Главная » Справочник » Экономическая социология » Экономический метод анализа общества (А. Смит, Д . Рикардо, Ж .С. Сисмонди)

Экономический метод анализа общества (А. Смит, Д . Рикардо, Ж .С. Сисмонди)

Приоритет создания общей теории и экономического метода принадлежит А. Смиту, именно с его работы «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776 г.) начинается этап признания и распространения экономического знания. В определенном смысле развитие экономического знания было велением времени, экономика становилась модным течением, причем не только в Англии и Франции, но и в России.

Элементы экономической теории были заложены задолго до Смита, ему удалось подытожить всю ту огромную работу, которую проделали до него, и четко выделить тот метод, который после него стали называть политэкономическим. И понять основные положения теории и метода Смита можно лишь только в контексте тех идей, которые высказывались его непосредственными предшественниками — физиократами, только понимая идеологию меркантилизма, против которой была направлена полемика Смита. Поэтому мы считаем необходимым остановиться на разборе концепций меркантилизма и физиократии, чтобы более полно осознать значение идей Смита.

Меркантилизм не был ни научной школой, ни единой теорией, в самом его названии есть некий презрительный оттенок, данный философами века Просвещения тем взглядам и политике, которые существовали до них. Обычно меркантилизм связывают с практикой государственного управления в XV—XVIII вв. и особенно с именами французских министров финансов М. Сюлли и Ж.Б. Кольбера; по имени последнего меркантилизм называли еще «кольбертизмом». Среди идеологов меркантилизма можно назвать Уильяма Стаффорда («Беглое обсуждение английской политики», 1581), Антонио Серра («Краткий трактат о средствах снабдить в изобилии золотом и серебром королевства, лишенные месторождений драгоценных металлов», 1613), Томаса Мена («Богатство Англии во внешней торговле», 1669). Меркантилизм имеет длительную историю — почти трехвековую, поэтому взгляды его представителей сильно различаются. Так Уильям Петти является представителем эпохи меркантилизма, названия его работ вполне соответствуют духу времени: «Трактат о налогах и сборах» (1662), «Разное о деньгах» (1682), но в решении некоторых вопросов он уже поднимается над уровнем меркантилизма.

Основной вопрос меркантилизма — вопрос о богатстве, его происхождении и источниках, причем будучи практиками, меркантилисты ставили вопрос не о богатстве вообще, а о конкретном — богатстве отдельной страны. Их отношение к богатству имеет оттенок поиска мифической силы, дающей «чистый избыток» в мире эквивалентного обмена. Меркантилисты понимали, что труд является необходимым условием национального богатства, но апелляция только к труду казалась им вздорной. Они знали, что те, на кого они могли рассчитывать — короли, придворная знать, аристократия, — не могут прийти в особенный восторг от перспектив упорного труда ради умножения богатства. Поэтому меркантилисты ищут чистую формулу богатства и находят ее в деньгах.

Действительно, деньги представляют собой абстрактную формулу товара или деятельности, удобную для исследования и всем понятную. Деньги дают возможность осуществлять проекты короля, деньги обслуживают торговлю, деньгами измеряется труд. Деньги представляют высшую форму вещей, они не уничтожаются в обмене или потреблении. Определив деньги как наилучшую форму экономического мира, меркантилисты дали удобный принцип определять, что является экономикой — все, что имеет отношение или измеряется деньгами, входит в круг экономических объектов. Весьма простая, изящная формулировка.

Где основной источник денег? Меркантилисты видели его в торговле, причем не внутри страны, а за ее пределами. В рамках отдельной страны в обмене соблюдается принцип эквивалентности, внешняя торговля — вот источник возрастания стоимости. «Обычным средством для увеличения нашего богатства и денег является внешняя торговля. При этом мы должны постоянно соблюдать следующее правило: продавать иностранцам ежегодно на большую сумму, чем покупать у них», — писал Т. Мен. Причем он вроде бы понимал, что даже с ближайшими странами торговля эквивалентна, но если брать далекие заморские страны, то там и получается «чистый избыток». Но торговля ничего не значит без разумного регулирования и управления в государстве, поэтому основное, условие работоспособной экономики и процветания страны — рациональное администрирование и ловкая политика. От искусства государственного управления зависит благосостояние народов, а король становится покровителем экономических интересов своих граждан. «Регламентация, планомерное управление сыграли на протяжении Нового времени не меньшую роль, чем свободная стихия; как ни далеки по своему содержанию меркантилизм и социализм, они протягивают друг другу руки над XIX столетием, бывшим эрой неурегулированного хозяйства», — писал В.М. Штейн. Государство с помощью экономических инструментов или прямых запретов регулировало торговлю (особенно ввоз зерна и золота), денежное обращение, цены и заработную плату. Монополии считались неотъемлемым средством экономической политики (достаточно вспомнить Ост-Индийские и Вест-Индийские компании), а конкуренция в этих условиях считалась общим злом.

Во многом регулированию было подвержено и ремесленное хозяйство, особенно посредством цеховых установлений — законы об ученичестве регламентировали численность и квалификацию занятых в производстве, качество и цена регулировались гласными цеховыми правилами, разделение труда внутри цеха и между ними было доведено до мельчайших операций (например, мастер, делавший кареты, не имел права сам изготавливать колеса — это уже было дело другого цеха).

Меркантилисты мало внимания уделяли сельскому хозяйству, видя в этом малодоходную и презренную деятельность; торговля и промышленность считались более перспективными. «Более уверенным является барыш, когда он получается от занятия тем или иным ремеслом, — писал Антонио Серра, — чем доход крестьянина или других лиц, обрабатывающих землю или производящих продукты сельского хозяйства».

Меркантилисты по-своему верно отражали специфику своего времени — с одной стороны, развитие капитализма начиналось не с земледелия, а с внешней торговли — именно таким образом Венеция и Генуя, а затем Португалия и Испания получали основные доходы. Сначала пряности и шелк, а затем работорговля (после открытия португальцами экваториальной Африки), добыча золота и серебра — все это давало наивысшую прибыль на вложенный капитал. С другой стороны, в это же время складывался процесс интеграции разрозненных территорий в большие национальные государства с сильной центральной властью, которой были необходимы свои собственные основы экономической деятельности — сначала торговля и ремесло, а затем и крупное капиталистическое производство. Все это так или иначе находило свое отражение в идеологии меркантилизма. В то время экономика и насилие шли рядом — торговля была по необходимости связана с пиратскими промыслами, каперство считалось обычным делом, поэтому меркантилисты не видели противоречий соединения экономических завоеваний с военными. Все это отражало недостаточную отделенность (или дифференцированность) экономики от политики и других видов социальной деятельности. Впоследствии уже Смит доказывал преимущество мирной экономической деятельности, но лишь М. Вебер окончательно разделил экономическую деятельность и другие способы получения прибыли, показав, что война может способствовать экономике, но сама по себе не является экономической деятельностью по определению.Меркантилизм не представлял собой чисто экономического или политического учения, философы того времени не чуждались экономических размышлений, например, в 1691 г. Джон Локк выпустил произведение «Рассуждения о понижении процента и повышении ценности денег», где стоял на меркантилистских позициях, объявлял завоевания и торговлю основными источниками богатства. Так что философы были экономистами, но и экономисты были философами.

Само слово «экономисты» появилось не у меркантилистов, а у физиократов. Физиократы, в отличие от меркантилистов, представляли собой уже научную школу, расцвет которой продлился весьма недолго: не более сорока лет, что не сравнимо ни с меркантилизмом, ни с последующей классической школой. Основателем школы физиократов был Франсуа Кенэ (Frangois Quesnay), врач-консультант короля Людовика XV и его фаворитки маркизы де Помпадур; его первые работы по экономике относятся к 1755—1757 гг., а знаменитая «Экономическая таблица» была напечатана в 1758 г. в Королевской типографии, что дало основание впоследствии утверждать, что король якобы поддерживает идеи физиократов. Вокруг Кенэ сложился тесный кружок единомышленников, которые часто собирались на общие заседания и сами себя называли «экономистами», откуда и пошло в ход это название. Несколько в стороне стоял другой видный представитель физиократии — Жак Тюрго, его сочинение «Размышление о создании и распределении богатств» вышло в 1769—1770 г., Тюрго был не только ученым, но и активным администратором, занимая пост генерального контролера финансов Франции, т. е. был министром финансов.

Само слово «физиократия», дословно означающее «власть природы», было введено, по мнению Штейна, самим Кенэ, который любил использовать сочетание греческих слов. Е.М. Майбурд отдает в этом приоритет Дюпону де Немуру. Важно, что в нем подчеркивалось значение естественных законов и порядка, здесь ясно прослеживается влияние идей Монтескье и Руссо. Кенэ даже еще в большей мере настаивал на существовании естественного порядка, не зависящего от политического вмешательства, — этот порядок установлен Богом, а люди вносят в него лишь хаос — беспорядок, которого следует избегать и который может быть устранен лишь посредством точного соблюдения естественных законов. В основе естественного порядка лежит естественная свобода — право каждого располагать своей собственностью по своему усмотрению, поэтому физиократы были сторонниками свободы труда и невмешательства государства в дела экономики. Конкуренция объявлялась полезной для общества, а монополии и привилегии — вредными; именно физиократам принадлежит приоритет в изобретении термина “laissez faire, Iaissez passer”. Хотя в области политической физиократы, за исключением Тюрго, были сторонниками «легального деспотизма» (как и Вольтер) и монархии, что было объектом острой критики со стороны Ж.-Ж. Руссо.

Как объясняли богатство — основной объект экономической науки того времени — физиократы в отличие от меркантилистов? Деньги объявлялись ими «бесплодным богатством или богатством низшего сорта», поскольку деньги выполняют лишь функцию простого посредника в обмене; вслед за Монтескье в деньгах видели знак, представляющий ценность всех товаров. Считалось, что торговля не создает ничего нового, она лишь оборачивает товары, но и труд также не создает новой ценности, главный же ее источник — природа. Главное богатство — это земля, именно она дает «чистый избыток», причем как в физическом смысле (например, брошенное в землю зерно дает пять или десять зерен), так и в стоимостном. Поэтому земледелие объявлялось основной отраслью экономики, а земледельческий труд — основным источником общественного богатства. И поэтому сама система учений физиократов называется также «земледельческой».

Промышленный труд, считали физиократы, лишь добавляет ценность к ценности природного материала, поэтому он не создает ничего принципиально нового; лишь труд, создающий «чистый продукт», т. е. земледельческий, является производительным, класс земледельцев объявлялся производительным, а все другие — бесплодными. В связи с этим физиократы были сторонниками единого налога — налога на чистый продукт; все бесплодные классы не должны были его уплачивать (например, прибыль считалась как бы оплатой труда предпринимателя). Но нам важно отметить для социологии, что физиократы представили деление общества на классы в зависимости от их экономических функций, что было далее воспринято Смитом, но на основе несколько других суждений.

Физиократам принадлежит и приоритет анализа экономической динамики. Кенэ, будучи врачом, проводил ясную аналогию между системой кровообращения в организме и системой обращения товаров и доходов в обществе, что позволило ему в «Экономической таблице» отразить схему годового воспроизводства. Таким образом, задолго до Спенсера общественное хозяйство сравнивалось с целостным организмом, а его воспроизводство подчинялось строгой закономерности. Хозяйство рассматривалось как процесс, т. е. круговорот продуктов и доходов. У Тюрго идея воспроизводства реализовывалась через схему перелива капитала и концепцию рыночного равновесия. Идеи физиократов четко отражали свое время и свою страну — Францию эпохи Просвещения, где понятия разума, природы, естественных законов, свободы личности были центральными. Франция тогда немного отставала в индустриальном развитии, а сельской жизни придавался некий романтический оттенок. Но идеи физиократов не стали правилом экономической политики, а в 80-х гг. XVIII столетия сама школа уже не существовала, уступив место английской политической экономии.

Экономическая политика государств во второй половине XVIII в. оставалась еще меркантилистской, основой экономики было сельское хозяйство, но в области идей меркантилизм был уже почти разрушен физиократами. Вот на этом фоне и появляется новый экономический метод Смита, революционизируя экономическую теорию, а также и экономическую практику.

Почему именно со Смитом мы связываем начало экономической науки? Прежде всего потому, что ему удалось из разрозненных элементов экономического знания сформировать систему знания, построенную на основе категорий, законов и принципов, т. е. на основе метода, объясняющего хозяйственную жизнь общества. Этот метод послужил фундаментом экономической науки, который уже далее не перестраивался, а уже на нем возводилось дальнейшее знание политической экономии. Смит показал, как возможно рассмотрение общества с совершенно новой точки зрения — экономической, определив предмет и границы экономической науки. Не случайно, что именно после Смита наступает период быстрой институционализации экономической науки — она вскоре становится признанной отраслью обществоведения, а школа Смита получает название классической. Кроме того, Смит был нужным человеком в нужное время — он сумел верно отразить запросы своей эпохи. Если физиократы видели лишь обыденное функционирование хозяйства в повседневности земледельческого труда, то Смит сумел предвосхитить развитие — капитализм выбирал не торговлю или сельское хозяйство, а промышленность. Идеология Смита — это растущее господство буржуазной рациональности и буржуазной добродетели.

Работы Смита не только экономические, но и социологические. (Социологи и экономисты постоянно возвращаются к этому тезису — сначала А. Смолл в начале XX в., а затем А. Сен и многие другие.) Поскольку Смиту необходимо было создавать основы экономической науки, то он волей-неволей был вынужден определить те границы, на которых соприкасаются экономика и общество, выявить социальные принципы функционирования экономики и общественные последствия ее развития. Сам Смит долгое время был профессором нравственной философии, что не могло не найти отражения в его экономических сочинениях. Наибольшее значение для него имел Монтескье (всю жизнь он мечтал написать комментарии к его работе «О духе законов»), из англичан — Бэкон и Ньютон, и, конечно, его друг Давид Юм. Как говорили в то время, философы были тогда королями, а Юм — королем философов. С его помощью Смит был принят в Париже в философских кругах, он познакомился с Кенэ и Тюрго, но, правда, не произвел на них особого впечатления.

В основе социальной философии Смита лежит, как и у физиократов, представление о естественных законах и порядке. В названии своего основного труда «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) Смит подчеркивал понятие «природа богатства», т. е. естественные законы его образования; далее в первой части раскрывается естественный порядок, согласно которому продукт распределяется между классами, во второй — речь идет о природе капитала. Не чуждо Смиту и понятие системы — он говорит о системах политической экономии в четвертой части. Смит склонен переносить и понятие механизма в экономическую науку (а различные сложные механизмы, особенно часы, были символами того времени), механическая причинность для него была главной, да и общество он видел как некую машину. Для успешного существования общества нужны лишь «мир, легкие налоги и терпимость в управлении, все остальное сделает естественный ход вещей», — говорил Смит в лекциях, читаемых в 1748—1750 гг., что, кстати, было еще до выхода основных работ физиократов. Этот естественный ход вещей установлен Провидением, нет смысла мешать ему искусственными препятствиями — так у Смита естественные законы еще связываются с шотландским протестантизмом.

Таким образом, хозяйственная жизнь подчинена естественному порядку — здесь Смит четко следует физиократам. Следовательно, экономический метод состоит в обнаружении законов, управляющих этим порядком. Но у Смита экономическая наука не имеет управленческого характера, как у меркантилистов и Петти. Вероятно, поэтому Смит отказывается от слов «политическая экономия» в названии своего основного труда, поскольку в нем выражались бы нормативные, политические задачи, и подчеркивает «природу и причины» как свидетельства позитивного характера науки. Хотя это и не значит, что Смит вообще отказывается от вопросов администрирования. Пятая часть «Богатства народов» вполне в меркантилистском духе называется «О доходах государя и государства».

Что входит в понятие «экономика» у Смита? Какие границы экономического исследования он выделяет? Если у физиократов основа экономики — земледелие, у меркантилистов — деньги и торговля, то Смит ставит четкие границы экономического — это производство, обмен, распределение и потребление. Причем центром экономического мира объявляется не обмен, как это следовало бы сделать согласно всем традициям, а производство, в основе которого лежит труд, причем не только сельскохозяйственный, но и промышленный. Труд является источником богатства и основой процветания страны, само богатство понимается не столько как денежный капитал, сколько как совокупность товаров для потребления. Тем нация богаче, чем более предметов потребления в расчете на одного жителя, считал Смит. Любой труд объявляется производительным, если он создает материальный продукт, который может быть обменен на доход. И если физиократы подчеркивали производительность земледельческого труда, имея в виду то, что не труд, а земля является самоисточником ценности, то у Смита производительным является труд как таковой. Таким образом, Смит в центр экономики ставит именно труд, который является источником богатства и основой общественного существования; труд получает высшую этическую оценку, что, несомненно, согласуется с пуританской этикой, а хозяйственная деятельность приобретает значимость наравне с другими видами деятельности, в том числе и с духовной. Так шаг за шагом, со времен Смита, укореняется так называемая «психология экономизма», когда труд и хозяйство являются как бы основой жизни общества и человека с позиции здравого смысла. Интересно, что мотивы труда Смит сводит не только к утилитарному толкованию личных интересов, получению выгоды и т. д., он явно видит и социальную сторону трудовых мотивов: «Главная цель наша состоит в тщеславии, а не в благосостоянии… в основе же тщеславия всегда уверенность быть предметом общего внимания и общего одобрения».

Смит, как и физиократы, конечно, хотел найти некий волшебный источник самовозрастания стоимости, и таковым у него является разделение труда (а не земля и земледельческий труд, как у физиократов). Смит видел на примере быстро развивающихся мануфактур в Англии, что производительность труда в них больше в сотни раз по сравнению с индивидуальным ремеслом только благодаря дифференциации труда, и естественно, что он переносил эту схему на общество, выделяя общественное разделение труда. Например, рост богатства после открытия Америки в Европе он объясняет не увеличением добычи золота, поскольку его просто стало больше и цена на него упала, а новым разделением труда между колониями и метрополиями и развитием торговли. Торговля и обмен в условиях разделения труда являются производительными, причем нет необходимости кого-либо обманывать, как это предполагалось у меркантилистов при объяснении прибыли в торговле. Дело в том, что различия в производительности труда настолько велики у профессионала и обычного человека, что в обмене всякий получает продукт, произведенный по несоизмеримо меньшей стоимости, чем если бы производил этот продукт сам. Таким образом, Смит настаивал на том, что разделение труда — вот источник самовозрастающей стоимости, который никогда нельзя сравнивать с завоеваниями, мирная экономическая деятельность всегда более выгодна, чем война.

Смит явно видел и социальные последствия развития разделения труда (что стало темой экономической социологии Дюркгейма столетие спустя). Будучи сторонником Гоббса и Локка, Смит основывался на принципе равенства людей, переходившем в утверждение их изначальной одинаковости. Разделение труда создает разделение людей, общество становится разнородным и состоящим из разнородных единиц. Причины разделения труда Смит искал в прирожденных качествах человека — склонности к обмену и осознании собственных выгод от обмена и специализации. Причем разделение труда способствует и общей гармонии в обществе, ведь в условиях разных видов труда люди испытывают большую потребность друг в друге, что создает основы для большей сплоченности (по Дюркгейму — солидарности).

Труд у Смита объявляется не только центром хозяйства, не только источником богатства, но и мерой ценности или стоимости благ. Раз труд создает богатство, следовательно, им и можно измерять его, а деньги — это лишь удобный эквивалент, формальная вещь. Но стоимость блага Смит измеряет не привычными нам категориями затраченного труда, а «купленным трудом» — количеством труда, который можно получить взамен данного товара. Это было исправлено впоследствии Рикардо и Марксом. Кроме того, у Смита проблема измерения цены трудом носит скорее технический характер — он пытается найти всеобщую меру, которая внесла бы единство и порядок в разнообразный мир разнокачественных товаров. Отсюда и его другие попытки определить стоимость через некоторые неизменные величины,— цену хлеба и т. п. Но в трудовой теории стоимости лежит и глубокое социальное основание — определение стоимости трудом предполагает всеобщее формальное равенство всех видов труда на рынке, а следовательно — и производителей. Одним из первых обратил на эту сторону теории трудовой стоимости внимание Ф. Петри, а затем и Д. Лукач, который приводит такой пример: в древних обществах труд раба, равный по количеству и качеству труду свободного человека, не определял равную стоимость товара, это было невозможно в принципе.

Вслед за физиократами Смит определяет социальную структуру общества через отношения распределения дохода. Классы образуются видами доходов в распределении: заработная плата как вид дохода образует рабочие классы, рента — землевладельцев, прибыль — капиталистов. Все остальные классы не являются основными, поскольку получают доход лишь в процессе перераспределения. Чем выше оплата труда, тем богаче общество; чем выше рост капитала, тем выше спрос на рабочую силу, а следовательно — выше и заработная плата. Рабочие должны быть заинтересованы в росте капитала, они часто это не осознают и не понимают своих целей. В целом Смит на стороне трудящихся классов, он считает, что в средних и низших слоях «мы можем надеяться встретить более всего добродетелей и, к счастью, для общественной нравственности в этой ситуации находится значительная часть человечества». Логика Смита такова: низшие и средние классы зависят в большей мере от мнения окружающих их людей, движение представителей этих классов по социальной лестнице вверх будет зависеть от оценки и расположения других, поэтому для данных слоев честность — лучшая политика. Совсем другое дело в высших слоях, где «пронырство и лесть почти постоянно одерживают верх над достоинством и Дарованиями». Распределение, с точки зрения Смита, подчиняется естественным законам, поэтому не может быть общество богатым, если в нищете живут его основные массы. Справедливость требует, чтобы положение большинства было удовлетворительным. Поэтому Албион Смолл по праву называет Смита социалистом.

По мнению Смита, отношения людей в обществе в целом и особенно в экономической жизни основываются на рационализме. «Не от благожелательности мясника, пивовара и булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим о наших нуждах, а только об их выгодах». Такой всеобщий утилитаризм участвует в создании всеобщей гармонии, этот разумный эгоизм сочетается с чувством бережливости — каждый стремится к увеличению своего благосостояния, а наилучший способ для этого — вложить деньги в капитал. Всякий бережливый человек у Смита объявляется благодетелем общества — совсем в духе протестантской этики. Из бережливости Смит выводил первоначальное накопление — в отличие от физиократов, которые связывали процветание с ускоренным развитием потребления.

Итак, Смит в утилитарном поведении человека видел гармонию существования общества. Еще в «Теории нравственных чувств» он указывал, что общество может существовать, как оно существует среди купцов: «общество… может поддерживаться при содействии корыстного обмена взаимными услугами, за которыми всеми признана известная ценность». Но утилитаризм и рационализм — это лишь один источник, соединяющий людей в обществе. Есть и другие, не менее важные механизмы, обеспечивающие гармонию, — чувства симпатии, долга, доверия, взаимного расположения, благожелательности. Чувство симпатии определяется Смитом исходя из врожденной способности человека к сопереживанию и сочувствию. Эгоизм ограничивается великим законом природы: «чтобы мы любили себя не более, чем мы любим других».

Много внимания Смит в своих работах уделял проблеме взаимоотношения государства и экономики. Экономика, по его мнению, представляет особую самостоятельную систему, подчиняющуюся естественным законам — законам рынка. Механизм ее саморегуляции заложен в законах, регулирующих спрос и предложение, перелив капитала, выравнивание нормы прибыли, конкуренции. Но для действия естественных законов возникают искусственные препятствия — ограничения труда и капитала в их конкурентной борьбе (цеховые системы и монополии), создаваемые или сохраняемые государственной политикой. С точки зрения Смита, государство вообще освобождается от обязанностей руководить трудом частных лиц. В соответствии с потенцией естественной свободы человеку должна быть предоставлена свобода преследования личных интересов, а «невидимая рука» Божества (а не рынка, как теперь принято считать) поведет его через эгоизм к общему благу.

Во-первых, государство не должно быть собственником, поскольку государственное имущество обычно используется неэффективно, тем самым дороже обходится обществу. Во-вторых, государство не должно предоставлять монополии, устанавливать акцизы и регулировать цены — ведь сами люди, каждый в своей конкретной сфере, лучше, чем любой государственный чиновник, разберутся, что и по какой цене продавать. Монопольная цена — единственная, следовательно, наивысшая для общества. Устанавливая поощрительные премии, государство стимулирует производство заведомо убыточного товара, ограничивая с помощью пошлин ввоз дешевого импортного товара, тем самым лишая общество выгод от международного разделения труда; поддерживая производителя, государство не думает о потребителе. В-третьих, государству нет необходимости поддерживать старые цеховые законы, которые препятствуют доступу труда к ремеслу, ограничивают конкуренцию труда. В-четвертых, государство не должно поддерживать правовые нормы, ограничивающие рынок земли (невозможность дробления участка при передаче по наследству и прочее). За государством Смит оставлял лишь следующие функции: защита страны от внешнего нападения, создание общественных сооружений (мостов, дорог и т. д.), поддержание образования, контроль за соблюдением законности. Но не следует думать, что Смит был неким ярым сторонником свободного рынка в духе Хайека или Фридмена. Например, он считал, что надеяться на полную свободу торговли в Англии — это чистое безумие, он выступал против неограниченной свободы эмиссии частным банкам, даже в вопросе о монополиях он ратовал за постепенное их ограничение. Идеал промышленной свободы представлялся ему не программой сегодняшнего дня, а «далекой путеводной звездой, по которой должен ориентироваться законодатель», — так характеризовал воззрения Смита профессор Штейн.

Итак, подчеркнем еще раз основные экономико-социологические построения Смита:

экономика является самостоятельной системой общества, подчиняющейся естественным законам, и обществу в лице государства нет необходимости регулировать хозяйство и труд частных лиц;
центром хозяйства являются производство и труд, который есть источник богатства общества в целом;
общественный труд развивается в сторону все большей дифференциации, что создает новые принципы социальной организации, основанные на гармонии и взаимозависимости;
труд выступает источником и всеобщей мерой ценности экономических
благ, и все виды труда равнозначны между собой с точки зрения их возможности участия в экономической жизни общества;
социальная структура общества, его деление на классы зависят от естественного закона распределения дохода на заработную плату, ренту и капитал; с развитием капитализма положение трудящихся классов должно улучшаться, состояние большинства в обществе должно быть удовлетворительным для того, чтобы общество могло нормально существовать;
действия людей в экономической жизни основаны на соблюдении собственных интересов; в условиях честной конкуренции каждый, преследуя свою цель, вносит вклад в создание гармонии общества;
утилитаризм не является единственным средством, регулирующим поведение индивида в обществе; он дополняется также необходимыми социальными нормами, основанными на доверии, чувстве долга и чувстве симпатии людей.

Смит при жизни, в отличие от физиократов, не создал собственной школы, но его идеи оказали огромное влияние на дальнейшее развитие экономической мысли и стали основой экономической политики Англии в XIX в.

Среди наиболее известных учеников Смита необходимо отметить Д. Рикардо.

Рикардо не был ученым, просто однажды, отдыхая от дел на фондовой бирже, он случайно взял книгу Смита «Богатство народов», что и послужило дальнейшей его карьере политэконома. Позднее Рикардо стал душой экономического общества Англии, вокруг него сложился тесный круг единомышленников, выступающих за свободу торговли и экономической деятельности, что далее переросло в политическое движение; сам же Рикардо стал членом Парламента. Его работы, без сомнения, не имеют такого социально-философского значения, как труды Смита. В этом смысле более интересны теории одного из последних представителей классической школы — Дж. Стюарта Милля. Рикардо воспринял целиком те социальные основания политэкономии, которые были заложены в «Богатстве народов». Но он своей теорией заработной платы и капитала ознаменовал обращение политэкономии к «рабочему вопросу», что впоследствии было подхвачено так называемыми «левыми рикардианцами» — некоторые историки экономической мысли называют Рикардо «источником английского социализма», а Маркс отмечал, что Рикардо первым раскрыл сущность классовых противоречий своей эпохи. Поэтому значение Рикардо для социологического анализа экономики довольно велико и обычно недооценено, хотя, конечно, его заслуги как экономиста более впечатляющие.

Восприняв от Смита концепцию естественных законов, Рикардо еще в большей степени продолжил характерное для своей эпохи стремление к механизации экономической жизни, представляющей человека как некую машину, четко просчитывающую свои выгоды и затраты. У Рикардо уже нет поисков чудесного источника самовозрастания богатства, как у меркантилистов и физиократов, и даже у Смита — для него экономическая жизнь все больше и больше напоминает рационализированную бухгалтерию. Это находит свое отражение в его теории трудовой стоимости, которая превращается в инструмент технико-экономического, а не социального анализа. Именно у Рикардо теория стоимости приобретает тот вид, в котором она привычна и понятна современным экономистам, он отбрасывает смутные рассуждения Смита о «купленном труде» и выводит стоимость из средних затрат труда. Проблема соотношения сложного и простого труда его уже не интересует — ведь рынок уже сам установил естественные пропорции оценки и соотношения различных видов труда. Рикардо продвинулся вперед и в оценке стоимости годового продукта труда, указав, что в стоимость входят и доход, и стоимость потребленных средств производства (а у Смита стоимость всегда составляла чей-либо доход). Но за всеми этими техническими элементами расчета стоимости Рикардо пропустил социальное содержание, которое в дальнейшем еще предстояло раскрыть Марксу, поэтому, по свидетельству одного из самых авторитетных исследователей творчества Рикардо — Карла Диля, он в последние годы жизни все больше и больше отказывался от трудового принципа определения стоимости, выставляя множество оговорок и условий для его применения и по существу обращаясь к теории издержек.

В теории ренты Рикардо окончательно разрушает иллюзии физиократов, продолженные в определенном смысле и Смитом, касающиеся земли как источника возрастания стоимости. Он показал, что природные силы играют одинаковую роль как в земледелии, так и в промышленности, а рента возникает лишь вследствие ограниченности земли и монопольного права собственности на землю, класс землевладельцев лишь узурпирует это право. Продукты сельского хозяйства имеют естественную тенденцию дорожать из-за постепенного истощения природных ресурсов, продукты промышленности, наоборот, дешевеют, поэтому «ножницы цен» всегда в пользу землевладельцев, что ставит задачу справедливого распределения и покровительства не сельскому, а промышленному производству. В отличие от Смита, Рикардо не включает ренту как вид дохода в цену продукта, для него есть только два основных источника цены — заработная плата и прибыль, поэтому землевладельцы, получая доходы после вторичного распределения, не являются основным классом. В этом положении о ренте видно, что Рикардо уже в большей степени отражает интересы и взгляды промышленной буржуазии в ее борьбе против старой земельной аристократии.

Вообще для Рикардо политэкономия — это прежде всего теория распределения, а не обмена или производства. В письме к Мальтусу он указывал: «Вы думаете что политическая экономия является исследованием природы и причин богатства; я думаю, ее скорее следует называть исследованием относительно законов, определяющих разделение продукта производства между классами, участвующими в его создании». Причем Рикардо подчеркивает естественный характер законов распределения, у него нет идеи представить распределение социально-экономическим механизмом (как это будет сделано в дальнейшем экономистами начала XX в.). Важно, что из приведенного определения вытекает, что политэкономия должна заниматься проблемами классов и их взаимоотношения, что придает ей социальный характер.

В теории заработной платы Рикардо последовательно проводит концепцию классической школы, согласно которой заработная плата должна быть предоставлена «…свободной рыночной конкуренции» и никогда не должна контролироваться вмешательством законодательства. Труд для Рикардо выступает обычным товаром, поэтому он имеет естественную рыночную стоимость. Естественная цена труда обеспечивает лишь прожиточный минимум, и определяется она не количеством денег, а суммой необходимых предметов потребления, которую можно купить на эти деньги. Рыночная цена труда зависит также от соотношения спроса и предложения: если спрос высок, то заработная плата выше естественного уровня, далее из-за этого увеличивается рождаемость (эту логику Рикардо берет у Мальтуса), возрастает предложение труда и зарплата опять понижается; если заработная плата ниже естественного уровня, то возрастает смертность, предложение труда сокращается и цена труда опять возвращается к норме. Эта идея о естественных законах, регулирующих цену труда, заставляет Рикардо выступить против законов о бедных, т. е. против социальной помощи, поскольку любое увеличение благосостояния бедных ведет к росту народонаселения, а это, в свою очередь, — к еще большему обнищанию. Налоги на бедных отнимают часть дохода у трудолюбивых рабочих и часть прибыли у предпринимателей, которая могла быть направлена на расширение производства. Поэтому общество не может развиваться, и «всякий друг бедных» должен желать отмены законов о бедных (звучит совсем в духе либертарианства).

Тем не менее Рикардо признает необходимость социальных мер, обеспечивающих повышение доли труда при распределении чистого дохода. Вообще глобальная естественная тенденция динамики заработной платы — повышение, хотя это не означает реального повышения. Дело в том, что у Рикардо постоянно присутствует мотив грядущего хозяйственного оскудения вследствие дорожания сырья, продуктов сельского хозяйства, поскольку именно эти продукты естественным образом ограничены. Раз увеличиваются затраты, прибыль падает, стимулы к накоплению уменьшаются — это суть естественные пределы роста (которые действительно были актуальны для островной Англии). Преодолеть эти пределы можно только посредством увеличения импорта сырья и сельскохозяйственных продуктов. Так, именно эти идеи Рикардо легли в основу идеологии free trade, выступающей за свободу торговли и отмену высоких импортных пошлин.

Как мы видим, теория заработной платы у Рикардо имеет рад социальных последствий. Но в еще большей мере интересна с социологической точки зрения его теория капитала. Дело в том, что Рикардо, выделив два основных источника дохода — заработную плату и прибыль, объявил, что сам капитал — это накопленный труд; отсюда оставался один шаг для «левых рикардианцев» — сказать, что капитал — это добавочный или прибавочный труд. Далее Томас Годскин, автор «Популярной политической экономии» (1827), объявил, что капитал образуется не из прошлого труда, а из текущего. Следовательно, прибыль — это нарушение прав рабочего на полный продукт труда. А Джон Ф. Брей прямо говорил об угнетении массы труда массой капитала и необходимости замены всей капиталистической системы. Вот таким образом идеи Рикардо способствовали осознанию основных социальных противоречий капитализма и развитию идеологии классовой борьбы.

В области государственного регулирования и налогообложения Рикардо последовательно проводит лозунг: «лучший налог — меньший налог». Границей налогообложения для него является доход; если государство замахивается на часть капитала, то естественным результатом являются спад производства и нищета населения. Заработная плата не является подходящим источником налогообложения, она относится к издержкам; в большей мере для этого подходят прибыль и особенно рента, так как в ней скрываются естественным образом сосредоточенные преимущества.

Итак, основные экономико-социологические идеи Рикардо сводятся к следующему:

труд является источником стоимости, а капитал представляет собой лишь накопленный труд;
основными видами дохода являются заработная плата и прибыль на капитал, следовательно, основными классами — рабочие и капиталисты;
основные экономические отношения — отношения по поводу распределения совокупного дохода, обуславливающие борьбу между классами за свою долю в чистом доходе.

В целом можно утверждать, что Рикардо был одним из первых, кто правильно экономически обосновал социальную структуру и социальные противоречия капиталистического общества. Но он, впрочем, как и Смит, не сумел увидеть многих новых тенденций и растущих противоречий развития капитализма. В области динамики капитализма и теории воспроизводства Рикардо так и остался в системе категорий, разработанной Мальтусом. Наиболее интересным ученым, который, будучи сначала сторонником классической школы, сумел увидеть ее основные социальные противоречия в области развития, был, с нашей точки зрения, швейцарский экономист Жан Сисмонд де Сисмонди. Его основная работа «Новые начала политической экономии, или О богатстве в его отношении к народонаселению» была опубликована в 1820 г. Само название — «Новые начала…» — было дано в противовес книге Рикардо «Начала политической экономии», и это действительно был новый шаг в разработке экономического метода анализа общества.

В названии главного труда Сисмонди заложена и его основная идея — богатство само по себе не имеет никакого значения, речь должна идти о богатстве в его отношении к народонаселению; нация не может быть богатой, если творцы этого богатства живут в нищете. Вслед за Рикардо Сисмонди требовал анализа распределения в политической экономии, причем распределения справедливого. Сисмонди был одним из первых или первым, кто после экономического кризиса 1815—1818 гг. увидел, что рост капитализма не означает однозначного увеличения социального благосостояния нации; наоборот, кризис приводит к росту безработицы и остановке производства. Исходя из этого, Сисмонди выступал против утверждения классической теории, что конкуренция во всех случаях является благом. Смит считал, что каждый, реализуя свой интерес, способствует общему благу, а дальше ученики Смита «бросились в абстракции, забыв о человеке». В реальной жизни каждый стремится осуществить свой интерес не наряду с другим, а за счет другого; если же этот процесс ничем не сдерживается, то возникает антагонизм классов — деятельность человека направляется на борьбу, а не на увеличение общего достояния. Свободная конкуренция, таким образом, приводит к неравенству и эксплуатации.

Конкуренция также нарушает основной принцип соотношения производства и потребления, что в конечном итоге приводит к кризису. В условиях натурального хозяйства крестьянин всегда производит ровно столько, сколько может потребить или продать; даже городской ремесленник знает примерные объемы спроса, а цеховая система не допускает производства излишка или резкого снижения цен за счет увеличения предложения. В условиях конкуренции производство всегда должно расти — иначе оно погибнет; при этом рост производства не увязан с ростом платежеспособного спроса населения. Трудящиеся массы работают по 14 часов в сутки, не зная, будет ли продукт их труда кем-либо куплен.

Ситуация усугубляется и неравной системой распределения. Задолго до Маркса Сисмонди и «левые рикардианцы» утверждали, что труд рабочего создает сверхстоимость (или прибавочную стоимость), которая присоединяется либо к доходу капиталиста или рабочего, а чаще всего — расходуется на производительное накопление, т. е. на расширение производства, поскольку таковы условия игры при неограниченной конкуренции. Смит и Рикардо однозначно считали, что рост производства — это благо для общества, поскольку это снижает цену товаров, способствует повышению спроса на рабочую силу, что приводит к росту заработной платы. Смит был настроен оптимистично по поводу роста социального благосостояния с развитием капитализма, а Рикардо видел пределы роста лишь в удорожании природных ресурсов и в снижении вследствие этого нормы прибыли. Но ни тот, ни другой не учли, что рост производства должен сопровождаться соответствующим ростом денежного дохода. А в условиях конкуренции этого роста дохода нет — ведь доход рабочего в виде заработной платы всегда ограничен минимумом, поскольку экономия на заработной плате — экономия издержек производства, диктуемая условиями рынка. Кроме того, конкуренция между рабочими в условиях наличия избыточной рабочей силы или безработицы не позволяет увеличивать размеры заработной платы. Но ограничен доход не только рабочего, но и капиталиста, поскольку в условиях неограниченной конкуренции последний вынужден большую часть прибыли инвестировать в производство. Поэтому при росте производства товаров не наблюдается аналогичного роста доходов, производство не согласуется с потреблением — и все это приводит к кризису.

Какой же выход из такой ситуации видел Сисмонди? При справедливом распределении сверхстоимости возможно постепенное прогрессивное развитие производства, но для этого необходимы политические меры. Государство должно обеспечивать общее благосостояние, защиту слабого от сильного, охрану трудящихся от воздействия конкуренции. Оно замедляет рост капитализма, способствуя справедливому распределению. Основные меры государственного регулирования Сисмонди видел в следующем: поощрение мелкого капитала, где работник является собственником; участие рабочих в прибыли; установление гарантированного минимума заработной платы; законодательное ограничение рабочего дня; ограничение применения новой техники; организация отраслей производства по принципу цеховой системы. Конечно, многое из требований Сисмонди сейчас выглядят архаично — ученый все время оглядывается назад, в сторону мелкого крестьянского хозяйства и ремесленного труда, за что и был причислен В.И. Ульяновым-Лениным к «экономическим романтикам». Но многие из его требований регулирования рынка сегодня выполнены — неслучайно Сисмонди иногда называют предтечей Кейнса. Нельзя сказать, что другие экономисты не видели проблему кризисов в то время. Рикардо, конечно же, ее заметил, но объяснял достаточно тривиально: кризисы являются результатом несовершенства механизма конкуренции (благодаря монополиям, неправильной государственной политике и пр.). Сисмонди же увидел в кризисах естественные противоречия капиталистической динамики. Это был новый метод экономического анализа — капитализм рассматривается как процесс, а производство — как воспроизводство, причем экономическое воспроизводство было поставлено в зависимость от его социальных ресурсов.

Итак, социологическая концепция Сисмонди связана со следующими идеями:

экономика и ее динамика должны оцениваться прежде всего с точки зрения социальных результатов — благосостояния всех слоев населения;
механизм конкуренции вовсе не является общественным благом, поскольку нарушает естественное равновесие производства и потребления;
динамика капитализма в условиях неограниченной конкуренции приводит к росту безработицы и кризисам, а средством исправить ситуацию является внешнее регулирование экономики — со стороны государства.

В определенной степени теория Сисмонди, как и «левых рикардианцев», была реакцией на некоторые новые изменения, возникшие в экономической жизни после Смита (например, кризисы, рост безработицы, социальные конфликты), экономическая наука откликалась на то, что тогда называлось «рабочим вопросом». Но более глубоко социальные противоречия капитализма были раскрыты лишь Марксом.

Итак, подведем некоторые итоги анализа этого этапа развития экономической науки.

Во-первых, классическая школа политической экономии в лице Смита и Рикардо заложила основы экономической науки, представленной как новый экономический метод исследования общества; именно классиками в их полемике с меркантилизмом и физиократами было показано, что такое экономика как часть общественной жизни, как хозяйство влияет на общество и как обуславливается им; классическая школа выявила закономерный естественный характер функционирования и развития экономики, рассмотрев ее трудовую основу.

Во-вторых, классическая школа выявила основные принципы соотношения экономики и общества для своей эпохи, показав, что социальная структура капиталистического общества функционирует исходя из экономических принципов распределения, что социальные отношения строятся на основе принципов утилитаризма, рационализма и конкуренции, а человек все более становится «экономическим человеком».

В-третьих, классическая школа установила правила взаимодействия экономики и государства, объявив принципы невмешательства государства в дела экономики.

В-четвертых, классическая школа, особенно в лице Рикардо и «левых рикардианцев», правильно определила основное социально-экономическое противоречие капитализма — между трудом и капиталом, а Сисмонди показал противоречивые социальные результаты экономической динамики капитализма.

Классическая школа представляет собой первый источник экономико-социологического мышления; именно она заложила основы того, что теперь называется экономическим методом исследования общества. Растущие социальные противоречия, революция 1848 г. во Франции, рост рабочего движения — все это требовало новых методов, новых идей и теорий. В ответ возникает материалистический метод анализа экономики и общества.

Предыдущая статья Экономические теории распределения Следующая статья Эпистемика информации: модель потребления

Статьи по теме