Определение рынка в экономической науке и социологии

Социология рынка — наверное, сегодня самое популярное направление в экономической социологии, причем как в западной, так и в отечественной. Почему так? Можно было бы предположить, что в России переход от планового хозяйства к рыночному и тот замечательный эффект наполнения рынком товарами, который мы наблюдали в 1990-х и 2000-х гг., притягивает внимание выросших в годы советского дефицита эконом-социологов. Но как объяснить повышенный интерес к социологии рынка в западной экономической социологии? У них ведь с рынком все было и так в порядке. Видимо, есть в самом феномене рынка нечто магическое (как и в деньгах), что заставляет обращать усталый взор эконом-социолога на рынки и торговые сети. На статью Марка Грановеттера “ Economic Action and Social Structure: The Problem of Embeddedness” (1985) ссылаются более 2500 раз, что делает ее одной из самых цитируемых публикаций в социологии во второй половине XX в. и свидетельствует о повышенном внимании общественных наук к исследованию рынка в целом. Но это повышенное внимание социологии к рынкам не осталось пустым любопытством — действительно, в этой области сделано многое. Причем исследования рынка проводились как на теоретическом уровне, так и на практическом, проведено большое количество социологических исследований конкретных рынков — от автомобилей до антиквариата. Социологам сильно помогли представители новой институциональной экономики, историки и антропологи рынка. Итак, сделано многое в исследовании рынка, но как нам кажется, работы в этой области эконом-социологам еще осталось.

Вопрос «Что такое рынок?» вызывал интерес у многих поколений ученых. Первоначально на него пытались дать ответы экономисты, представляя его как форму или способ организации обмена (А. Смит, Д. Рикардо, Дж. Ст. Милль, К. Маркс), абстрактный механизм ценообразования, способ координации спроса и предложения (У.С. Джевонс, А. Маршалл), процесс и результат человеческих действий (К. Менгер, JI. Мизес, Ф. Хайек), экономический институт (Р. Коуз, О. Уильямсон, Д. Норт).

В самом начале экономической науки экономисты рассуждали примерно так, как сейчас представляют себе экономику и рынок люди в повседневной жизни — какой-нибудь водитель грузовика или охранников супермаркете. Они говорят так: рынок — это торг, и не подозревают, что “torg” по-шведски всего лишь площадь (необязательно рыночная); они уверены: обмен и рынок — это то, что дает деньги, только с помощью рынка можно что-то продать или купить; они точно знают: смысл рынка в том, что дешевле купил — дороже продал. Именно так, как эти водители и охранники, и считали лучшие умы экономической науки — меркантилисты — три столетия назад: у них рынок выступал центром экономики, а торговец — центральной фигурой этой экономики. Только обмен обеспечивал прибавочную стоимость и давал деньги; откуда берутся товары для обмена, их не очень интересовало. Классики политэкономии XVIII—XIX вв. думали уже по-другому — осязаемая и видимая форма рынка их уже не так интересовала, им надо было угадать, что скрывается за этой формой рынка, кто стоит за всем этим. Поэтому они связывали рынок в основном с процессом производства и разделения труда, а не обмена. Именно производство являлось центральным институтом в исследовании хозяйственных процессов. Поэтому и цену продукта определяет не рынок, а то количество труда, которое требовалось для производства товара. Цена при этом имела два вида: естественная, в основе которой лежали затраты труда, и текущая, определяемая на рынке внешними случайными факторами. «Текущие» цены имеют тенденцию тяготеть к «естественным». Продолжительное время, однако, они могли быть выше «естественной» цены. Причины этого различны: например, природные катаклизмы (засуха, которая повышает цены на хлеб) или информация, которую скрывает предприниматель от своих конкурентов. А. Смит в своей работе «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) анализирует связь размеров рынка и степень разделения труда в обществе: «Когда рынок незначителен, ни у кого не может быть побуждения посвятить себя целиком какому-либо одному занятию ввиду невозможности обменять весь излишек продукта своего труда на необходимые продукты труда других людей». Чем малочисленней и удаленней поселения друг от друга, тем меньшей профессиональной специализацией обладают его жители. Благодаря водному транспорту (а в Англии речной транспорт развивался особенно активно) для всех видов труда открывается более широкий рынок. А значит, появляются и новые профессии. В конечном счете, как полагает Смит, общественное богатство является результатом труда народа, который, в свою очередь, определяется уровнем разделения труда. Он также утверждает, что обществом управляет «невидимая рука» (под невидимой рукой у него имелась в виду рука божества), которая согласовывает через рыночный обмен частные и общественные интересы.

К. Маркс еще более, чем классики, стремится проникнуть в суть экономических вещей и разобрать, что же скрывается за видимым механизмом обмена и рынка. Он также отмечает большую роль производства по сравнению с рынком: обменивается только то, что произведено. «Элементарной клеточкой» экономики выступает товар — продукт труда, уже специально произведенный для продажи или обмена. Но товар — он только с виду товар, а за ним стоят непростые человеческие отношения. И что скрывается за товаром и товарным производством? Это не просто труд рабочих, а особые отношения по поводу труда — отношения эксплуатации. За рыночной ценой скрывается не просто количество труда (среднего по отрасли, как научил Д. Рикардо), а прибавочный труд или прибавочная стоимость. Она дает возможность превратить деньги в капитал, поэтому рынок — это не просто сфера обращения товаров или способ обмена продуктами труда, но особенная капиталистическая организация производства в широком смысле этого слова — туда входят собственно производство, обмен, распределение и потребление. В капиталистическом обществе производятся не товары — главной целью его является получение денег, поэтому производится прибавочная стоимость, а капиталистический рынок — это способ или механизм обмена товаров, каждый из которых несет в себе прибавочную стоимость. Итак, Маркс разделяет простой товарный рынок, существовавший в Средние века и опиравшийся на труд городских ремесленников, и капиталистический рынок, который основан на эксплуатации наемной рабочей силы. Эти рынки устроены по-разному. (Карл Поланьи и Фернан Бродель потом подчеркнут различие public market and private market — общественного и частного рынка: если первый регулируется обществом (в Средние века цеховая организация регулировала городской рынок, на его воротах каждый день вывешивались цены), то второй уже не терпит никакого вмешательства — в том числе и государственного — и не допускает никого, кроме капиталистов.) Кроме этого, Маркс указывает на тот факт, что у каждого рынка есть своя история. Рынки не создаются сами по себе. Так, например, европейские и колониальные рынки возникли вследствие политических целей государств и совершения насилия. Идеологическая природа рынка раскрывается Марксом через иллюзорную идею свободы и равенства всех участников на рынке труда, которую пропагандирует капитализм. Формально рабочие свободны, но в действительности получается так, что они вынуждены соглашаться на небольшой доход по сравнению с тем, что получает капиталист в форме прибыли.

В конце XIX в. экономическая концепция рынка пережила значительные изменения благодаря работам представителей школы маржинализма (JI. Вальраса, У.С. Джевонса, К. Менгера и др.). Рынок приобрел абстрактный характер, а главными исследовательскими вопросами выступили процесс ценообразования и механизм распределения ресурсов. Следствием этого аналитического подхода к анализу рынка стала возможность концептуализации модели экономики как системы рынков. Как указывает А. Курно в труде “ Recherches sur les principles mathematiques de la theorie des richesses”: «Экономисты подразумевают под термином “рынок” не какую-либо конкретную рыночную площадь, на которой покупаются и продаются предметы, а в целом всякий район, где сношения покупателей и продавцов друг с другом столь свободны, что цены на одни и те же товары имеют тенденцию легко и быстро выравниваться». Вот вам уже эмпирически и теоретически определенные границы рынка: рынок — это такая территория, на которой цены на продукты одинаковы. В свою очередь, У. С. Джевонс в работе “Theory of Political Economy” замечает: «Вначале рынок представлял собой публичное место в городе, где пищевые продукты и другие предметы выставлялись на продажу, но затем это слово было обобщено и стало обозначать всякую группу людей, вступающих в тесные деловые отношения и заключающих крупные сделки по поводу любого товара. Большой город может иметь столько рынков, сколько в нем существует важных отраслей хозяйства, причем эти рынки могут быть привязаны к определенному месту, а могут и не иметь такового. Центром рынка служат публичная биржа, торговые и аукционные залы, где торговцы по взаимному согласию встречаются и заключают сделки. В Лондоне Фондовая биржа, Зерновая биржа, Угольная биржа, Сахарная биржа и многие другие располагают своими помещениями, в Манчестере Хлопковая биржа, Биржа обтирочных материалов и др. тоже имеют свое определенное место. Но такое их строгое размещение вовсе не обязательно. Торговцы могут располагаться по всему городу или отдельному району страны и все же образовывать рынок, если они поддерживают друг с другом тесную связь посредством ярмарок, собраний, изданий прейскурантов, по почте или иными способами».

Новая аналитическая модель рассматривала рынок как абстрактный механизм ценообразования, т. е. рынок совершенный, главными характеристиками которого выступают совершенная конкуренция и совершенная информация. Совершенная информация означает, что все агенты на рынке автоматически и без издержек обладают всей необходимой информацией. А совершенная конкуренция подразумевает, что на рынке существует множество продавцов и покупателей, ни один из которых не может повлиять на цену критическим образом. Такие социальные факторы, как отношения власти, законодательные и административные законы и различные традиции, не участвуют в конструировании рынка, по мнению представителей австрийской школы. Эта точка зрения противостояла позиции немецкой исторической школы политической экономии, которая проиграла «борьбу методов» в XIX в. Так, из экономики исчезло представление о том, что рынок — это конкретное территориальное и социальное пространство обмена (которое можно наблюдать при желании). Рынок превратился из реально существующего объекта в модель этого объекта. (Вопрос из области перформативности экономической науки: модель теперь уже сама повлияла на объект — то, что стали экономисты считать рынком, им в действительности и стало.)

В «Принципах экономической науки» А. Маршалл представляет свою программу исследования организации рынков. Он рассматривает рынок как механизм координации спроса и предложения и выделяет ряд эмпирических характеристик рынка, основными из которых являются размер (пространство) и время, степень организованности и специфичности товара. По признаку размера Маршалл выделяет широкий и узкий рынок, а по времени — краткий и долгий относительно продолжительности периода, когда силы спроса и предложения достигнут равновесия: «Товары, на которые существует очень широкий рынок, должны быть такого рода, чтобы их можно было перевозить на далекие расстояния, хранить сколько-нибудь продолжительное время, а их стоимость должна быть довольно значительной по отношению к их объему. Товар, объем которого столь велик, что цена его неизбежно резко повышается, когда его продают для доставки в пункт, далеко расположенный от места его производства, должен, как правило, иметь узкий рынок». Далее Маршалл выделяет высокоорганизованные рынки и определяет их в категориях всеобщего спроса, спецификации и перевоза на далекие расстояния. К ним он относит ценные бумаги, а также ценные металлы — золото и серебро, т. е. те товары, которые котируются на мировом рынке. Маршалл убежден, что фондовая биржа является образцом, по которому формировались рынки для сделок со многими видами товаров. Товары, которые не обладают выше названными тремя признаками, — это предметы, которые изготавливаются по заказу, а также скоропортящиеся и объемные продукты питания. Также рынок, по мнению Маршалла, может быть общим и особенным. Особенный — это рынок, на котором существует социальная связь между продавцами и покупателями, которая обеспечивает легкость трансакций, в то время как общий рынок поддерживается анонимными агентами. В зависимости от степени регуляции рынок может быть открытым или монопольным. При этом тип конкуренции зависит от типа рынка. Наиболее сильная конкуренция встречается на мировых рынках, в то время как на отдаленных (деревенских) рынках она носит не более чем косвенный характер.

Неоавстрийская школа во главе с JI. Мизесом и Ф. Хайеком рассматривала рынок как систему хозяйства (противоположную плановому хозяйству), автономный и саморегулирующийся процесс взаимодействия экономических агентов. «Рынок не является ни местом, ни вещью, ни коллективной сущностью. Рынок — это процесс, приводимый в движение взаимодействием множества индивидов, сотрудничающих в условиях разделения труда». Рынок представляет собой систему для координации децентрализованных хозяйств, снабжая индивидов необходимой информацией через систему цен. И чем сложнее система, тем лучше работает механизм конкуренции, и никакой централизованный орган не может охватить всю эту бесконечную информацию и обеспечить ею производителей. Согласно неоавстрийской школе, рынок появляется спонтанно и является результатом человеческих действий, а не заранее обдуманным проектом. По своей природе рынок децентрализирован и выстраивается первоначально посредством локального знания о том, сколько стоит та или иная вещь. В противоположность тому, что экономисты называют экономикой, рынок не имеет центра и состоит из сети переплетенных экономик.

В рамках теории индустриальной организации была представлена концепция рынка как индустрии. Методологические основы этой теории были заложены в работе Э. Чэмберлина «Теория монополистической конкуренции» (1933). Чэмберлин начинает свой анализ с критики совершенного рынка и совершенной конкуренции, господствующей на нем. По его мнению, неоклассическая теория учитывала только один важный момент в работе рынка — число рыночных агентов. В то время как второй элемент — дифференциация продуктов — упускался из виду. Дифференциация продуктов могла возникнуть в результате приобретения патентов, создания торговой марки и рекламы, а также ряда социальных факторов (таких как репутация продавца, личные отношения между продавцом и покупателем) и общего характера политики правящих кругов. Современный рынок, — утверждал Чэмберлин, — это не единый рынок, где несколько продавцов предлагают купить один тот же товар, а сеть взаимосвязанных рынков, критерием дифференциации рынка выступает товар, отличающийся чем-либо от товара другого продавца. Это основание может быть реальным или воображаемым (таким как запатентованные свойства, индивидуальные особенности или условия, сопутствующие продаже товара). Благодаря этому условию продавец каждого отдельного рынка становится монополистом. Отсюда он делает вывод, что на рынке господствует не совершенная, а монополистическая конкуренция — момент, который был упущен из виду неоклассической теорией. Данная идея была развита Э. Мейсоном в статье «Цена и производственная политика крупных предприятий» (1939). По его мнению, необходимо изучать ценовую политику крупных корпораций, чтобы внести некоторые изменения в неоклассическую теорию цены. Мейсон предположил, что данная цель может быть достигнута путем классификации эмпирического материала на основе структур рынка. Так, рынок и рыночная структура должны быть определены в зависимости от позиции, которую занимает продавец или покупатель (т. е. от организации рынка). Особое влияние на работу рынка оказывает производственная политика крупных корпораций. Как только они определяются со своей ценовой политикой на рынке, другие участники рынка начинают реагировать на их решения, устанавливая цены на свои товары. Идея Мейсона породила ряд эмпирических исследований в этой области и превратилась в парадигму «структура — поведение — результат». Согласно данному подходу, работа рынка зависит от элементов рыночной структуры — условий входа, концентрации игроков (их размера и числа), поведения фирм (использования производственных мощностей), рекламы и тайных соглашений между участниками рынка.

Дж.М. Кейнс представил противоположный неоклассической экономической теории взгляд на рынок — он считал, что рынок автоматически не согласует спрос и предложение. По своему характеру рынок — это неравновесная система обмена, в обычных условиях предложение превышает спрос. Происходит в основном так вследствие активного характера денег — при увеличении дохода расходы возрастают в меньшей степени, люди по разным причинам предпочитают часть дохода сберегать. Но сказывается и монопольное положение экономических агентов, что не дает ценам двигаться параллельно с общей ситуацией конъюнктуры. Также для нормального состояния рынка характерны безработица, увеличивающееся социальное неравенство и неустойчивость развития. Поэтому необходимо государственное регулирование рынка для выравнивания спроса и предложения, обеспечения эффективной занятости и стабильности экономического развития. Кейнсианское представление о рынке до сих пор является жизненным и действенным — все меры по предотвращению последнего кризиса 2007—2008 гг. полностью согласовывались с теми принципами понимания рынка, которые заложил Кейнс в 1930-х гг.

Теория новой институциональной экономики во главе с Р. Коузом, О. Уильямсоном и Д. Нортом полностью изменила направление в исследовании рынков. Она привлекла ученых из разных областей знания, в частности права и экономической истории. В результате чего рынок стал рассматриваться как экономический институт, обладающий своими собственными правилами и закономерностями, которые призваны сократить издержки обмена. Они также включили в анализ рынка новую категорию — трансакционные издержки. Работа Коуза «Природа фирмы» (1937) посвящена вопросу наиболее эффективной институциональной формы экономической деятельности — должны ли трансакции совершаться на рынке или же рыночным агентам следует организовывать фирму? Уровень трансакционных издержек при заключении сделок — вот показатель эффективности институциональной формы. С их позиции, рынок — это институт обмена, призванный сокращать трансакционные издержки. Но рынки являются только одной из форм экономической организации, фирмы на рынке представляют собой совершенно иную — иерархическую — структуру, которая существует по другим законам и принципам. Рынки и иерархии (фирмы) представляют собой два важнейших экономических института.

Социологическая традиция исследования рынка также богата на определения. Социологи рассматривали рынок как социальный институт (Э. Дюркгейм, М. Вебер), социальную систему (Т. Парсонс, Н. Смэлсер), организационную нишу (М. Хэннан, Дж. Фримен, Г. Кэррол), социальную сеть (М. Грановеттер, X. Уайт), социальную структуру (Р. Берт, У. Бейкер, Р. Сведберг, Д. Старк, Б. Уцци, М. Зафировски), субъектно-объектную структуру социальных отношений (М. Каллон, Б. Латур, К. Кнорр Цетина, А. Преда, Д. МакКинзи, F. Muniesa, V.-A. Lcpinay, K. Zaloom).

Социологическое исследование рынков началось в начале XX в. с определения рынка как социального института. Так, М. Вебер анализирует рынок с позиции теории социального действия. В «Хозяйстве и обществе» (1922) он дает следующее определение рынка: это рыночная ситуация, когда производители ориентируются на рыночный спрос, т. е. производят товары исключительно для продажи на рынке; потребители также ориентируются на рыночное  предложение; когда все основные элементы хозяйства включены в рыночный оборот — капитал, труд, предметы потребления; когда существует развитая денежная система; когда нет монополии присвоения дохода или труда и нет нерыночного регулирования цен и доходов; когда есть конкуренция, даже если она односторонняя, относительно возможности обмена между множеством участников. Рыночная ситуация — это социальные действия людей, поэтому рынок всегда предполагает рациональность (целерациональность) экономических агентов и их ориентированность на других в обмене. Рынок деперсонифицирует (обезличивает) социальные отношения, ориентируясь только на товар, но не на индивида и его особенные черты. Еще Вебер всегда подчеркивал в противовес Зомбарту, что экономический обмен и рынок — всегда по своей природе мирные действия, они не предполагают по определению насилия.

Мы уже говорили, что Карл Поланьи выделяет общественный и частный рынок, а Фернан Бродель — простой товарный рынок и капиталистический рынок. Поланьи полагал, что рынок — это исторический феномен. Его форма зависит от различных политических, культурных, религиозных, управленческих и других условий. Экономическую систему в целом он рассматривает как институционально оформленный процесс взаимодействия между человеком и окружающей средой. Каким будет хозяйство в тот или иной исторический период, определяют формы социальной интеграции, т. е. способы связи, благодаря которым хозяйство обретает внутреннее единство и стабильность. Основными формами связи выступают реципрокность, перераспределение и обмен. Они интегрируют отдельные действия индивидов в социальную структуру. Реципрокность (взаимность) означает симметричность хозяйственных и социальных отношений. В архаической общине именно она является основой ее экономической организации: дарение и отдаривание, взаимная помощь, безвозмездное одалживание — таковы ее основные характеристики. В древних обществах реципрокность сохраняется внутри домохозяйства или общины (которая из локальной превращается в соседскую), но появляется редистрибутивность (перераспределение), которая характеризует центричность социально-экономической системы. Если в примитивном обществе главными выступают институт общинной организации и институт родства, то в древних обществах появляется центральный институт в виде государства. Движение товаров или услуг идет от домохозяйств к центру и обратно. Редистрибутивность характеризует прежде всего ирригационные империи (Древний Египет), а крестьянские хозяйственные системы (Древняя Греция) покоятся на принципах обмена. Выделяют три типа обмена: простое перемещение товаров в пространстве (операциональный обмен), обмен товаров на основе зафиксированного эквивалента (обмен на основе решения) и обмен на основе торга (интегративный обмен). Однако обмен не следует понимать исключительно как рыночный механизм. Вначале он основывался на принципах эквивалентности и возмездности: в нем не было стремления к прибыли. Поскольку конкуренция не была господствующим элементом рынка, обмен еще не регулировался спросом и предложением, торговля существовала вне рынка, его наличие еще не делало общество Древней Греции рыночным. Рынок мог быть денежным, но цена «планировалась» общим собранием или гильдией. Разница цен на местных рынках не приводила к движению товаров. Рынок был «вложен» в структуру общества и регулировался традицией. Постепенно происходит отделение экономики от общества, экономической трансакции — от социальной. На примере городов-государств Древней Греции Поланьи показывает, как политическая организация, требующая от граждан занятия государственными и военными делами, привела к возникновению рынка как средства обеспечения тех, кто непосредственно не участвовал в хозяйственном процессе. Но и тогда древние общества не стали рыночными. Впрочем, и Средневековье мало отличалось от них. То были общества статусного типа, где личные отношения не превратились в функциональные. Личная зависимость, взаимная поддержка, вассальная преданность оставались главными.

Обычно считается, что возникновение саморегулируемой экономики и независимого рынка — логическое продолжение развития хозяйственной практики. Поланьи доказывает обратное. Как и Вебер в «Протестантской этике», он считает, что кардинальное изменение экономического поведения не могло произойти без вмешательства неэкономических факторов. Если у Вебера центральным моментом выступает трансформация хозяйственной этики, то у Поланьи им является политика. Свободный рынок возник как следствие образования независимых национальных государств в Европе, которым требовался общенациональный рынок — механизм обеспечения жизнедеятельности нового общества. Политика меркантилизма способствовала как монополиям, так и конкуренции, причем в равной степени. Именно меркантилизм привел к разрушению старой цеховой системы. Отныне ничто не гарантировало доходы участникам экономических отношений. Источники средств существования отданы во власть рыночной стихии. Постепенно обмен стал господствовать над распределением, а затем и над производством. Так государство создавало свободный рынок. Рыночная экономика, разумеется, потребовала идеологического оправдания. Так возникла политическая экономия, превратившая гражданина в «экономического человека», а общество — в придаток рыночного хозяйства.

1950-е гг. стали поворотными в социальном анализе рынка. Рынок начинает рассматриваться уже с точки зрения экономической социологии как самостоятельной отрасли социологии. Структурно-функциональная социология считает, что рынок — это социальная система, обладающая своей институциональной структурой. Т. Парсонс и Н. Смэлсер в совей работе «Экономика и общество» (1956) выделяют типы рынков в зависимости от типов взаимодействия субъектов, происходящих на границах других подсистем (т. е. политической подсистемы, задающей цели в обществе; культурной подсистемы, обеспечивающей стабильность и воспроизводство ценностей в обществе; социетальной подсистемы, обеспечивающей интеграцию, и производственной подсистемы, выполняющей адаптивную функцию в обществе): рынок труда, рынок капитала, рынок товаров и рынок контроля за производительностью. Смэлсер позднее в работе «Социология экономической жизни» (1963) обращает внимание на неэкономические аспекты функционирования трех видов рынка: рынки труда, рынки предпринимательских услуг и рынки потребительских товаров. Р. Сведберг четырьмя десятилетиями позднее, осуществляя социологический анализ экономической подсистемы, проводит свою типологию рынков. Так, он выделяет рынок капитала, рынок труда, рынок потребления и рынок производства. Анализ такого типа рынка, как рынок производства или производственный рынок, встречается и в работах X. Уайта. Однако сущностное понимание этого рынка иное. Важным субъектом обмена здесь выступает производитель, а не государство в лице государственных организаций, как у Т. Парсонса и Н. Смэлсера.

В 1970-х гг. появляются новые работы по социальному анализу рынка — «Элементы социологии рынков» (1976) К. Хайнеманна и «Абсолютизация рынка» (1977) Б. Барбера. В это же время социологическим исследованием рынка занимались М. Хэннан, Дж. Фримен, Г. Кэррол и др. Представителями организационной экологии (популяционной экологии) рынок рассматривается через призму образования организационных ниш и организационных идентичностей. Организационная или популяционная ниша здесь определяется как набор условий окружающей среды, для которых уровень их роста не является отрицательным. Концепция ниш представляет собой когнитивную схему, позволяющую установить, каким образом изменения окружающей среды и конкуренция могут формировать популяционную динамику и сегментацию. Исследование ниш организационных популяций, как правило, затрагивает социальные, политические и экономические вопросы окружающей среды. Тема же широты ниши рассматривается в связи с организационным разнообразием. Чем шире ниша рынка, тем меньшее количество организаций способны к доминированию на нем. И, наоборот: если ниши ограничены в размере, на рынке начинает процветать организационное разнообразие.

С начала 1980-х гг. социологи проявляли особый интерес к изучению рынков, благодаря этому появился целый спектр различных теорий: социально-структурный и сетевой подход (X. Уайт, Э. Лайфер, Р. Берт, У. Бейкер, М. Грановеттер, Д. Старк, Б. Ведреш, Б. Уцци, М. Зафировски и др.), социально-культурный подход (В. Зелизер, П. ДиМаджио, М. Аболафиа), сравнительно-исторический подход (Г. Гамильтон, Н. Биггарт), социо-политический подход (Н. Флигстин) и др.

Социально-структурный подход оказался лидирующим в американской социологии рынков. В рамках данного подхода рынок —это самовоспроизводящаяся социальная структура, которую можно представить в форме сети. В ней выделяют доминирующих и недоминирующих рыночных игроков. Участники сети связаны между собой, однако сила этой связи различна. Продолжительность связи, частота контактов, реципрокный характер оказания услуг и др. являются эмпирическими признаками силы связи. Центральным элементом сети выступает доминирующий участник. Он способен аккумулировать все ресурсы сети, т. е. ресурсы, которыми обладают участники этой сети. Поскольку он имеет информацию о всех участниках сети, он способен «замыкать» на себе совместные проекты, оставляя других участников сети в неведении относительно возможностей друг друга. Несмотря на свои сильные позиции в социальных науках, структурный подход не раз подвергался критике, так как не учитывал в социальном анализе рынка культурных и политико-правовых аспектов.

Исследования социальных и культурных отношений в контексте рынка В. Зелизер восполняют этот пробел. В ее первой крупной работе «Мораль и рынки: развитие страхования жизни в США» (1979) поднимается проблема изменений в представлениях о ценности жизни человека в рыночных условиях. Начиная с XIX в. страхование жизни высших и низших классов становится распространенным явлением, и это несмотря на страх людей перед смертью и религиозные запреты, господствующие до этого времени. Зелизер обращает внимание на изменение ценностных ориентиров в культуре — развитие естественных наук, трактующих смерть человека как социальный и медицинский акт, и появление концепции достойной смерти, предполагающей, что после смерти человек не должен оставлять свою семью без средств существования. Помимо этого, сохранялась традиция похорон, которые должны были демонстрировать социальный статус усопшего. Теперь же страхование жизни или, другими словами, смерть становилась рыночным товаром. В работе «Оценивая бесценного ребенка» (1985) Зелизер показывает, что дети в современном обществе, в силу изменившихся социокультурных и экономических условий, исключаются из субъектов рынка. Если ранее детский труд использовался в сельском и домашнем хозяйстве или массовом промышленном производстве, то теперь в функции ребенка входит обучение в средних школах и проживание собственного «детства». Помимо этого, Зелизер в одной из последних книг исследует, как рынок проникает в различные сферы личной жизни человека. Социокультурный подход к рынку также представлен в работах Митчелла Аболафиа: он рассматривает различные виды рынков и их культурные различия и трактует рынок как социокультурную систему, где действует локальная рациональность, а не общая для всех видов экономических действий рациональность.

Н. Флигстин дополняет социально-структурный подход исследованием политико-экономических аспектов формирования рынка. Он определяет рынок как систему властных отношений, где наиболее крупные агенты навязывают свои правила игры мелким агентам. В работе «Трансформация корпоративного контроля» (1990) он показывает, что социальная структура рынков определяется характером взаимодействия государства и крупных корпораций. Центральной идеей книги выступает утверждение: формирование концепций контроля и социальное конструирование рынка крупными корпорациями не могло проходить без активного участия правительства США. Первоначально предприниматели и менеджеры пытались выработать свое понимание социальной организации эффективного рынка и навязать его другим рыночным участникам. Организационная, производственная, сбытовая, маркетинговая и финансовая концепции контроля были созданы крупными корпорациями как альтернативные пути достижения быстрых темпов развития и высокой прибыли на рынке. Государство же решало, какой концепции контроля придавать легальность и возводить в ранг политической и экономической идеологии. Если государство не одобряло концепцию контроля, она не считалась эффективной, а социальная организация рынка подлежала пересмотру. Таким образом, появление и распространение концепций контроля на рынке зависело от институциональных отношений между крупными корпорациями и государством.

Если программа исследования рынка с позиции американского социально­ структурного подхода подразумевает изучение его сетевой архитектуры, т.е. совокупности социальных связей участников рынка, оформленных в сеть, то альтернативный европейский подход предполагает изучение потоковой архитектуры рынков (flow architecture).

Выбрав в качестве эмпирического объекта глобальные финансовые рынки, Карин Кнорр Цетина рассматривает рынки как глобальные культуры высоких технологий. Согласно этой точке зрения, глобальные валютные рынки и другие виды финансовых рынков имеют потоковую структуру. И хотя потоковая архитектура может включать сети, эти сети не являются главным принципом структурирования современных глобальных рынков, определяемых как коллективные бестелесные системы, сконструированные и функционирующие в символическом пространстве.

В отличие от социально-структурного подхода, где участники рынка пространственно ограничены, социально связаны и включены в единую социальную сеть, электронные финансовые рынки не имеют четких границ и строго определенной сети участников. Напротив, экономическое поведение его игроков (трейдеров, брокеров и др.) отличает неукорененность и анонимность. Однако объединенные общностью проживания времени перед экранами мониторов финансовые игроки интегрируются в рыночное сообщество. Другими словами, включение в рыночную реальность происходит посредством экранов (или других теле- и электронных технологий, например, таких как «голосовой брокер» или телефон). Единая схема для трех временных зон — для фондовых бирж глобальных городов: Нью-Йорка, Лондона и Токио — координирует во времени работу участников рынка и позволяет расширить временные границы ежедневной работы фондового рынка до 24 часов.

«Рынок-на-экране» — это технологический и вместе с тем эпистемический объект, он является нестабильным и нефиксированным, так как находится в постоянном процессе переопределения. Определение рынка Кнорр Цетины построено на понятиях конструирования знания о рынке (его ценовом действии, основных экономических показателях и др.) как форме интеграции рыночных субъектов и «недостаточности» знания о рынке как прогнозе его развития, т.е. изменения цен. Рынок конструируется при помощи информационных дисплеев, отражающих действие механизма «спрос-предложение». Мониторы показывают состояние рынка, они глобальны, так как одновременно отражают ситуацию на всех фондовых биржах и позволяют вести торговлю в рамках единой сети.

Три аспекта экономического поведения финансовых игроков делают возможным существование единого (глобального) рынка: синхронность, непрерывность и близость во времени. Синхронность действий участников рынка предполагает, что все игроки в разных временных зонах наблюдают за одними и теми же рыночными процессами, которые отображаются в экономических показателях на экранах; непрерывность означает постоянный, непрекращающийся ни на момент процесс наблюдений, а близость во времени — реальное ощущение времени рыночных трансакций и быстрый доступ к новой информации.

Рынок существует как самостоятельная «живая форма», как оформленный поток информации. Поэтому важным элементом потоковой или непрерывной архитектуры рынка является макроскопическая система, которая поддерживает его. Термин “scope” происходит от греч. oxojieiv (“scopein”), что означает «видеть», а в соединении с качественным понятием означает инструмент, с помощью которого можно видеть или наблюдать. Получается, экран компьютера предстает тем инструментом, при помощи которого можно увидеть потоки финансовой информации или, другими словами, сам финансовый рынок.

«Рынок-на-экране» представляет собой рефлексивный механизм, он визуализирует потоки финансовой информации и презентует их профессиональной аудитории рыночных игроков. Аудитория начинает реагировать в ответ на отраженные свойства рынка, изображая рыночную реальность. Рыночная реальность постоянно меняется, так как обновляется информация на экранах компьютеров: непрерывно появляются новые полосы текста — они повторяют те, которые только что исчезли, но вместе с тем добавляют и совершенно новые. Эта онтологическая ликвидность финансовых рынков способствует их восприятию как реальности потока. Поток рынка отражает непрерывную связь объектов и деятельности. Рынки имеют четкую форму в любой момент времени в вопросе цен, заказов, экономических показателей, новой информации и др., но не обладают данными о направлении дальнейшего движения. Глобальный финансовый рынок постоянно трансформируется, а значит, он не является тождественным самому себе. Предвидение о направлении движения рынка, т. е. знание о больших заказах и валютных потоках (к примеру, при транснациональных слияниях или поглощениях фирм требуются большие объемы валюты для совершения сделок), дает понимание о силах, которые движут рынком. Через этот поток и появляется реальность, а рынок приобретает свойства совокупности, он конструируется, принимая характер потока, рефлексивно анализируется и, приобретая форму единого целого, движется вперед.

Вопреки распространенному убеждению, экран компьютера — не первое технические устройство, которое отражает непрерывные финансовые потоки, конструируя тем самым рынок. В 1867 г. инженером компании «Американ Телеграф» (American Telegraph) Эдвардом Калаханом был разработан биржевой тикер — телеграфный аппарат, оперативно выдающий финансовую информацию на бумажную ленту. В дальнейшем он был усовершенствован несколько раз, пока в 1960 г. механический тикер не был заменен на электронный. Алекс Преда полагает, что благодаря этой технологии, стандартизирующей всю финансовую информацию, рынок приобретает непрерывность и оформленность.

Бесспорно, телефон и телеграф использовались в финансовой деятельности, хотя до внедрения тикера не столь активно, но они все же не повлияли на главное — на процедуру записывания цен.

В 1860-е гг. торговля ценными бумагами на Уолл-стрит велась двумя различными классами брокеров: Регулярным и Открытым советами. Брокеры Отрытого совета занимали первый этаж биржи, а также зону у входа: торговля проходила стоя. А брокеры Регулярного совета — постоянные сидячие торговые места на верхних этажах биржи, выплачивая за них небольшую аренду, в 10 раз меньшую, чем брокеры Открытого совета за стоячие места. Открытый совет торговал непрерывно, в вечернее время он переезжал в отель на Пятую авеню, так что его рынок был открыт около 12 или 14 часов в сутки. В отличие от Регулярного совета, который торговал с 10 утра до 2 часов дня с перерывом на ланч.

Торговый зал изнутри для постороннего представал олицетворением хаоса: брокеры, поминутно выкрикивающие цены сделок, и снующие под ногами мальчишки-посыльные с кусочками бумаги и карандашами, где написаны последние данные о заказах. Трудно заметить, но торговый зал делился на два финансовых рынка — рынка Регулярного совета и рынка Открытого совета, каждый из которых действовал по своим правилам. Регулярный совет торговал, выкрикивая названия ценных бумаг — маклеры совершали покупки и продажи в соответствии с имеющимися заказами. Затем работа Совета приостанавливалась: вице-председатель сообщал цену сделки своему ассистенту, а тот — клерку, который записывал ее на доске. Далее процесс возобновлялся, и процедура повторялась вновь.

Однако на первом этаже торговля ценными бумагами Открытым советом не останавливалась ни на минуту, цены постоянно менялись. А в конце рабочего дня все данные о ценах сделок записывались клерком на доске. Таким образом, на Уолл-стрит существовало два параллельных во времени финансовых рынка, чтоб приводило к установлению разных цен на одни и те же ценные бумаги.

Эконом-социологи склонны полагать, что цены определяются не только на основе вычислительных правил, базирующихся на критерии экономической эффективности, но и зависят от социального статуса индивидов, принимающих участие в их установлении. Данный подход, известный как «социальное конструирование цены», указывает на роль социального статуса (репутации, доброго имени) участника (группы участников) в обеспечении легитимности действий на финансовом рынке, а также стабильности рыночной системы в целом.

Запись данных о цене сделки и конструирование рынка ценных бумаг — социальный процесс, который имеет форму речевого акта. Важным условием заключения сделки посредством речевого акта являлось знакомство участников друг с другом, т. е. оценивание и признание социального статуса участника финансового рынка, вступающего в коммуникацию. Слово брокера, имеющего высокий социальный статус в силу своего доброго имени (происхождения) или авторитета в обществе, имело больший вес, нежели брокера с низким статусом. Так, цены, которые устанавливались брокерами привилегированного Регулярного совета, рассматривались как наиболее достоверно отражающие положение дел в отрасли экономики. Его члены обладали монополией на доверие и авторитет на финансовом рынке, которое было нарушено появлением технологической инновации — тикера.

Биржевой тикер сделал рыночные трансакции видимыми для широкой аудитории игроков, а цены — независимыми от влияния авторитета брокерских групп с более высоким социальным статусом. Рынок стал видимым как поток цен и котировок акций на полоске бумаги, а также на финансовых графиках, которые воспроизводились в режиме реального времени. Изменилось и качество репрезентируемых данных: вместо разрозненных, бессистемно записанных данных появились единые, информирующие о колебаниях цен. Вместе с тем это не устраняло полностью проблему ценовых манипуляций и финансовых махинаций. Потому что эта проблема была заложена уже в самой природе финансового рынка и его центральной фигуре — инвесторе.

Преда называет инвестора пятой фигурой капитализма, наряду с производителем А. Смита, предпринимателем Й. Шумпетера, аккумулирующим капиталистом К. Маркса и религиозным капиталистом М. Вебера. Инвестор определялся им как человек, который получал свой доход не от торговли или производства, а от владения и перепродажи ценных бумаг.

В XVIII в. инвестирование часто отождествлялось с азартными играми и воспринималось как неэкономическая деятельность, не способствующая созданию богатства нации. На плакатах и брошюрах воспитательного характера фигура предпринимателя появляется вместе с такими фигурами, как проститутки, незамужние беременные женщины и воры*. Судьба та{сих «героев» заканчивалась на страницах брошюр всегда трагически, это делалось, чтобы сдержать простых людей от занятия инвестиционной деятельностью. Но в середине XIX в. ситуация меняется, профессия инвестора постепенно находит одобрение в обществе. Среди прочих причин Преда отмечает превращение инвестора в ученого.

XIX в. — это время, когда в США и Европе начинается активное строительство железных дорог, что требует вложения больших капиталов. Для привлечения средств инженерами железнодорожного транспорта были разработаны математические модели спроса и предложения на ценные бумаги железнодорожных строительных компаний, рассчитанные на долгосрочную перспективу. Они декларировали, что закон развития финансового рынка рассчитывается так же надежно, как и физический закон гравитации.

К примеру, Эмиль Рено выводит два «закона различия», согласно которым (1) разница между реальной и вероятной ценой есть функция квадратного корня из времени, а (2) цены имеют тенденцию к среднему значению этой разницы. Его работа была продолжена Анри Лефевром, разработавшим графический метод ценообразования деривативов* и механическое устройство для установления цен на них. Инвестиционная деятельность начинает ассоциироваться с на­учным расчетом, а не с эмоциями и интригами, как ранее. Кроме этого, идея о том, что на финансовом рынке присутствует много игроков, так что никто в значительной степени не может повлиять на процессы ценообразования, изменила мнение общества об инвестиционной деятельности в лучшую сторону.

Но главное оправдание финансовый рынок получил благодаря поддержке Прудона и его последователей, а также британских социалистов, увидевших в нем средство достижения социального равенства и прогресса общества. Они выступали за расширение социального доступа к занятию инвестиционной деятельностью, за право мелких инвесторов на достоверную финансовую информацию и участие в торгах на бирже. Интересно, что Вебер был убежден в обратном: участвовать в ценообразовании должны обладатели крупного капитала, т. е. устанавливать правила игры на фондовом рынке («Биржа — монополия богатых, а потому верх безрассудства — открывать доступ к ней несостоятельным и, следовательно, бессильным спекулянтам, на которых крупные капиталисты могут свалить свою ответственность»).

В 1990-е гг. французская школа социологии рынков делает шаг вперед в понимании природы рынка и его законов. Так, М. Каллон высказывает предположение, что между абстрактной экономической теорией и реальной практикой бизнеса существует непосредственная связь. Она выражается не в научном моделировании экономических процессов, отражении их на языке строгих формул, а в практике проникновения знаний субъектов о рынке в теории и, наоборот, формулирования и построения гипотез о законах рынка непосредственно учеными. В социально-экономической литературе данный подход получил название идеи перформативности экономической науки, или сосуществования хозяйства. Тезис Калл она звучит так: экономика укоренена в «экономиксе», а не в обществе, как это полагал Поланьи. «Экономикс» как научная дисциплина конструирует тот предмет, который описывает — экономику (хозяйство). Помимо этого, активное участие в создании модели реальной экономической жизни принимают бухгалтеры, адвокаты, маркетологи, чиновники и корпоративные менеджеры. Каллон утверждает, что законы, по которым функционирует рынок, не универсальны, они различаются, как различаются и рынки между собой. Как еще утверждал Ф. Бродель, экономисты никак не могут согласиться с фактом существования нескольких экономик, которые существуют и развиваются параллельно во времени и пространстве. Аналогичной идеи придерживается Э. Дилер в своей статье «Создает ли статистика экономику?». Работа Ф. Коучоу «Другая дисциплина для рыночной экономики: маркетинг как перформативное знание и ноу-хау капитализма?» показывает, как взаимодействуют наука и практика экономической теории. Таким образом, концепция перформативности экономического знания — пример того, что рынок как рыночная реальность (правила и смыслы рыночного взаимодействия, т. е. рыночные институты) конструируется действиями субъектов (непосредственных участников рынка или учеными) и функционирует по предписанным ими законам.

В своей работе “An Engine, Not Camera. How Financial Models Shape Markets” («Двигатель, а не камера. Как финансовые модели упорядочивают рынки», 2006) Доналвд МакКинзи выводит свою классификацию перформативностей в экономике. Он выделяет общую (“generic”), эффективную (“effective”), Барнсианскую перформативность и контрперформативность. Общая перформативность представляет особой аспект экономической науки (теорию, модель, концепцию, программу и т. д.), который используется участниками финансового рынка и политиками для анализа экономических процессов и новых рыночных инструментов. Эффективная перформативность — это практическое использование какой-либо экономической теории, которое делает возможным появление определенных экономических процессов в нестандартных условиях или изменяет ход их протекания. Барнсианская перформативность, названная в честь социолога-конструкциониста Барри Барнса, предполагает практическое использование какой-либо экономической теории, которая делает реальные экономические процессы похожими на теоретическую модель, а контрперформативность демонстрирует обратное явление: когда экономические процессы не отражают того, что написано в экономической теории; как правило, она проявляется в ситуации кризиса. МакКинзи располагает виды перформативности на трех уровнях в зависимости от их силы действия: первому, самому слабому уровню соответствует общая перформативность, второму — эффективная, а на третьем находятся Барнсианская перформативность и контрперформативность.

Существуют реальные примеры того, как финансовая теория встроена в структуру рынка, т. е. того, как проявляется Барнсианская перформативность. В частности, на развитие фондового рынка сильно повлияли идея рыночной эффективности и рост индексных фондов и такие теории финансового рынка, как гипотеза Модильяни—Миллера, модель оценки капитальных активов и теория опционов (модель Блэка—Шоулза—Мертона для определения справедливой цены опциона с учтенной премией за риск).

Формула Блэка—Шоулза была опубликована в 1973 г., но распространилась она благодаря практике игроков Чикагской биржи опционов. В 1997 г. Майрон Шоулз и Роберт Кархарт Мертон (сын социолога Роберта Кинга Мертона) получили Нобелевскую премию по экономике «За новый метод определения стоимости производных ценных бумаг». Фишер Блэк не смог получить премию, так как покинул этот мир двумя годами ранее. На тот момент идея использовать математические методы при оценке деривативов была революционной. Торговля опционами, учитывая всю когнитивную сложность математических моделей, стала толчком к развитию математически обоснованной рыночной культуры оценки и расчета рисков современного мира.

Работа финансового рынка строится на следующем принципе: потенциальная прибыль тем больше, чем выше риск. Математическая модель в этом случае не может полностью исключить риск сделки, но может помочь оценить степень риска при изменении стоимости ценных бумаг и определить размер предполагаемого дохода на рисковое вложение. Если цена акции имеет логнормальное распределение, при условии непрерывности операций, то существует возможность хеджировать любой опцион. Другими словами, можно создать скорректированный портфель базовых акций и государственных облигаций, который будет приносить тот же доход. Цена опциона должна равняться стоимости копии портфеля ценных бумаг: если их цены различаются, торговый посредник будет покупать те, что дешевле, и продавать те, что дороже, тем самым уравнивая их цены. При этом рыночное равновесие является достаточным, а не обязательным условием для оценки опциона.

Формула Блэка—Шоулза—Мертона оценки опциона выглядит следующим образом:

где r — цена опциона, о — цена акции, t — время, х — волатильность акции, w — процентная ставка без риска.

Теория опционов внесла важный вклад в формирование культуры финансового рынка — его основных постулатов: появления текучего (непрерывного) рынка, где торговля осуществляется в больших объемах, сделки заключаются при низких (нулевых) трансакционных издержках, а сам рынок работает эффективно. В дальнейшем чикагская «культура торговли» и сами финансовые продукты появились на финансовых рынках всего мира. Как утверждает МакКинзи, финансовые теории являются «двигателем», активной трансформирующей рыночную реальность силой, а не «камерой», которая пассивно записывает все, что происходит на рынке.

Так, начало XXI в. было отмечено смелыми попытками эконом-социологов объединить усилия с представителями STS — социальных исследований науки и техники — в анализе рынков. Чтобы понять, как устроена современная экономическая жизнь, они обращаются к исследованию важного элемента современной жизни — финансовых технологий (к вышесказанному можно также отнести исследования рынка ФОРЕКС в работе К. Кнорр Цетины и Б. Гримпи или бухгалтерских классификаций Д. Хатерли, Д. Лиунда, Д. МакКинзи), которые, по их мнению, активным образом участвуют в конструировании социальных практик и интеграции субъектов в эти практики. Рынок определяется ими как структура социальных отношений, в которую включены рыночные субъекты и материальные объекты (техника и технологии).

Таким образом, на протяжении нескольких веков экономистами и социологами разрабатывались программы исследования рынка. Рынок — это не просто структура обмена, она естественным образом должна включать в себя ряд элементов: ценообразующий механизм, конкуренцию, институциональные условия организации, ценности, технологии и др. Несмотря на непредсказуемый характер рынка, было предпринято несколько попыток описать его законы: как законы спроса и предложения, как результат влияния культурных и политических факторов, как отражение экономической теории и статистики и т. д. Но и на сегодняшний день, как нам кажется, вопрос «Что такое рынок?» остается открытым.