовал его и намеревался препроводить в суд силой. Жалоба на действия шерифа была подана главному судье королевства сэру Джону Попэму, который, подтвердив правоту представителя власти, вновь передал делов палату Прошений для вынесения приговора и приведения его в исполнение.

Предписание о запрещении в Палате получили именно в тот момент, когда Флоуду выносили обвинительный приговор.

Речь снова шла о неправомерности ареста, но на этот раз сомнению подверглись не только основания действий Палаты прошений вконкретном случае, но и ее статус как са мостоятельного трибунала.

В сущности, все решения палаты, по мнению вестминстерских судей, не имели силы, поскольку статус суда не был подтвержден ни одним из королевских статутов; это и отличало Палату прошений от Выской Комиссии, Звездной палаты и иных прерогативных судов в судов справедливости.

Сэр Юлий Цезарь немеделнно организовал защиту вверенного ему суда, написав небольшое сочинение «О древности, полномочиях и процессе Палаты прошений».

После первого издания трактата он продолжал изыскания вплоть до 1630 г., собрав и систематизировав весь имеющийся материал об упоминаниях Палаты («суда по делам бедного люда», «суда Уайтхолла»), привлекая не только документацию Палаты, но и обширный материал парламентских статутов и прецедентов общего права.

Несмотря на то, что сэр Юлий воплощал собой лучшие черты цивилистского профессионального сообщества, в ходе развернувшейся дискуссии он использовал прием, который впоследствии станет отличительной особенностью аргументации юристов общего права, а именно — аргументацию, основанную на анализе существующей традиции и более ранних прецедентах.

Целью изысканий сэра Юлия и его клерков было доказать не только древность существования Палаты прошений, но, что не менее важно, продемонстрировать факт признания ее в качестве неотъемлемой составляющей Тайного совета.

Оппонент Цезаря, которым оказался не кто иной, как вездесущий сэр Эдвард Кок, использовал тот же самый метод, но, разумеется, в противополжных целях.

Ключевым пунктом защиты, выстроенной сэром Юлием, был следующий тезис: если Палата прошений была исконно и неразрывно связана с юрисдикцией и полономочиями Тайного совета, то в случае, когда суд Общих тяжб ставил под сомнение легитимность действий Палаты прошений, он подвергал сомнению и легитимность действий Тайного совета, а в конечном счете — легитимность действий короляв-совете.

Если суды общего права претендовали на роль контролирующей инстанции по отошению к Тайному совету, следовательно, таким образом они приписывали себе также право контролировать и определять легитимность действий самого монарха.

Отсутствие статута, утверждающего палату в качестве самостоятельной судебной инстанции, с точки зрения Цезаря, является не умалением ее достоинства, а скорее преимуществом.

Монарх не делегирует данному суду часть своей юрисдикции, но реализует ее персонально, что следует из формулы вынесения приговоров в Палате прошений: приговор подписывался лично королем или королевой.

Примечательно, что в предисловии, в котором сэр Юлий обращается к лорду Бэрли, английский монарх настойчиво именуется не только «отцом отечества», но и «отцом английского правосудия», а поддержание мира между цивилистами и судьями общего права входит в круг его отцовских обязанностей.

Нарушение же паритета сил, по словам Цезаря, является прямым умалением и оскорблением монаршей власти.

Для Кока, однако, приводимые сэром Юлием исторические доказательства не показались убедительными; точнее, в тексте «Институций» он вообще игнорирует их.

В достаточно едком тоне говорит об отсутствии ранних упоминаний о суде Палаты прошений (1493 г., избранный Цезарем в качестве отправной точки работы Палаты как автономной инстанции) и о неправомочных попытках мастеров палаты придать суду самостоятельный статус путем создания комиссий в правление Генриха VIII, притом, как он справедливо отмечал, «суды справедливости не создаются путем назначения королевской комиссии».

Нельзя не заметить, что Кок, при необходимости демонстрировавший невеоятно высокое мастерство ведения полемики, в данном случае откровенно уходит в довольно плоскую риторику отрицания.

Интересно
Важным является и то обстоятельство, что Кок отнюдь не выдвигает требований об упразднении Палаты прошений и не заявляет о бесполезности данного трибунала: единственное, что представлялось ему важным, — «оставить все так, как есть, при условии разумных ограничений», налагаемых на действия мастеров Палаты.

Тем не менее, все последние годы царствования Елизаветы атака на Палату прошений продолжилась, а с 1606 г., когда Кок стал главным судьей Общих тяжб, количество предписаний о запрещениях еще более возросло.

При этом Палата все еще оставалась эффективно действующей судебной инстанцией. Несмотря на то что мастера Палаты не чувствовали себя в безопасности и резонно опасались за возможность приводить собственные приговоры в исполнение, в течение одной сессии, длившейся около 20 дней, они рассматривали примерно 14 дел ежедневно.

Взошедший на трон Яков Стюарт очевидно благоволил к судьям Палаты, подтвердив их статус членов Тайного совета, однако, не определил их место в иерархии советников.

Настоящие позитивные перемены и стабилизация положения суда были связаны с назначением Генри Монтагю, графа Манчестера в 1627 г. лордомхранителем Малой королевской печати.

Он предпочитал лично присуствовать на заседаниях суда; если в последние годы правления Елизаветы и при Якове председательство лорда-хранителя стало скорее номинальным, то Монтагю предпочел вернуться к практике, имевшей место при первых Тюдорах.

Укрепление позиций палаты хронологически совпало с обострением конфликта между судами общего права и прерогативными судами — Высокой комиссией и Звездной палатой. В связи с этим закономерным представляется, что в 1640 г. суд Палаты прошений пал жертвой наступления оппозиции именно на cуд Звездной палаты.

Первая часть статута упраздняла суд Звездной палаты, вторая — менее известная, но при этом не менее значимая — упраздняла суды палатинатов Ланкасетра и Честера, Совет марки Уэльса и суд Казначейства.

Непосредственно о Палате прошений статут не говорит ничего. Однако аргументы, некогда выдвинутые сэром Юлием Цезарем и, как следует из ситуации, не оставшиеся без внимания, были обращены авторами текста статута против своих противников — членов Тайного совета.

Поскольку речь в статуте шла об ограничениях — фактически о незаконности юридической активности Тайного совета предполагалось, что английскому «обычаю и праву» противоречила и судебно-правовая активность Палаты прошений как неотъемлемой части Тайного совета.

Поскольку существование Палаты не было утверждено отдельным актом, упразднить «несуществующую» инстанцию было de jure невозможно. При этом книги Палаты, более фрагментарные, нежели прежде, свидетельствуют о том, что заседания продолжались вплоть до мая 1642 г.

Последняя запись относится к июлю 1642 г., после чего записи обрываются. Количество поданных жалоб не уменьшилось, однако рассматривал их всего лишь один мастер Палаты. Причиной реального сворачивания его деятельности было прекращение нормального функционирования королевского двора и службы Малой печати.

После Реставрации, наряду с восстановлением иных институтов монархической власти, закономерным было ожидать и восстановления работы Палаты прошений, тем более, что в период Гражданской войны мастера Палаты примкнули к партии двора, а в период изгнания Карла II некоторым из них выплачивалась пенсия.

Действительно, немедленно после Реставрации были назначены четыре ординарных мастера, а в 1662 г. им было разрешено заседать в прежних помещениях.

Тем не менее король не был склонен наделять назначенных мастеров реальными полномочиями, очевидно, опасаясь возможных ассоциаций с упраздненными Звездной палатой и Высокой комиссией. Наконец, в 1685 г. должность мастера Палаты прошений была окончательно ликвидирована.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)