Особенности психогенных расстройств при деятельности в экстремальных условиях

При выполнении специалистом служебных обязанностей в экстремальных условиях весьма высока вероятность возникновения разнообразных психогенных расстройств. Чаще всего с подобными явлениями сталкиваются врачи-психиатры подразделений МЧС , Вооруженных Сил, МВД и других так называемых «силовых структур». Военные врачи одними из первых начали исследовать данную проблему, поскольку на поле боя им приходилось сталкиваться с разнообразными проявлениями последствий психотравмирующего воздействия происходящих событий.

Пожалуй, самые первые научные описания психотравмирующего воздействия боевого стресса как фактора экстремальных условий деятельности относятся ко второй половине XIX в. Они основаны на наблюдении за участниками Гражданской войны в Северной Америке. Так, Да Коста наблюдал 300 солдат действующей армии, которые жаловались на одышку, учащенное сердцебиение, жгучие боли в груди, слабость, головную боль и головокружение. Выявленный специфический симптомокомплекс был назван им «солдатское сердце». Весьма похожую картину наблюдал несколько позднее у участников той же войны В. А. Хэммонд.

Исследования психогенных нарушений у солдат продолжились во время Первой мировой войны. Так, американскими психиатрами был описан симптомокомплекс, получивший название shellshok («снарядный», или «артиллерийский», шок). К проявлением данного симптомокомплекса различные специалисты того времени относили: паралич, потерю ориентировки, истерическую слепоту, ипохондрические, фобические или тревожные симптомокомплексы, оцепенения вплоть до кататоноподобного ступора, повышенную раздражительность, чувствительность к внезапному шуму, тремор, бессонницу, ночные кошмары военного содержания и др. Россия также столкнулась с психогенными проявлениями у солдат в начале XIX в. Так, например, согласно отчету Главного военно-санитарного управления российской армии, во время войны с Японией неврозы диагностировались у 4 солдат и 75 офицеров из каждой тысячи военнослужащих. Во время Первой мировой войны неврозы диагностировались: в 41,5% случаев на воронежском эвакопункте, в 36,2% — на Северном фронте . В петроградских лазаретах у 70% офицеров и 19% солдат также отмечались неврозоподобные состояния.

Во время Второй мировой войны для армий многих воюющих государств психогенные нарушения стали подлинным бедствием. Так, в США «психиатрические потери» по сравнению с Первой мировой были на 300% больше и составили около 1 млн человек, из них 64% случаев — неврозы. Это при том, что существовал весьма жесткий отбор для службы в армии и на флоте. За период с 1 января 1942 по 30 июня 1945 г. были признаны негодными по различным психиатрическим статьям 175 тыс. человек, подлежащих призыву. В какой-то момент число уволенных по психиатрическим статьям превысило число всех вновь призванных на военную службу. Среднее число уволенных по психиатрическим диагнозам в период с 1943 по 1944 г. составило от 9 до 20 тыс. человек в месяц.

К сожалению, современная история человечества сопровождается войнами и военными конфликтами. Конец XX и начало XXI в. не стали исключением. Хотя крупномасштабные военные кампании не велись, но военных конфликтов было предостаточно: в Корее и Вьетнаме, Афганистане и Чечне, на Ближнем Востоке и в Европе, в странах Африки и Латинской Америки. Все эти события привели к еще большему пониманию актуальности массовых психогенных нарушений. При этом следует отметить, что актуальность данной проблемы растет пропорционально числу лиц, чья профессиональная деятельность протекает в экстремальных условиях. Сегодня профессии «экстремального характера» стали как никогда массовыми. К ним относятся не только военнослужащие, но и сотрудники МВД и других силовых структур, спасатели, шахтеры, летчики… Причем большинство психогенных нарушений, наблюдаемых у профессионалов, чья работа связана с деятельностью в экстремальных условиях, во многом аналогичны психогенным нарушениям военнослужащих, которые возникают у них в период боевых действий.

Комплекс симптомов, характерных для психогенных нарушений, наблюдаемых у военнослужащих в период ведения боевых действий, российскими военными психиатрами чаще всего обозначается как «боевая психическая травма», или «боевой стресс». С точки зрения психофизиологии сущность боевого стресса заключается в перераспределении ресурсов человеческого организма для выживания в экстремальных условиях. Этот процесс сопровождается напряжением различных адаптационных механизмов и выраженными психофизиологическими изменениями, которые обладают чрезмерной интенсивностью и продолжительностью, что, в свою очередь, помимо непосредственных психотравмирующих факторов боевой обстановки может оказывать вторичный повреждающий эффект и становиться причиной расстройств психической деятельности.

Следует отметить, что до настоящего времени нет общепринятого определения боевой психической травмы. Одни исследователи соотносят это понятие с реактивными состояниями и острыми стрессовыми реакциями, развивающимися в условиях жизнеопасной ситуации. Другие авторы под боевой психической травмой понимают всю совокупность симптомов, обусловленных стрессом, т. е. вкладывают в это понятие более широкий круг расстройств, в том числе доболезненные проявления. Причем если задать вопрос, что собой представляют так называемые доболезненные проявления, то закономерно можно прийти к выводу о том, что речь идет о нарушениях психологического типа, когда болезни еще нет, но отдельные ее признаки уже проявляются.

Впервые диагноз боевого стресса был использован русскими психиатрами в период русско-японской войны. Им и же была предпринята попытка раскрыть механизмы патогенеза боевой психической травмы. Так, Н. А. Вырубов (1915) рассматривал боевую психическую травму как «контузионный психоз» и «психоневроз». По его мнению, в основе психогенных нарушений у военнослужащих лежат «органические» нарушения «молекулярного» характера. Одновременно с этой точкой зрения была высказана и другая. Так, С Н. Давиденко (1915) настаивал на функциональной, эмоциогенной природе «боевых психозов». Позднее стало ясно, что вторая точка зрения в большей степени соответствует истине. Наиболее ярко эмоциогенная природа боевой психической травмы проявилась в годы Второй мировой войны.

Однако к такому пониманию механизмов психогенных нарушений у людей, выполняющих профессиональные обязанности в экстремальных ситуациях, врачи-специалисты пришли не сразу. Долгое время отечественные психиатры рассматривали расстройства, связанные с боевым стрессом, преимущественно с физиологической позиции и многие его симптомы объясняли травматическим повреждением головного мозга. Такая позиция прежде всего определялась доминирующим длительное время учением И. П. Павлова, который все психические процессы объяснял торможением и возбуждением. Поэтому стресс рассматривался в качестве фактора, запускающего возникновение психических расстройств исключительно на материальной почве.

В ходе Второй мировой войны стало ясно, что с увеличением продолжительности пребывания в боевой обстановке повышается специфическая устойчивость организма к воздействию боевых стрессов, закрепляются новые поведенческие навыки и стереотипы, имеющие ведущее биологическое значение для сохранения жизни. В клинических проявления х боевой психической травмы нарастает частота агрессивных и асоциальных фор м поведения. Причем враждебность весьма часто проявляется не только в словах, но и в поведении. По мнению военных врачей-психиатров, агрессивное поведение, как правило, отражает формирование «нажатых» способов реагирования, вторичных по отношению к состоянию хронической тревоги.

По нашему мнению, основанному на практическом опыте оказания психологической помощи специалистам различного профиля, выполнявших служебные обязанности в экстремальных условиях, проявление невербальной агрессивности вряд ли стоит рассматривать как «закрепленную» форму поведения, обусловленную биологической целесообразностью. Анализ лонгитюдного наблюдения за военнослужащими, находящимися в условиях реальной витальной угрозы, свидетельствует о том, что рост агрессивности предшествует или психическому срыву, или совершению аварии, или гибели военнослужащего вследствие ошибочных действий или ошибочных решений. Поэтому рассматривать возникновение агрессивности в условиях боевой обстановки в качестве «биологически значимой» формы поведения нецелесообразно. Скорее всего, повышение уровня агрессивности следует рассматривать как недостаточное развитие личности или как индикатор осложнения психической регуляции, предшествующей психогенным расстройствам.

К другому типу феноменологических проявлений психопатологии боевой травмы принято относить «бегство от реальности», что проявляется в виде невротических, соматоформных и диссоциативных расстройств, аддиктивного и суицидального поведения. Как правило, расстройства, относящиеся к первой группе, наиболее часто развиваются в первые месяцы пребывания в экстремальной обстановке, в то время как разнообразные формы агрессивного поведения нарастают по мере увеличения продолжительности пребывания в данных условиях.

Еще в большей степени выражены психические нарушения у лиц, получивших ранения, травмы или увечья в процессе выполнения служебных обязанностей в экстремальной обстановке. Так, обследования раненых военнослужащих показывают, что практически у всех наблюдаются более или менее выраженные изменения психического состояния. Причем эти состояния чаще всего бывают двух типов: гиперстенические и астено-депрессивные с выраженными реакциями страха и беспокойства. (Очень часто аналогичные состояния можно наблюдать у лиц, ставших свидетелями особо разрушительных стихийных бедствий или техногенных катастроф).

Следует также отметить, что характер психогенных нарушений в значительной степени определяется условиями, в которых специалистам приходилось выполнять свои профессиональные обязанности. Например, если сопоставить состояние военнослужащих, принимавших участие в боевых действиях на Северном Кавказе и в Афганистане, то можно обнаружить, что в первом случае преобладали депрессивные состояния (особенно в первой половине 1995 г.), а во втором — астенические как следствие хронического эмоционального стресса и социальной изоляции.

Не менее сложная проблема сохранения здоровья людей, выполняющих профессиональные обязанности в экстремальных условиях, — алкоголизм и наркомания. По мнению ряда авторов, данные явления следует рассматривать в качестве вторичных симптомов по отношению к невротическим и аффективным расстройствам, т. е. как следствие психогенных нарушений. Уже в период русско-японской войны (1904-1905) было отмечено, что по мере того как русские войска все больше увязали в затяжной, непопулярной среди населения войне, возрастало количество больных с алкогольной патологией. Чаще всего высокий уровень алкогольной патологии в то время объяснялся «потребностью подбодрить нервную систему».

Во время войн в Корее и Вьетнаме анонимные опросы американских солдат показывали, что до 50-80 % из них принимали марихуану и до 30% — героин. По мнению врачей-психиатров, употребление психоактивных веществ позволяло военнослужащим временно справляться с психологическими проблемами. Вместе с тем употребление наркотических веществ увеличивало, в свою очередь, количество психических заболеваний. Так, во втором периоде войны американскую армию фактически захлестнула волна наркомании. Около 60% санитарных потерь составляли случаи психических нарушений, большинство из которых усугублялось хроническим употреблением наркотиков.

По данным отечественных психиатров, в годы Афганской войны около трети психических нарушений были вызваны употреблением наркотических веществ или алкоголя. Так, психические нарушения у рядового состава (примерно 31%) были связаны с употреблением наркотиков (в основном гашиш и опий). Среди психических нарушений у офицеров 35,2% заболеваний были обусловлены употреблением алкоголя.

В 1995 г. в период Чеченской войны употребление спиртных напитков стало одним из самых распространенных явлений. Причем уровень употребления алкоголя возрастал в период ведения боевых действий (до 98%) и снижался во время отдыха и перерывов между боями (до 12%). Большинство военнослужащих, регулярно употреблявших спиртные напитки, объясняли употребление алкоголя стремлением снять внутреннее напряжение, «на время забыться» и т. д.

Таким образом, выполнение профессиональных (служебных) обязанностей в условиях реальной витальной угрозы сопровождается не только непосредственным воздействием психогенных факторов, но и высокой вероятностью возникновения психогенных нарушений, обусловленных вторичными причинами. К их числу следует отнести алкоголизм и наркоманию. Вместе с тем вопрос о влиянии личностных характеристик профессионалов на вероятность возникновения психогенных нарушений, а также их влияния на характер течения реабилитационного процесса — отдельная проблема. Имеющиеся в настоящее время данные экспериментальных исследований позволяют утверждать, что подобная связь существует. Так, в табл. 23.3. представлены результаты обобщенного исследования С. В. Литвинцева (1994) и Е. В. Снедкова (1992), изучавших характер реабилитационного процесса у военнослужащих, находящихся на излечении в медицинских учреждениях по поводу реакций боевого стресса (РБС).

Как известно, акцентуации характера, в отличие от акцентуаций личности, принято рассматривать в качестве определенного критерия психической нормы. С этой точки зрения представленные в табл. 23.3 данные свидетельствуют о том, что наиболее благоприятный исход течения реакций боевого стресса в большей степени присущ людям, у которых отсутствуют признаки акцентуаций характера. Следовательно, особенности психики человека могут выступать в качестве прогностических критериев развития психогенных нарушений в экстремальных условиях деятельности, что особенно актуально при решении задач профессионального психологического отбора специалистов для деятельности в подобных условиях и оказания им специализированной психологической помощи в процессе сопровождения деятельности и реабилитации.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)