Экономическая социология и общие характеристики этапа ее формирования (О. Конт , Г. Спенсер, Г. де Грееф, Р. Штаммлер)

Основные элементы экономико-социологического знания в конце XVIII — первой половине XIX в. разрабатывались в рамках экономической науки. Но это не означает, что социология, активно завоевывающая свое место начиная с конца 1830-х гг., оставалась совсем в стороне от анализа экономических проблем. Среди первых представителей социологии Конт и особенно Спенсер внесли свой вклад в создание предпосылок для последующего формирования экономической социологии.

Исидор Огюст Мари Франсуа Ксавье Конт еще в самом начале своей пропаганды позитивной системы обратился к экономическим вопросам. Во-первых, он выступил с резкой критикой метода политической экономии, обвиняя ее в бесплодности и схоластичности. «…Экономический или производственный анализ общества не может быть позитивно осуществлен, если не учитывать интеллектуального, морального и политического анализа либо прошлого, либо настоящего общества…», — писал Конт в «Курсе положительной философии». Конт признавал Адама Смита, называя его «бессмертным мастером» или «здравомыслящим философом», но в исследованиях его последователей Конт видел только бесконечные пустые рассуждения о стоимости, полезности, производстве. Р. Арон подчеркивает, что «Конт упрекает либеральных экономистов… в метафизическом подходе к делу… Политическая экономия начинается с безосновательной изоляции от целого какого-то сектора, который можно правильно понять только в рамках целого». Поэтому Конт полностью отрицал экономическую науку и требовал заключить предмет исследования хозяйства в рамки социологии. Неудивительно, что такие идеи Конта не остались без ответной критики со стороны экономистов. Альфред Маршалл, выражая общее мнение экономистов, объявил в работе «Принципы экономической науки» о бесплодности самой социологии, о преждевременности объединения всех общественных наук под ее флагом. Хотя надо сказать, что сам Маршалл пытался интегрировать социальную и экономическую теорию, именно его Т. Парсонс выбирает из всех неоклассических экономистов в своем исследовании социального действия, подчеркивая значение идей Маршалла в интеграции социологических элементов в экономическую теорию.

Несмотря на резкую критику экономистов, Конт все же оказал существенное влияние на мышление экономистов своей эпохи. А.И. Чупров писал, что «мысли О. Конта оказали значительное воздействие на многих его современников и последующих писателей. В числе учеников и последователей Конта можно указать, между прочим, Д.С. Милля». Действительно, Милль находился под сильным влиянием Конта, однако и он, отдавая должное позитивизму как учению, отрицал нападки Конта на политическую экономию; в своей работе «О Конте», признавая значение социологии для экономики, Милль подчеркивал полезность и значимость отдельных экономических исследований. Но Конт запомнился в истории общественной мысли не только критикой — для экономической социологии имеет важное значение разрабатываемое им понятие «индустриальное общество». Во многом Конт заимствует его у своего учителя Сен-Симона, для которого история человечества разделялась на три стадии — рабовладельческую, феодальную и промышленную. Общество у Сен-Симона развивается благодаря двум взаимосвязанным факторам — развитию знаний и развитию хозяйства. У Конта фактор хозяйства играет уже не столь важную роль по сравнению с идеями, развертывание которых и определяет три стадии развития общества — теологию, метафизику и позитивизм (последний и совпадает с индустриальным обществом). Позитивная, или промышленная, стадия обладает наивысшей экономической эффективностью, поскольку связана с научной организацией труда, и приводит к наивысшему росту общественного богатства. На промышленной стадии появляются новые общественные классы — предприниматели и рабочие, между ними вследствие различных интересов возникают конфликты. Но Конт не был сторонником социалистических идей, поэтому социальные конфликты для него носят скорее организационный характер — они могут быть улажены с помощью мирного урегулирования спорных вопросов.

Разделение труда Конт (а позднее и Дюркгейм) трактует как один из социальных институтов, обеспечивающих гармонию интересов в обществе. Дифференциация видов труда создает заинтересованность каждого в каждом и сливает общество в единое целое, — предвосхищает Конт идею органической солидарности Дюркгейма. Но идеи разделения труда у Конта не были развиты, поэтому на Дюркгейма и последующую французскую социологию Конт оказал влияние не со стороны своей теории, а со стороны метода. Именно позитивный метод Конта, предполагающий исследование и наблюдение фактов, сравнительно-исторический подход, установление тенденций и законов развития социальных явлений, стал одним из основных методов французской школы экономической социологии. Контом было заявлено единство естественнонаучного метода и метода социального исследования, что легло в основу правил метода экономической социологии Дюркгейма, Мосса, Симиана и др.

В целом, оценивая значение Конта, мы должны признать, что его идеи и особенно метод послужили важным фактором формирования экономической социологии, особенно ее французского направления. Тем не менее мы не можем согласиться с существующим мнением в истории экономической социологии, согласно которому Конт объявляется одним из источников экономической социологии, а его значение для французской школы сравнивается со значением Маркса или исторической школы для немецкого направления (Р. Сведберг). Все-таки Конт имеет значение скорее как основатель социологии в целом — он не занимался специальным исследованием экономической истории или экономических институтов. Можно согласиться, что «Конт внес серьезный вклад в формирование онтологических парадигм социологического знания, т. е. ключевых представлений о социальной реальности», но во времена Конта еще не наступила эра отраслевой дифференциации социологии — наоборот, необходимо было целостное социологическое знание, социологии еще предстояло заявить свое место среди других общественных наук и экономики в их числе, да и сама судьба социологической науки была еще не вполне ясна.

Так же, как и Конт, Герберт Спенсер в основном повлиял на последующее развитие экономической социологии больше с позиции своего метода, нежели теории. Тем не менее в его «Основаниях социологии» экономическим вопросам отводится довольно значительное место. Как и Конт, Спенсер делил общества на «военные» и «промышленные»: первые характеризуются автономностью и самодостаточностью экономики, слаборазвитой внешней торговлей, протекционизмом. При военном типе общества армия есть «мобилизованный народ», а народ — «отдыхающая армия». Жизнь, деятельность и имущество каждого индивида должны быть в распоряжении общества. В «промышленных обществах» происходит утрата экономической автономии, взаимозависимость осуществляется посредством торговли, отсутствуют ограничения свободы предпринимательства. Институциональной основой таких обществ является договор, а основными общественными отношениями — отношения кооперации и обмена. «Отношение добровольной кооперации», при которой взаимный обмен услугами не имеет принудительного характера и ни один индивид не подчиняется другому, становится господствующим типом отношений во всем обществе, по мере того как «промышленные деятельности» получают господство. Так индустриальные общества исключают возможность деспотизма и завоевательной экономики.

Продолжая заявленную Контом идею единства естественнонаучного и социологического методов, Спенсер применяет многие категории и законы, используемые в биологии, к анализу общества. Общество он трактует как живой организм, как систему, разделяющуюся на функциональные подсистемы — поддерживающую, распределяющую и регулятивную. Роль первой играет производство, роль второй — разделение труда и кооперация, третьей — политика. Как и Конт, Спенсер рассматривает в качестве одного из социальных институтов промышленность и профессиональные общности. Но подход Спенсера существенным образом отличается — для него главной выступает эволюционная парадигма. Разделение труда — это естественный процесс, обусловленный сначала природой человека, первые его формы — разделение труда между мужчинами и женщинами. На этот процесс оказывают влияние также психофизические различия людей, разница в географических условиях. Развитие разделения труда Спенсер рассматривает через смену присваивающего хозяйства производственным. Промышленная дифференциация сопровождается интеграцией и ростом взаимной зависимости. Регулирование движется от принудительных форм к формам свободного договора: сначала труд регулируется в системе семьи и домашнего хозяйства, тип регулирования здесь патриархальный; постепенно родственные союзы сменяются общинной организацией, а семейная община превращается в деревенскую вместе с ростом значения личной собственности и распространением денежных отношений; далее возникает система хозяйства, основанная на рабском труде, — это первое проявление дифференциации между работающими и правящими классами; далее рабский труд заменяется трудом крепостных за висимых работников. Все эти состояния, называемые Спенсером принудительной кооперацией, приспособлены для нужд военного общества, но постепенно при промышленном режиме возникает свободная кооперация и благодаря своей большой производительности вытесняет принудительную. Свободные формы труда существуют и на ранней стадии развития обществ (например, выкуп рабом или крепостным своей свободы), но класс наемных рабочих не становится многочисленным. Более быстрые перемены происходят с развитием городов, хотя цеховое регулирование предоставляло лишь номинальную свободу труда. Только с развитием мануфактуры и фабрик промышленная система, основанная на свободном труде, становится господствующей. С одной стороны, возникает капитал, развитие которого Спенсер связывает со становлением акционерной формы хозяйствования (начиная со времен торговых союзов — Ганзейского и др.), с другой стороны — рабочие союзы. И хотя Спенсер твердо стоит на принципах естественного возникновения и регулирования экономических отношений, он признает, что экономические процессы всегда несут на себе отпечаток социальной борьбы — борьбы между рабочими союзами и предпринимателями.

В целом для Спенсера очевидны преимущества естественного развития рыночных отношений и отсутствия внешнего регулирования. Естественный характер общества как живого сверхорганизма объясняет и социологически оправдывает экономическую политику свободного предпринимательства. Для Спенсера даже такое вмешательство государства, как социальная помощь бедным, было недопустимым, поскольку нарушается принцип эволюционного отбора, ведь «эволюция знает, что делает». Вот точка зрения Спенсера на социальную справедливость. Ученый начинает анализ справедливости, рассматривая этику в поведении животных (без альтруистической заботы о потомстве жизнь не могла бы продолжаться — сохранение вида выше, чем сохранение индивида); справедливость в природном мире (sub-human justice), чувство справедливости у людей и затем идею справедливости. Справедливость выражена у него в правах — право на личную неприкосновенность, право на свободное передвижение, право на использование природных ресурсов (земли), право собственности, право дарения, обмена и договора, право свободного предпринимательства (the right of each man to carry on his occupation), так называемые политические права (именно так написано в оригинале), право свободы совести, свободы слова и права женщин и детей. Заключает Спенсер свое исследование обязанностями государства и — самое главное — границами вмешательства государства в общественную жизнь.

Органическая теория справедливости предполагает, что общество рассматривается как органическое целое, состоящее из частей, элементом этой системы является индивид (соответственно, исходным моментом анализа выступает поведение индивида); каждая часть рассматривается с точки зрения функции, которую она выполняет в организме (вот начала функционализма в социологии, продолженного Дюркгеймом, Моссом, Парсонсом)
. В природном мире закон справедливости такой: для сохранения вида выживают сильнейшие (individuals of most worth), наиболее приспособленные к окружающей среде, соответственно, справедливо, что они получают больше, чем другие. Но существуют коллективные животные, для них справедливость уже другая — у них существует общая защита от естественных врагов, общая забота о потомстве, здесь проявляется альтруистское поведение — вступает в силу закон сохранения группы, а не индивида. Что касается человеческой справедливости, то здесь Спенсер настаивает, что в принципе эволюционная точка зрения должна вывести справедливость в человеческом мире из справедливости природной. Эта позиция диаметрально противоположна идеям Канта, Гегеля и Маркса о том, что человек — «главный предмет в мире» и исключительно социальное, а не биосоциальное, существо, что развитие человечества — это освобождение от природных границ. Закон выживания наиболее приспособленных действует и у людей, но ассоциативность их существования (особенно при переходе от небольших групп охотников и собирателей к большим социальным общностям при оседлом земледелии) и необходимость кооперации заставляют индивидов ограничивать себя и регулировать свое поведение согласно общим правилам для обеспечения блага общей группы. С развитием общества развивается и чувство справедливости — эгоистическое чувство справедливости связано с тем, что человек хочет получить то, что является результатом его действия, а всякое ограничение своей свободы действия рассматривает как несправедливость; альтруистическое чувство справедливости возникает из чувства приобщения индивида к группе, поскольку он не может выжить в одиночку — так возникает симпатия и позитивная оценка взаимопомощи или поддержки.

Для военных обществ социальным основанием выступает статус (здесь справедливостью выступает правило талиона: агрессия одного должна получить обратную агрессию другого. Это и есть принцип баланса действия, или равенство в справедливости); для промышленных — контракт (контракт предполагает, что стороны отличаются друг от друга, т. е. условием договора является неравенство позиций сторон). Для этого второго типа обществ, т. е. для всех современных обществ, Спенсер выводит свою ставшую знаменитой формулу справедливости: “The liberty of each limited only by the like liberties of all” («Свобода каждого ограничивается такой же свободой всех»). Или так: каждый может делать то, что захочет, если при этом он не нарушает равной свободы других людей. Спенсер называет это правило «законом равной свободы».

Среди прав, которые описывает Спенсер, выделяется собственность. Он спорит с коммунистами (их манифестом), доказывая, что справедливость собственности связана с принципом соответствия (пропорциональной зависимости) действия и результата. При отрицании частной собственности этот принцип органической справедливости нарушается. Интересно, что собственность у него имеет не только вещный, но и интеллектуальный характер. Природа государства, согласно органической теории, изменяется в ходе эволюции. Для военного типа обществ социальная целостность важнее индивида (примитивное государство существует в виде патриархального типа семьи), для промышленных обществ ценность индивида выше ценности группы, поэтому функция государства — регулировать отношения индивидов в целях сохранения справедливости (уже без применения силы).

Надо отдать ему должное: Спенсер не был догматом эволюционизма в отличие, кстати, от его последователей из лагеря социал-дарвинистов. Оценивая динамику экономического и социального прогресса, он сумел увидеть новую волну — если первоначальное развитие капитализма означало усиление индивидуализма и освобождение от государственной опеки, то в самое последнее время (последняя четверть XIX в.) начинается обратный процесс — процесс усиления господства общества через новые формы принудительного регулирования. Так, Спенсер задолго до Дж.М. Кейнса сумел предвосхитить в своих «Основаниях социологии» (в параграфахXXII и XXIII, названных, кстати, «Социализм» и «Близкое будущее») тенденции, связанные с ростом государственного регулирования экономических и социальных процессов.

Значение Спенсера для дальнейшего развития экономической социологии еще и в том, что он первым среди социологов поставил задачу изучения «данных* социологии», т. е. антропологического материала. Это способствовало впоследствии развитию экономико-социологического исследования примитивных обществ (в английской антропологии — Малиновский и Рэдклиф-Браун, во французской социологии — Мосс, Леви-Брюль и др.). Спенсер задолго до антропологических исследований обмена определил значение дарообмена для социальной организации первобытных обществ. Однако в антропологических пристрастиях Спенсера была и некоторая опасность для социологии — в Англии очень долгое время социология как наука не признавалась отдельной дисциплиной, а включалась в рамки антропологии. Оценивая влияние Спенсера на экономическую социологию, хотелось бы заметить, что он, равно как и Конт, не составил отдельной эпохи в этой социологической отрасли знания, хотя его авторитет в социологии XIX в. был, наверное, самым высоким. Скорее Спенсер развивал социологию как общую науку и способствовал созданию социологической традиции (теории и метода), на которой в дальнейшем могла развиваться экономическая социология.

Если говорить об американской традиции в социологии во второй половинеXIX в., то несмотря на быстрое ее развитие и на признание социологии во многих американских университетах (например, У. Самнер читал курс под названием «Социология» начиная с 1876 г. в Йельском университете), основные ее представители — Уорд, Смолл, Гиддингс, Самнер — все же мало обращались к исследованию экономических институтов. Если сначала созданная в 1865 г. Ассоциация общественных наук США объединяла изыскания обществоведов, то впоследствии она разделилась на два сообщества — Экономическую ассоциацию и Социологическое общество. Вскоре начались споры экономистов и социологов, выяснявших отношения в борьбе за место на университетских кафедрах. Уорд и Гиддингс, как и незадолго до этого Конт, выступили за подчинение экономической науки социологии. Одной из интересных теоретических работ по экономической социологии того периода была книга Альбиона Смолла, основателя социологического факультета Чикагского университета «Адам Смит и современная социология» (1907). Однако до формирования собственной традиции «экономика и общество» в США оставалось еще несколько десятилетий, только в 30-х гг. XX в. Талкогг Парсонс напишет ряд статей по экономико-социологической проблематике, но с его именем мы связываем не возникновение экономической социологии, а уже другой ее этап — этап развития.

Таким образом, до 80-х гг. XIX в. экономическая социология еще не была представлена ни во французской, ни в английской, ни в американской традициях. Конт и Спенсер заложили основы социологического метода в широком смысле и способствовали созданию социологии как науки в целом, что привело к возможности формирования экономической социологии в рамках социологического знания начиная с 90-х гг. XIX в.

Эпоха 90-х гг. ХГХ в. и начала XX в. — это эпоха перелома, эпоха разрыва с классической традицией. Рикардо, Маркс, Конт и Спенсер были современниками развивающегося капитализма. Но к 1890-м гг. капитализм и его культура находились в наивысшей точке развития, далее наступает период перемен — столетие относительного мира нарушается в 1914 г. Первой мировой войной; революции в России и Германии ставят под сомнение устои буржуазной цивилизации; в искусстве, архитектуре, литературе происходит поворот от канонов буржуазного классицизма к модерну и авангарду; в экономике проявляются совершенно новые черты — возникают монополии в производстве и финансовой сфере, возрастает роль профсоюзного движения, государство активно вмешивается в экономическую жизнь общества, экономический рост смеряется чередой экономических кризисов, что заканчивается мировым экономическим крахом в 1929 г. и последующей Великой депрессией. В 1920-е — 1930-е гг. растут коммунистические, национал-социалистические и фашистские движения. Переломный момент продолжается новой мировой войной и новым переделом национальных границ. Эпоха перемен по-разному, но весьма глубоко отражается и на развитии науки. (В физике, например, переворот связан с работами Эйнштейна, в психологии — Фрейда, в философии — Гуссерля.) В экономике постулаты классической и неоклассической школ уже не могли удовлетворить потребность общества в объяснении новых явлений. В социологии позитивистская парадигма все больше подвергается сомнению, в противовес ей развиваются понимающая и феноменологическая ветви социологии. Вот на этом фоне и происходит формирование экономической социологии, которая не могла не отразить перемену в социальной реальности — вместо дифференцированных знаний об экономике и обществе появляется настоятельная потребность в интегрирующем единстве.

Реально значимое формирование экономической социологии начинается в 1890-е гг., и наибольшую роль в этом процессе играет франкоязычная социология. В 1893 г. в парижском издательстве «Алькан» вышла книга Э. Дюркгейма «О разделении общественного труда», представлявшая его докторскую диссертацию. По сути дела, это была первая специальная социологическая работа, направленная на изучение экономического института разделения труда. Книга осталась практически незамеченной в среде экономистов (за исключением положительного отзыва К. Бюхера), но развитие экономико-социологического подхода продолжалось — с 1898 г. Дюркгейм руководил издательством журнала «Социологический ежегодник», и в нем был выделен специальный раздел «Экономическая социология», отвечал за который известный экономист и социолог Франсуа Симиан (F. Simiand). С этого момента «экономическая социология» (“sociologie economique”) становится распространенным термином во французской социологии, а ее отрасль начинает завоевывать свое место среди других отраслей социологического знания, хотя до ее полного признания еще далеко.

В 90-е гг. XIX в. впервые ставился вопрос о предмете экономической социологии. Вероятно, первым специальным изданием книги с названием «Экономическая социология» была работа бельгийского социолога Гильома де Греефа (Guillaume de Greef) (1842—1924) (рис. 3). В 1904 г. она была переведена с рукописи на русский язык и вышла одновременно с французским изданием под названием «Социальная экономия» (побоялись, видимо, назвать экономической социологией), хотя во французском издании (Paris, F. Alcan, 1904), по свидетельству М.М. Ковалевского, который хорошо знал де Греефа по совместной работе в Новом Брюссельском университете, стояло “La sociologie economique”. Вот эта первая книга по экономической социологии!!!

Гильом де Грееф, ректор Нового Брюссельского университета, автор таких книг, как «Методология общественных наук» (1889), «Социальный трансформизм» (1895), «Общественный прогресс и регресс» (в русском издании 1896 г.), член-корреспондент Бельгийской королевской академии, был весьма известным для своего времени социологом. Например, у М.М. Ковалевского и В.М. Хвостова часто встречаются ссылки на де Греефа. Да и сегодня в российской социологии имя де Греефа не забыто и встречается в работах Ю.Н. Давыдова, Л.Т. Волчковой, И.А. Голосенко и др. Между тем роль де Греефа как одного из основателей экономической социологии никем из исследователей ни в России, ни на Западе не рассматривается (о нем нет упоминаний ни у Смэлсера, ни у Сведберга, ни у кого-либо из отечественных эконом-социологов). Это большое упущение в исторических исследованиях экономической социологии, ведь де Грееф первым поставил вопрос об экономической социологии как отрасли социологии, о ее предмете и истории. В области метода де Грееф не повторял французский позитивизм, в большей степени он был сторонником материалистического метода, для него стояла задача соединить политическую экономию и научный социализм в единую «Экономическую социологию». «По нашему мнению, — писал де Грееф, — политическая экономия должна стать социологической, и подготовлению этой стадии социализм способствовал не менее, если не более, чем классическая политическая экономия; этим двум истокам суждено слиться в великую социологическую реку».

Социальные отношения, представляющие отношения между индивидами, группами и обществом, должны лежать в основе исследования любого экономического явления. Научный социализм первым внес данный вид социального анализа в экономику, тем самым превратив политэкономию в экономическую социологию. Но де Грееф не принимает безоговорочно материалистический метод, для него экономическая социология не может быть ни материалистической, ни идеалистической — односторонность здесь неприемлема, поскольку всякое общественное явление имеет двойственный характер. От позитивизма спенсеровского толка де Грееф берет понятие общества как социального целого, как некоего сверхорганизма, состоящего из 7 подсистем: экономики, генетики (сюда относится форма семьи, рождаемость, смертность и т. п.), эстетики, коллективной психологии (религиозные чувства и прочее), этики, прйва и политики. Экономика выполняет функцию питания, которая есть первичное и самое существенное условие жизни общественного организма, питание определяет все остальные органы, их рост и динамику. Поэтому на экономические отношения необходимо смотреть как на явления, определяющие все другие отношения, обратное их воздействие на экономику носит лишь косвенный характер.

В отличие от классиков материалистического метода де Грееф видит основу экономики не в производственных отношениях, а в отношениях обмена. Отношения обращения — это отношения движения материальных благ, людей, средств коммуникации и т. п. В примитивных обществах не было производства вообще, а существовали лишь формы обращения — собирательство или охота, основанные на кочевом образе жизни. Но и в современных обществах не производство, а обращение играет центральную роль — банки, биржи, кредит и финансы — именно они определяют экономическую власть в обществе. Как и представители исторической школы политической экономии, де Грееф подчеркивал, что на экономику нельзя смотреть как на отдельную изолированную подсистему общества, при решении экономических задач необходимо учитывать расстановку политических, нравственных и психологических сил. Экономическая социология должна рассматривать взаимоотношения экономики: с генетикой — как экономический строй воздействует на тип семьи, рождаемость, смертность, брачность; с эстетикой — каким образом экономика создает досуг для занятия населением видами искусства; с коллективной психологией — как религиозное сознание формирует тип отношения к труду; с этикой — как нравы определяются экономическими условиями; с правом — как хозяйственное право подчиняет себе все другие отделы права; с политикой — как политические действия детерминируются экономическими интересами.

Главная задача экономической социологии для де Греефа — открытие законов питания общества, а главный метод исследования — исторический, который представляет собой расширение метода наблюдения. Кроме того, как уже отмечалось, де Грееф основывается и на материалистическом методе. Таким образом, с позиции методологии де Грееф соединяет материализм и позитивизм, у него довольно эклектически переплетаются Маркс и Спенсер. Стоит отметить, что де Грееф первым предпринял также попытку рассмотреть историю экономической социологии — он начинал с Монтескье и Руссо, среди экономистов подчеркивал значение Смита (который, по его мнению, не отделял экономику от общества), Сисмонди и Милля, особое внимание уделял исторической и историко-этической школам в политэкономии, но более всего признавал значение исторического материализма.

Итак, Гильом де Грееф первым в социологической науке поставил задачу создания отдельной отрасли — экономической социологии, он предложил свой взгляд на ее предмет и метод, дал схему истории становления экономической социологии. Но его заслуга — скорее в постановке задачи, чем в ее решении, ему не удалось разработать целостной теории экономической социологии, его метод выглядел довольно эклектичным, ему не удалось создать школы экономической социологии и провести конкретных исследований. Но все же это не означало, что усилия де Греефа пропали даром — и в 1920-е, и в 1930-е гг. французская школа экономической социологии продолжает существовать.

В 1902 г. выходит второе издание книги Дюркгейма «О разделении общественного труда», и хотя впоследствии сам Дюркгейм теряет интерес к экономическим вопросам, но его единомышленники продолжают исследования в области, интегрирующей экономику и социологию: Марсель Мосс, возглавляющий после смерти Дюркгейма в 1917 г. «Социологический ежегодник», издает в 1925 г. «Очерк о даре», где исследует социальные формы обмена в примитивных обществах; в 1932 г. Франсуа Симиан издает работу «Заработная плата», где на основе огромного статистического материала о колебаниях в заработной плате за период 1790—1930 гг. он рассматривает социальные факторы, влияющие на динамику зарплаты. Также большой вклад в развитие экономической социологии во Франции того времени вносят Морис Хальбвакс и Селестин Бугле.

Если во Франции в 90-х гг. XIX и начале XX в. вопрос о значимости экономической социологии был практически решен, то в Германии того периода он еще и не ставился. Там социально-экономическая проблематика по традиции входила в компетенцию исторической школы политической экономии. Но тем не менее именно в Германии создаются Вебером, Зиммелем, Зомбартом наиболее интересные экономико-социологические концепции (более подробно об их вкладе в экономическую социологию будет изложено в следующих параграфах). В 1890-е гг., наряду с историческим направлением в экономической науке, создается так называемое «социальное направление политической экономии», представителями которого являются Штаммлер, Петри, Штольцман, Шпанн. Наибольшую известность среди них получил Рудольф Штаммлер, сосредоточивший свое внимание на изучении взаимозависимости экономики и права.

Книга Р. Штаммлера «Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания истории» (социально-философское исследование) была опубликована в 1897 г., почти сразу получила признание, имела несколько переизданий и в 1899 г. была переведена на русский язык. Сегодня эта работа, равно как и имя Штаммлера, позабыта в истории экономической социологии, хотя в свое время Штаммлер задавал тон в общественной мысли Германии. М. Вебер, хотя и не был согласен с ним в теории, считал его выдающимся ученым. Штаммлер в методологическом плане был не удовлетворен исторической школой и ее методом. Он считал, что только лишь из сравнения исторических фактов нельзя понять общих законов социальной жизни, так как сам выбор фактов обусловлен общей философской концепцией или мировоззрением. Поэтому надо видеть и определять для себя эту общую концепцию, для Штаммлера таковой является материализм. Но для него материализм — только метод, а не теория. Марксисты, с точки зрения Штаммлера, сами до конца не усвоили основных понятий, а бросились непосредственно применять этот метод, что привело к существенным ошибкам. Основное, что не устраивает Штаммлера — то, что право определяется экономикой. Его идея другая — право и хозяйство являются неразделимым целым, не просто экономика является материей социальной жизни, а урегулированная экономическая деятельность есть основа общества. Социальная жизнь людей — это не просто продолжительная совместная деятельность, а жизнь согласно общему порядку. Ключевым в понятии «общество» объявляется понятие «урегулированность». Причем не обязательно это государственное урегулирование или нормы права, закрепленные в законе, это также и нравы, и условности, и обычаи, и этикет. Одним из самых первых и основных урегулирующих установлений социальной жизни является язык или речь (сам по себе звук не имеет смысла, если за ним не стоит значение, определяемое общим согласием). Нормировка общественной жизни объективна, она не зависит от желания человека следовать ей или нет, она обеспечивает возможность взаимоотношения или взаимодействия людей, делая предвидимым поступки другого. Например, обмен — это не естественное, а нормированное социальное отношение, в котором есть общая цель, условия и правила действия сторон, заранее определенные и взаимно принимаемые.

Итак, по Штаммлеру, материал социальной жизни — урегулированное хозяйство, или хозяйство и право, взятые в единстве. Это и должно стать предметом политической экономии — научное исследование учения о народном хозяйстве или политической экономии должно войти в круг обществоведения и заниматься особенностями упорядоченной совместной жизни, социального существования людей. Политическая экономия более чем прежде должна подумать о том, что она есть научное исследование общественного существования людей. Ее истинная исходная точка — «понятие социальной жизни». Как видно из этого определения, Штаммлер превращает политэкономию в социальную науку и до экономической социологии остается лишь один шаг. В реальности, считает Штаммлер, материя социальной жизни — хозяйство — и ее форма — право — неразделимы, их можно исследовать отдельно только благодаря абстракции. И если юридические науки не касаются социального хозяйства, то это еще понятно — ведь они связаны лишь с технологией правовых отношений. Но экономические науки никоим образом не должны уходить от исследования социальной формы хозяйства, без этого экономика превращается в науку о технологии хозяйствования. Все экономические категории имеют характер правовых установлений, особенно это видно на примере основного экономического отношения — отношения собственности. Даже в древности, в условиях натурального хозяйства, когда общественные связи в экономике еще не были развиты, хозяйство было вложено в урегулированные социальные отношения — отношения родства, брака, соседские отношения и т. д. Поэтому в любой форме хозяйства — и в домашнем, и в народном, и во всемирном — есть лишь урегулированные формы хозяйственных отношений. Не бывает так, что якобы сначала возникают естественные и жизненные условия, а лишь потом они захватываются правом, на деле право и хозяйство, как форма и содержание, едины.

В истории экономической науки лишь меркантилисты молчаливо предполагали урегулированность хозяйства, но далее ни физиократы, ни классики этого не подразумевали и рассматривали экономические отношения в абстрактной форме. Историческая школа политэкономии пыталась исследовать хозяйство как часть общественной жизни, но она не видела, что право не часть, а форма хозяйства. Ближе всех к пониманию зависимости хозяйства и права подошел Маркс, но и он указывал, что экономика — это базис, а право — надстройка. Но так не может быть — право и хозяйство нераздельны, ведь в истории нет перехода от нерегулируемого хозяйства к урегулированному, на деле это лишь переход от регулирования хозяйства обычаем и традицией к регулированию с помощью юридических норм. Сущность права, по сравнению с социальным строем, покоящимся на конвенциональных правилах, заключается в моменте принуждения, благодаря чему подчиненное правилу лицо включается в социальное общение независимо от своего собственного решения. С точки зрения теории развития Штаммлер считает, что надо говорить о хозяйстве и праве не как о причине и следствии, а как об обуславливающей форме и содержании. Экономические явления изменяются согласно изменениям в правовой форме, на этот процесс оказывают воздействие два фактора — прогресс производительных сил (но и в этом случае машины изменяют экономический строй, если становятся определенной формой собственности — капиталом) и изменения числа и свойств связанных правом людей. Социальное объясняет изменение социального, повторял за Дюркгеймом Штаммлер, «социальными явлениями обуславливаются все изменения социальной жизни, в них же следует искать обуславливающие факторы правовых изменений».

Важным для Штаммлера в объяснении причинности социально-экономических явлений выступает принцип телеологичности: там, где действует человек, он сам и его воля являются достаточной причиной изменений, и здесь нет места дарвиновской естественной причинности.

Ошибка марксизма в том, считает Штаммлер, что экономическое развитие идет как бы неумолимо, как закон природы, что есть одна экономическая реальность, а чувства и мысли людей — лишь отражение действительности. На самом деле бытие — это социальное бытие людей, где уже есть урегулирование (т. е. нормирование) существования.
Право — это служебное средство для человеческих целей, оно возникает как представления людей о регулируемом хозяйстве; право и цель неразделимы. Поэтому сами люди, а не какой-нибудь объективный ход вещей, ставят цель и осуществляют социально-экономические преобразования, социальное хозяйство само по себе предполагает телеологичность. Изменение правового порядка также возникает не из естественной необходимости, а из осознания людьми того, каким должно быть новое право. Штаммлер считал, что Маркс первым предпринял попытку телеологического толкования истории — у него частная собственность создает пролетариат, пролетариат осознает свои цели и уничтожает частную собственность. Прогресс истории осуществляется диалектически — путем конфликтов, это конфликты между социальной материей и ее формой — старые формы права противоречат новому содержанию хозяйства. Но этот конфликт — не простое отрицание (как у Маркса), а нормативное изменение — люди, осознав необходимость изменений, предпринимают усилия по изменению действительности. Таким образом, марксистская теория генетического развития у Штаммлера дополняется принципом телеологической закономерности, без которого понять материалистическое объяснение истории нельзя.

Далее проблема цели и телеологии была продолжена в социальном направлении политической экономии Р. Штольцманом и др. Однако это не значит, что все концепции Штаммлера принимались без возражений — внутри самого социального направления идея нормативного урегулирования критиковалась со стороны Франца Петри, который считал, что если в докапиталистических формациях экономические отношения и носят урегулированный характер, то в условиях капитализма право создает лишь формальный круг регулируемых отношений, оставляя большинство экономических действий на произвол рыночной стихии. Идея телеологической закономерности Штаммлера подвергалась резкой критике как со стороны марксистов, так и со стороны немарксистов (в частности, М. Вебером), хотя в России конца 20-х и начала 30-х гг. XX в. идея Штаммлера о телеологичности хозяйства активно используется при обосновании необходимости и правомерности планирования (С.Г. Струмилин и др.).

Итак, в 1890-е гг. в Германии складывается социальное направление политической экономии, которое непосредственно ставит задачу превращения экономической науки в социальную. Отсюда до экономической социологии остается лишь один шаг. Но вообще социология как наука и как академическая дисциплина наталкивается в Германии на серьезные препятствия в отличие от социологии во Франции и США. В 1890-е гг. выходит ряд работ по социологии Ф. Тенниса, в Берлинском университете лекции по социологии читает Г. Зиммель. В 1899 г. в «Шмоллеровском ежегоднике» появляется статья Зиммеля по поводу социологии денег, а годом позже выходит его знаменитая «Философия денег». По сути дела, это было первое серьезное обращение немецкой социологии к исследованию экономических институтов. Хотя в заглавии и стоит слово «философия», Зиммель предпринимает компетентное социологическое и культурологическое исследование феноменов денег, обмена, хозяйства. Книга имела успех и несколько раз переиздавалась, хотя отклики на нее были разные — от восторженных до резко критических. В частности, французская школа в лице Дюркгейма, который не увидел у Зиммеля настоящего метода, отозвалась о ней отрицательно. Зато Вебер получил после публикации «Философии денег» дополнительный стимул для написания «Протестантской этики».

Вебер в 1890-е гг. в основном публиковал работы по экономической истории: «К истории торговых обществ» (1889), «Римская аграрная история и ее значение для государственного и частного права» (1891). Но именно ему впоследствии предстоит сказать самое решительное слово в немецкой экономической социологии (сам этот термин в немецкой литературе не использовался, вместо него общепринятым стал термин «социология хозяйства», популярным также был термин «социалэкономия»). Наиболее интересные концепции о соотношении экономики и религии были раскрыты Вебером в «Протестантской этике» (1905), но вопрос о предмете, методе и основных категориях социологии хозяйства был им поставлен только в работе «Хозяйство и общество», изданной уже посмертно в 1921 г.

Таким образом, не только в экономической науке в Германии 1890-х гг. и начала XX в., но и в социологии ставится вопрос о социальном исследовании экономики — Вебер, Зиммель, Штаммлер, Зомбарт создают основы немецкой социологии хозяйства. Если во французской школе в большей степени ставится вопрос об институционализации экономической социологии, то немецкая социология хозяйства более интересна, разнообразна по содержанию и по методам исследования.

Итак, исходя из вышеизложенного материала, мы вполне можем относить возникновение экономической социологии к 90-м гг. XIX в., именно тогда начинается этап формирования этой отрасли социологического знания и продолжается до середины XX в. На этом этапе ставится вопрос о создании экономической социологии, обсуждается ее предмет и метод, создаются такие ее теории, как социологическая теория разделения труда, социология обмена и денег, социологическая теория капитализма. Главными фигурами этого этапа являются Вебер, Дюркгейм, Зиммель. В 1890-е гг. наблюдается и активизация экономической науки в исследовании хозяйства с социальной точки зрения — возникает социальное направление политической экономики в Германии (Штаммлер и др.), продолжает развиваться социально-историческое направление (Зомбарт и др.), в США, благодаря сначала работам Т. Веблена, а затем и Дж. Коммонса, институционализм становится заметным явлением на фоне неоклассической экономической теории. Также в США в этот период бурно развиваются такие отрасли, как социология труда и история труда. В Италии материалистическая экономическая социология разрабатывается А. Лабриола, в России — М.М. Ковалевским, М.И. Туган-Барановским, П.Б. Струве и многими другими, кто обращался к социологическому исследованию хозяйственной жизни. Но все же наибольшее внимание экономическая социология получает во Франции и Германии, исследованию этих школ и посвящаются следующие два параграфа.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)